— Но как мы вообще отсюда выйдем? — неожиданно сообразила я.

— В крепости был второй, секретный ход. Если верить карте, он ведёт из последнего, шестого саркофага к пещере, что недалеко от трещины, через которую мы сюда попали.

— Чего ж мы тогда этим ходом сюда не вошли?

— Изнутри саркофаг может открыть только тот, для кого он был построен. Ты видишь среди нас последнего воеводу Марены?

Я промолчала.

Мешки были доверху нагружены ценностями. Пора было возвращаться.

Следы боя в комнате с саркофагами исчезли, будто его здесь и не было. Только труп Монаха остался у стены. Одноглазый поочерёдно сдвигал крышки саркофагов, и я складывала назад украденное оружие. Воеводы Марены лежали каждый на своём месте, словно мы и не сражались с ними никогда. После этого нам удалось сдвинуть крышку шестого саркофага. Под ней оказался лаз с ледяными ступеньками. Через несколько минут пути коридор превратился в каменный ход, похожий на тот, по которому мы сюда вошли. Вот только стало нас меньше.

Шли долго и медленно — тяжеленные мешки не позволяли передвигаться быстрее. Обратный пусть занял втрое или даже вчетверо больше времени. Слава Макоши, на этот раз ход был широким.

Мы вышли из пещеры верстах в двух от прохода к замку. Кони, как и говорил Шторм, ждали нас у трещины. Большую часть добра погрузили на свободных лошадей и двинулись верхом. До конца срока, отведённого нам капитаном, оставалось не так много времени. Снова потянулись дни, наполненные холодным светом луны и блеском снега.

Каким образом Шторм привёл нас назад, я так и не поняла. Мы прибыли на место встречи как раз в тот момент, когда посланная за нами шлюпка причалила к берегу. Моряки не стали задавать лишних вопросов, никто не говорил о двух путниках, что отправлялись в дорогу вместе с нами, и не спрашивал о том, что в тюках.

Дорогу до Отто я почти не запомнила. Холодный ветер и воздух сказались на моём здоровье — большую часть пути я чувствовала себя так плохо, что сил хватало лишь на то, чтобы доползти до рукомойника да до помойного ведра. Когда на горизонте появился приморский город, мне чуть полегчало.

В Отто мы остановись в лучшей гостинице. Пришел момент расставания, и все это понимали. Меня впервые за время путешествия охватили сомнения — удастся ли мне осуществить задуманное? Смогу ли я пройти свой путь до конца, и не лучше ли будет просто забрать свою часть наследства Патрона и начать новую жизнь где-нибудь подальше от мест былой славы?

На следующий вечер, тщательно заперев двери в комнаты, мы встретись за столом в таверне. Золото Марены уже разделили, каждый получил свою долю и решал, что делать дальше.

— Ну, и кто теперь куда?

Одноглазый был мастером задавать актуальные вопросы. Никто делиться планами не спешил.

— Я вот всё думал… Сначала на родину хотел вернуться. Я из Черкассы, что на юге, в горах. В деревне, где родился, уже, чай, тридцать лет не был. Думал, вот вернусь, обзаведусь хозяйством и всё такое. А как долю свою получил, так прикинул — уже никто и не помнит меня в тех краях. К кому мне возвращаться? Вот ты, Шторм, в Ганарию, на родину собирался, а чего делать там будешь?

— Не знаю пока, — честно признался Шторм. — А ты, Сирин, чем заняться планируешь? Ты теперь невеста завидная — хоть за князя, хоть за графа… С такими-то деньжищами, они и тебя в добавку к приданому возьмут.

— Я… — я замолчала. Говорить колкости не хотелось, ведь это был наш последний вечер вместе. Мы столько пережили, сражались спиной к спине, этим людям я доверяла свою жизнь. Может быть, свои тайны им тоже можно было доверить? — Я назад. В Тирит.

— К Патрону? — переспросил Однолазый. — Вряд ли батьку обрадует твоё…

— Нет, не к Патрону, — оборвала я рассуждения великана. И начала рассказ.

— Родилась я на хуторе, в пригороде Тирита. В семье нас было двое — я и сестра моя старшая, Эления. Она была очень красивой — даже тиритские знатные дамы не могли в этом с ней сравниться. Ухаживал за ней тиритский бард — Орин. Светловолосый, голубоглазый, ладный, с голосом, от которого даже соловьи замолкали — заслушивались…

Я откашлялась, сообразив, что слишком увлеклась описанием Орина. Да и было отчего увлечься.

— Он однажды на нашем хуторе непогоду пережидал — так они и встретились. Говорили о свадьбе. Уже и с родителями сговор был, и сватов засылали — всё, как полагается. Но тут в наши края нелёгкая принесла Холла Рейлея. Думаю, вы о нём слышали. Он уже тогда был богатым воином, а сейчас, наверное, богаче самой Марены. Между собой его все, кто знал, звали «Холл-зверь». Люди боялись его сильнее молнии и пожаров. Рассказы о его жестокости по всему королевству ходили. Однажды, в базарный день он увидел мою сестру. А дальше… Дальше он явился прямо на свадьбу, за "правом первой ночи". Был в древние времена такой обычай — землевладелец, или градоначальник, могли в день свадьбы придти за невестой, чтобы провести с ней первую ночь. Уж не знаю, кого там Холл подкупил, но по всем бумагам земля наша ему на тот момент принадлежала. Обычай этот все давно забыли, да и кто в своём уме уступит молодую жену невесть кому? Естественно, такому повороту никто не обрадовался. Мужчины схватились за оружие, стало понятно, что за свадьбой в деревне будут похороны. Но все остались живы. Моя сестра сама с Холлом ушла, чтобы кровопролития не допустить. То, что мы были сёстрами, не значит, что мы были похожи. Я бы первая всех воинов Холла вырезала, но…

В общем, утром её назад в карете привезли. Все остались живы, но настроение было хуже похоронного. Отец переживал, Орин злился на сестру, даже не смотрел на неё. Ушел на реку, и я с ним. Вернулись только к вечеру, а во дворе полно холловых людей. Рейлей вернулся за моей сестрой. Отец сам Элению ему вывел, что с него взять — простой хуторянин. Не знаю, на что он надеялся, на следующий день после свадьбы отдавая дочь лендлорду… Орин не выдержал, кинулся на Холла, но где уж барду с отрядом воинов совладать. Орина убили. Холл, в гневе за то, что кто-то посмел ему перечить, приказал сжечь хутор дотла вместе со всеми обладателями. Элению увезли, больше я её не видела. Сама я в поля убежала, в суете про меня все забыли. Когда вернулась — хутор ещё горел, а… Хотя, это не так важно всё.

Я помолчала, размышляя, стоит ли продолжать рассказ. Вспоминать обо всём этом до сих пор было тяжело, и я сомневалась, что когда-нибудь смогу говорить о Холле спокойно.

— Говорили, что Холл её в Тирит увёз, я отправилась за ними. Нашла его дом — хотя какой там дом, крепость целая. Мне повезло — из-за дурного характера хозяина там постоянно требовалась новая прислуга. Меня взяли поломойкой, и я стала искать возможность встретиться с сестрой. Холл её в башне держал, никому не дозволялось туда входить, кроме одной старой служанки, что самого Холла вынянчила. Долго я там работала. Слуги поговаривали, что пленницу в башне хозяин избивает до полусмерти, да ещё и на слугах отыгрывается. Было время, когда Элению там, наверху, неделями не корми — Холл запрещал. А потом начали шептаться, что пленница понесла. У Холла уже был один сын, в законном браке рождённый, а уж бастардов и не сосчитать. Как только она сделалась беременной, Холл стал к ней иначе относиться. Перевели её в другую башню, с большими окнами, коврами, тёплым камином. На следующее же утро она из окна выбросилась. И себя убила, и ребёнка своего. Я когда тело сестры увидела, чуть с ума не сошла. Бросилась на Холла… Не убила, понятное дело. Тогда бы мне мои ножи… Но мне было двенадцать, и навыки обращения с оружием сводились к чистке рыбы на кухне. Его прислужники меня схватили, страже отдавать не стали, решили сами разобраться. Избили, чтобы "охоту отбить на хозяев кидаться", и бросили в канаву. Доползла я до чьей-то двери, хозяин того дома меня нашел, подумал, что я отправилась к праотцам, и снова в канаву унёс. Оттуда меня Патрон уже вытащил.