10. «Прозрение» самого психолога, когда он «вдруг» осознает для себя, что его профессия «дурацкая», что он занимается «никому не нужными делами» и т. п. С одной стороны, недовольство собой и своей работой — это признак творческого, требовательного, рефлексирующего субъекта труда. Но, с другой стороны, такая «рефлексия» может привести к развалу собственной работы, отразиться на благополучии клиентов и привести даже к разрушению личности самого психолога. Проблема в том, как использовать энергию этого внутреннего кризиса не только для совершенствования своей работы, но и для личностного развития в своем труде. И если психолог почувствует, что такой кризис для него непреодолим, то лучше признаться себе в этом и просто поменять профессию.
11. Неверие в возможности клиента самому разрешить свою психологическую проблему. Это как бы «оправдывает» недопустимую тенденцию психолога откровенно манипулировать сознанием клиента, превращая его в «пассивный объект» своих воздействий, и вместо него решать его жизненные психологические проблемы.
12. Работа без должной теоретической и методической подготовки, когда психолог берется за решение сложных проблем, а сам не имеет для этого ни опыта, ни квалификации. К сожалению, в условиях массовой подготовки психологов, когда невозможно проконтролировать образовательный процесс, выпускается довольно много специалистов, которые не обладают фактической готовностью к оказанию квалифицированной помощи клиентам и «выкручиваются» в основном с помощью своего жизненного «обаяния», «здравого смысла» или обыкновенной «наглости» и «напористости».
13. Проблема критериев оценки эффективности психологической помощи, когда сложно оценить, действительно ли хорошо поработал психолог. Обыкновенная ссылка на то, что «клиент остался доволен», часто бывает неубедительна, поскольку клиент не всегда понимает суть оказываемой помощи (он ведь не специалист). Даже в тех редких случаях, когда с клиентом удается организовать реальное взаимодействие и степень его субъектности повышается, все равно сразу оценить истинный эффект помощи также бывает затруднительно, так как помощь в решении сложных психологических проблем часто вообще предполагает отсроченный эффект, который будет по–настоящему осознан клиентом лишь много позже, уже за рамками консультации.
Например, в таком сложнейшем виде психологического консультирования, как оказание помощи в планировании перспектив личностного и профессионального развития (в профконсультации), подлинный эффект может быть оценен лишь после того, как человек сумеет прожить действительно полноценную трудовую жизнь, да еще будет упомянут благодарными потомками (по этому поводу Е. А. Климов даже говорит, что «профконсультация по сути своей обращена в будущее»). Использование так называемых «оперативных критериев оценки эффективности» помогает лишь отчасти решить эту проблему и, в лучшем случае, позволяет спрогнозировать (экстраполировать) эту эффективность на будущее, но опять же неясно, где критерии успешности таких прогнозов?
Но поскольку психологу хочется уже сейчас доказать всем (и клиенту, и коллегам, и самому себе), что его работа очень «полезная» и очень «квалифицированная», то иногда он просто умело внушает клиенту, что у него «осуществился личностный рост», что он «стал иным» и т. п. Нередко такие клиенты, отвечая на вопрос, чем Вам помогла консультация (или психотерапевтическая группа), отвечают фразами и цитатами из учебника по психотерапии. Клиентов по–своему можно понять, ведь им трудно осознавать, что до реального личностного роста еще далеко (для этого нужно еще самостоятельно «созреть» и проверить себя в реальных личностных «поступках» в ответственные моменты жизни) и они зря заплатили свои деньги за посещение психотерапевта. Но психотерапевту проще бывает создать иллюзию «психологического роста» и сделать так, чтобы клиент хотя бы этим был «доволен».
14. Отсутствие в стране на данный момент ее развития идеалов личностного и профессионального самоопределения. Еще Э. Эриксон говорил о том, что для подростка (а мы бы добавили, что и для всякого самоопределяющегося человека) крайне важны «символы веры и программы», проблемы поиска «идеологии и аристократии» и «чтобы сохранить себя от распада, они (подростки. — Я. П.) временно сверхидентифицируются (до внешне полной утраты идентичности) с героями клик и компаний» (см. Эриксон, 2000. — С. 250—251). Сложность заключается в том, что самоопределяющийся человек еще не научился различать героев подлинных и мнимых, и поэтому он часто оказывается дезориентирован. К сожалению, и психологи (да и не только они) также часто не до конца разобрались для себя, кто может выступать образцом для подражания, а кто — лишь имитирует такие образцы, что затрудняет психологам оказывать полноценную помощь и их самоопределяющимся клиентам.
Но многие «элитные» представители культуры не только часто обращаются к «мародерам», которым в нашей стране «досталось поле битвы», как к потенциальным «спонсорам» (иногда просто пресмыкаясь перед откровенными «бандитами»), но фактически и одобряют их существование. Вот и возникает вопрос: если уж самые «элитные» люди страны превращаются в холуев мародеров, то с кого же брать пример самоопределяющемуся клиенту (да и самому психологу как развивающемуся субъекту профессионального и личностного самоопределения), где и как искать «аристократию» и «идеологию»?
Хорошо сказал по этому поводу известный драматург Б. Брехт: «Несчастна страна, у которой нет героев». Но, наверное, еще несчастнее страна, где имеются и умело пропагандируются «псевдогерои», «псевдоэлита». Отсутствие героев (по Б. Брехту) хотя бы осознается и переживается как «несчастье», что еще оставляет надежду на улучшение ситуации. А вот когда «псевдогерой» становится привлекательным для основной массы населения, то исчезает даже надежда на улучшение, так как многие убеждены, что все «и так прекрасно». «Псевдогерой» фактически дезориентирует самоопределяющуюся личность, выступая как реальный конкурент психолога, пытающегося обеспечить условия для полноценного личностного развития самоопределяющегося человека. И во многом победа в такой конкуренции (с современными средствами массовой информации, а точнее — массовой манипуляции, восхваляющими разного рода ничтожеств, добившихся «успеха», основанного на сомнительном «богатстве» и искусственной «популярности») зависит от позиции самого психолога, от того, насколько он сам сумеет разобраться в истинных и ложных «идеалах».
15. Проблема «сапожника без сапог» заключается в том, что у многих психологов имеется немало и собственных психологических проблем. И тогда возникает вопрос: имеют ли они право помогать другим людям, сами не разобравшись до конца со своими проблемами? С одной стороны, если психолог постоянно проецирует свои проблемы на ситуации обращающихся к нему за помощью клиентов (видит в проблемах клиентов только свои собственные проблемы), то это, естественно, мало способствует эффективной помощи клиентам. Поэтому психолог должен уметь абстрагироваться от своих проблем хотя бы на время работы с клиентом, отличать его проблемы от своих — то есть психолог должен знать себя настолько, чтобы можно было говорить о его личностной проработанности. Если у психолога не будет собственного опыта переживания серьезных проблем (и даже опыта преодоления внутренних кризисов), то ему сложнее будет понять проблемы других людей (клиентов). Кроме того, мы не раз отмечали уже, что само развитие психолога–профессионала предполагает преодоление определенных кризисных ситуаций.
Трудно представить себе специалиста–человековеда с лицом, «не обезображенным интеллектом», «не тронутым никакими переживаниями» и вообще специалиста–психолога, у которого все «о'кей». Можно предположить, что у части клиентов (но не у всех!) такой «специалист» просто не вызовет доверия и они не заходят иметь с ним дело. Хотя иногда для того чтобы вселить в клиента оптимизм, можно посмотреть на него и «ясными глазами», и сделать выражение «жизнерадостного простачка».
