— А я подумала, сэр, вы потому рисуете океан, что хотели бы по нему плыть.

— Плыть? — Удивившись, он на мгновение отложил кисть.

— Ну, на корабле, — кивнув, пояснила Дина. Она чувствовала себя страшно глупо.

— Конечно, на корабле. Но почему у меня Должно появиться такое желание?

— Ну, потому что… Там находится ваша родина… Если вы тоскуете по ней и мечтаете переплыть океан, чтобы вернуться домой… вы рисуете океан… — она замолчала, с трудом переводя дыхание.

— Но моя страна здесь! — Он удивленно смотрел на нее. — Это моя родина! И у меня нет, желания ее покинуть.

Дина в третий раз повторила: "О-о-о!.." — и умолкла. Попытка потерпела полное фиаско. Эйп-рил легко было говорить: "Втяни его в разговор!" Придется сказать ей дома пару ласковых слов.

После продолжительного молчания Дина предприняла новую попытку:

— Сэр, вы давно уже рисуете картины?

— Давно, очень давно.

"Ну, скажи еще что-нибудь, только не "о-о-о!" — мысленно твердила Дина. В конце концов она с трудом выдавила из себя:

— Сэр, а где вы рисовали до того, как приехали сюда?

— В Париже, — ответил Пьер Дегранж, выбирая из ящика кисть.

— Но там вы не могли рисовать океан, — резонно заметила Дина.

— Не мог, — согласился он.

— А что вы там рисовали?

— Дома, людей и лошадей. А временами и деревья.

Дина удержалась от очередного "о-о-о!" только в самый последний момент.

— Но вы предпочитаете рисовать океан?

— Решительно предпочитаю.

С языка едва не сорвалось снова: "Почему?" Разговор совершил полный круг и вернулся к исходному пункту. В отчаянии она взглянула на часы. Прошло уже полчаса, а она узнала всего лишь, что мистер Дегранж до этого жил в Париже и любит рисовать океан.

Она старалась придумать какой-нибудь толковый вопрос. Например: "Где вы были, сэр, в среду днем между четырьмя часами и половиной пятого пополудни?", или "Слышали ли вы, сэр, о некоем Армане фон Хёне?", или "Хорошо ли вы знали флору Сэнфорд, сэр?" Но ни один из вопросов не показался ей ни достаточно деликатным, ни особенно толковым.

— Пожалуйста, сэр…

На этот раз Пьер Дегранж отложил в сторону кисти и повернулся к ней лицом:

— Слушаю тебя. Чего ты хочешь? Дине показалось, что голос его звучит немного жестка.

— Сэр, вы убили Флору Сэнфорд, так как она узнала, что вы в действительности не Дегранж, а Арман фон Хёне?

И тут же до нее дошло, что она наделала! Ну, что же, никакие другие слова не пришли ей на ум. Сколько раз мать и Эйприл повторяли ей: "Дина, не надо тут же произносить все, что просится тебе на язык!" И вот случилось, и теперь возможны самые трагические последствия. Эйприл никогда ей не простит, что она так плохо выполнила поручение. А если мистер Дегранж — убийца…

Пьер Дегранж молча смотрел на нее, словно потеряв дар речи. Лишь после продолжительной паузы он начал медленно и аккуратно собирать инструменты и складывать мольберт. Дину захлестнула паника. Она не могла шевельнуться. Ее намертво приковало к месту.

Наконец, Пьер Дегранж взглянул на нее.

— Великий Боже! — всего только и вымолвил он.

Объятая страхом Дина так и не уловила, что произнес он два этих слова без обычного забавного иностранного акцента, который с восторгом пыталась воспроизводить троица юных Кэрстейрсов.

Сейчас он точно ее убьет. Наверно, у него в кармане револьвер сорок пятого калибра. Застрелит, а потом подкинет тело в заброшенный бассейн. Убежать невозможно, вокруг нескончаемый песчаный пляж. Кричать бесполезно, на горизонте ни единой живой души. В мозгу мелькнула совершенно нелепая мысль: "Сейчас меня нельзя убить, некому будет приготовить обед. Мать занята, Эйприл не сумеет запечь цыплят, да и вообще никто не знает, куда я спрятала арбуз, который хотела подать на стол, как приятный сюрприз".

— Умоляю, — прошептала Дина, — не делайте этого, сэр! Кроме нас троих, никто об этом не знает, а мы никому не скажем, так как нам все равно, зовут ли вас Арман фон Хёне или иначе, а мамуся сказала, что миссис Сэнфорд была очень злой женщиной, и потому, даже если вы ее убили, могу дать вам слово, сэр, что мы вас не выдадим. А если вы должны это сделать, то прошу вас, сэр, позвонить домой и сказать Эйприл, что арбуз лежит в кладовой под картошкой, иначе он до завтра испортится.

— Что я должен сделать? — ошеломленно переспросил художник.

— Застрелить меня, — ответила Дина, сомкнув веки.

Ящик с красками выпал у художника из рук. Пьер Дегранж сотрясался от смеха. Он смеялся так, что по его загорелым щекам покатились слезы. "О Боже! — с трудом выдавил он из себя. — О Боже!" Он уселся прямо на песок, укрыл лицо в ладонях и заливался смехом.

Неожиданно засмеялась и Дина, сначала несмело, потом все более искренне, от всего сердца.

— Что за вздор! — вскричала она, вновь обретя дыхание. — Но…

Они глянули друг на друга и вновь взорвались смехом. Они хохотали так громко, что пара круживших поблизости чаек, испуганно рванулась прочь от берега.

Наконец Пьер Дегранж успокоился, вытер глаза цветистым платком, громко высморкался, вынул из кармана трубку.

— Значит, я похож на убийцу?

— Нет, нет! Ничего подобного! — живо запротестовала Дина — Поэтому мне сейчас и смешно, что я могла бояться вас, сэр.

— Дина, это весьма важное дело, — произнес очень серьезным тоном Пьер Дегранж.

— Не старайтесь говорить с иностранным акцентом, сэр. Я только что слышала, как прекрасно вы обходитесь без него. Но можете быть спокойны. Я вас не выдам.

— Надеюсь. Дело очень серьезное. Скажи, почему тебе пришло в голову…

— Ну, если вы Арман фон Хёне, сэр, а миссис Сэнфорд сохраняла эти письма… Она шантажировала вас, пока не вытянула все деньги, вырученные от продажи семейных драгоценностей…

— Скажи мне, — прервал он озабоченным тоном, — где вы нашли эти письма и где они сейчас?

— Нет… — она запнулась. — Не могу сказать. Это наша общая тайна с Эйприл и Арчи.

— Тебе придется посвятить меня в эту тайну, если хочешь узнать от меня кое-что об Армане фон Хёне.

— Не могу! — отчаянно упиралась она. — Вы еще проговоритесь в полиции либо скажете нашей матери…

— Можешь спокойно рассказать мне все. Если я выдам твою тайну, ты выдашь мою! Видишь, мы можем доверять друг другу.

С полминуты Дина задумчиво приглядывалась к Пьеру. Казалось, ему можно верить. Хотя…

— Все началось с того, — медленно заговорила она, — что нам захотелось, чтобы, открыв убийцу миссис Сэнфорд, наша мать приобрела широкую известность. Тогда ей не пришлось бы больше так много работать… И мы пробрались на виллу миссис Сэнфорд, обыскали весь дом и нашли эти бумаги. Это все! — Она решила не вдаваться в детали.

— Обыскали весь дом и нашли эти бумаги? — Он словно не верил собственным ушам.

— Да, — подтвердила Дина, — для нас в этом не было ничего трудного.

— Это верно, — согласился Пьер Дегранж, попыхивая трубкой. — А где сейчас эти бумаги?

— Они… — Она умолкла. Не хотела назвать тайник из. боязни, что Пьер Дегранж мог бы отобрать у них документы. Не хотела и обманывать, сказав, что бумаги уничтожены, потому что это была бы явная ложь.

— Они никогда больше не увидят дневного света, — объявила Дина.

Он испытующе взглянул на нее и по глазам понял, что Дина говорит правду.

— Благодарение Богу, — только и произнес он.

— А сейчас, сэр, расскажите, пожалуйста, историю Армана фон Хёне, иначе я пойду и сообщу обо всем полиции!

Пожалуй, было не слишком деликатно побуждать собеседника к откровенности таким способом, но Дина чувствовала, что аргумент прозвучит убедительно.

— Это очень серьезное дело, — повторил Пьер Дегранж. — Я имею в виду не убийство Флоры Сэнфорд, с которым оно никак не связано. Ты прижала меня к стене, но прежде чем я скажу тебе правду, ты должна понять, что об этом нельзя рассказывать никому.

— За исключением Эйприл, — быстро вставила Дина. — От нее я ничего не могу скрывать, да она, как всегда, и сама все выяснит.