Андрей Филиппович шел мелким быстрым шагом, думая о предстоящей работе.

Почти одновременно с Михайловым в ГАИ прибыл эксперт-криминалист, приглашенный для осмотра задержанной машины. Вскоре следователь, эксперт, начальник ГАИ, понятые и задержанный шофер Каблуков столпились у машины. Осмотр начался. Первое, что бросилось всем в глаза, — это левая фара. В ней не было стекла и лампочки.

— Где стекло и лампочка? — спросил Михайлов, повернувшись к Каблукову.

— Кто-то украл.

— Когда?

— Вчера.

— Где?

— В деревне Поспеловке.

— Во сколько?

— В полдень.

— При каких обстоятельствах?

— В магазин я заходил. Машина стояла за углом…

— Кто может подтвердить?

Водитель неопределенно пожал широкими плечами. Начальник ГАИ незаметно для других подмигнул Андрею Филипповичу, который в ответ невесело улыбнулся и предложил поставить машину так, чтобы фары встретились с лучами солнца. Начальник ГАИ сел в кабину, сдал машину назад, описал полукруг, остановился, и опять машина поползла назад.

По предложению следователя эксперт снял стекло с правой фары, внутри которой сверкнули от солнца три мелких стеклянных осколка. Их показали понятым и лишь потом осторожно взяли, завернули в чистую бумажку, положили в пустой спичечный коробок.

Следователь и эксперт работали старательно. Их внимание задерживалось на каждом квадратном дециметре. И не напрасно. Внизу, на стыке передней стенки кузова и правого борта, Михайлов заметил крохотный кусочек черного материала. Он был зажат между гайкой и шплинтом. Выше, под кронштейном крюка, затаилась одна русая волосинка. Ее, как и осколки, осторожно изъяли, бережно упаковали в тот же коробок.

Эксперт с колеса шагнул в кузов и сверху вниз стал осматривать правый борт. Не обнаружив ничего, он подошел к кабине и посмотрел вниз на переднюю стенку кузова. В этот момент солнце выкатилось из-за толстого облака.

— Осколок стекла, — радостно сообщил эксперт. — Под прямым углом хорошо виден. Блестит на солнце.

Все, кто находился у машины, вплотную приблизились к месту, где держал указательный палец эксперт…

Не менее придирчиво обследовались колеса, нижняя часть машины. Однако больше ничего не обнаружили.

Протокол осмотра автомашины Андрей Филиппович дописал в кабинете начальника ГАИ. Здесь же находились остальные участники осмотра. Михайлов прочитал написанное не громко, но выразительно. Замечаний ни от кого не поступило. Достоверность текста каждый подтвердил личной подписью. Последним расписался начальник ГАИ, хотя его фамилия значилась не последней, а где-то в середине. Возвращая Михайлову авторучку, начальник ГАИ поинтересовался:

— Шофера будете допрашивать?

— Да.

— У нас или в райотделе?

— У себя.

— Могу довезти.

— Не откажемся, — улыбнулся Андрей Филиппович, застегивая на кнопку коричневую папку.

Ехали молча. Газик вздрагивал на выбоинах. На перекрестках ему послушно уступали место другие машины. Водители бывают предельно осторожны, когда видят, что в красную ленту, которой подпоясан синий кузов, вплетены крупные белые буквы: «ГАИ».

У белого двухэтажного здания газик остановился. Андрей Филиппович нажал никелированную ручку, толкнул дверцу, спрыгнул на асфальтированный тротуар. За ним медленно вывалился шофер Каблуков.

— Прошу, — мягко произнес Михайлов, взглядом показывая свежевыкрашенную дверь райотдела.

Оглядевшись по сторонам, Каблуков медленно поплелся к крыльцу. За ним шел Андрей Филиппович. Скоро они оказались в небольшом кабинете, где единственное окно выходит на юго-запад. У самого окна сомкнуты два одинаковых стола. Около них — по одному стулу. Возле стен по три стула. Все это Каблукову бросилось в глаза, как только он перешагнул порог. И лишь потом он увидел темно-коричневый сейф, оказавшийся чуть сзади, в правом углу.

Повесив шляпу на вешалку, Андрей Филиппович расчесал русые волосы, дунул на расческу, заложил ее в футляр, сунул в карман, сел за стол, бодро произнес:

— Садитесь, Каблуков.

Шофер неохотно опустился на средний стул. Стянул черную, пропитанную маслом и пылью кепи, откинул назад черные волосы. Только сейчас он почувствовал, что сердце бьется как рыба, выкинутая на берег. Пальцы дрожат. Он знал: его будет допрашивать этот худощавый узколицый следователь, одетый в светло-коричневый, уже не новый костюм. Раньше Каблукову никогда не доводилось сидеть перед следователем, и поэтому им овладело не только волнение, но и страх.

Андрей Филиппович расстегнул папку, достал чистый бланк протокола допроса, с минуту разглядывал потемневшее от загара задумчивое лицо Каблукова, спросил:

— Документы есть?

— Права у вас.

— Паспорт?

Каблуков молча опустил толстую кисть во внутренний карман пиджака, вытянул складной потрепанный бумажник, достал паспорт. Михайлов внимательно разглядывал в левом нижнем углу маленькую фотокарточку, оттиски печатей. Убедившись, что подделки нет, перевел взгляд выше: «Каблуков Виталий Тарасович…»

Приступать к допросу Андрей Филиппович не спешил. Он всегда сначала заводил простой разговор, иногда с пустяка, не относящегося к делу. После беседы у него складывается определенное мнение о человеке, с которым его свела нелегкая служба следователя.

Перелистывая паспорт, Михайлов не нашел штампа о браке. Повернулся к Каблукову:

— Двадцатишестилетний холостяк?

— Ага.

— Почему?

— Так.

— Вас не любят или вы? — тугая улыбка скользнула по узкому лицу Михайлова.

— Не знаю.

— Плохо, когда человек сам о себе не знает.

Каблуков промолчал, неопределенно пожав широкими плечами. Андрею Филипповичу не раз встречались такие малоразговорчивые люди. Из опыта знал: с ними зря тратишь много драгоценного времени. Поэтому он не навязывает им своего разговора, убежденный, что толку не будет. Так человек устроен — живет сам в себе. Таких нелегко и допрашивать. Вот и сейчас допрос идет трудно. Каблуков неохотно отвечает на все вопросы, иногда разводит в стороны тяжелые руки.

Низко склонившись над столом, Михайлов торопливо записывает ответ, вскидывает голову, смотрит в лицо допрашиваемому, задает новый вопрос:

— Вы продолжаете утверждать, что у вверенной вам машины стекло от левой фары украли?

— Да.

— Скажите, правая фара была когда-нибудь разбита?

— Нет.

— Как же там оказались осколки стекла?

— Не знаю. Машина не новая. Может, до меня ломали.

— Кто на ней работал до вас?

— Не знаю.

— Постойте, ведь вы от кого-то принимали машину?

— До меня на ней работал какой-то приезжий. Я его не знаю. Он уехал.

Нервная дрожь бежит по телу, но следователь не должен срываться. Корректность и только корректность! И Андрей Филиппович крепится. Сжимает левую ладонь, чтобы меньше была заметна дрожь. Несколько секунд молчит и как можно спокойнее спрашивает:

— Когда и как могли оказаться на машине осколки стекла и лоскуток материи?

— Не знаю.

— Когда последний раз открывался правый борт?

— Позавчера.

— Кто открывал?

— Я.

— При каких обстоятельствах?

— Разгружали…

— Может, лоскуток вырван из вашей одежды?

— Не знаю.

Каблуков уверяет, что правил движения не нарушал, никакого человека машиной не сбивал, хотя не отрицает, что ночью ехал именно по той улице, на которой нашли труп… Андрей Филиппович дописал протокол, подал Каблукову:

— Читайте. Подписывайте каждую страницу.

Принимая листы, исписанные синими чернилами, Каблуков молча кивнул лохматой головой. Потом медленно водил большими глазами по каждой строке. Со стороны казалось, что он заучивает каждое слово.

Облокотившись на стол, Михайлов терпеливо ждал. В кабинете висела тишина. В открытую форточку вбегал свежий ветерок, рассеивался по комнате. Следователь с наслаждением дышал легким воздухом, изредка поглядывая на шофера. Дочитана последняя страница. Каблуков тянется за канцелярской авторучкой.