– Дело в том, что в этой квартире, как вы, наверное, уже слышали, произошло убийство, а владелица квартиры некая Юшкова Светлана Васильевна в данный момент отсутствует.
– Вопрос поняла, – сказала женщина, хотя Худолей не успел ни о чем спросить. – Про убийство слышала. Кого именно убили, не знаю, но некоторые наши жильцы, – женщина кивнула в сторону коридора, где продолжали гневно бесноваться старухи, – утверждают, что эту женщину видели. Бывала она у Юшковой. Более того, она бывала здесь и до Юшковой. Последнее обстоятельство, думаю, вам покажется интересным. Кстати, меня зовут Элеонора Юрьевна. – Она вскинула голову как бы говоря, что готова по этому поводу выслушать самые нелестные замечания.
– А я – Худолей. Валентин, если уж полнее.
– А по батюшке?
– Алексеич.
– Неплохо, – кивнула Элеонора Юрьевна. – Это что касается первой части вашего вопроса. А что касается второй части… Никакой владелицей Юшкова не является. Квартиру она снимала. И платила за нее двести долларов в месяц.
– Сколько?!
– Двести долларов. Другими словами, шесть тысяч рублей. Ваша зарплата, простите, сколько составляет?
– Вдвое меньше.
– А моя втрое, – Элеонора Юрьевна опять по странной своей привычке пустила дым под стол. На этот раз Худолею показалось, что дым поднимается из-под юбки домоуправа, будто там в неведомых глубинах что-то не то пылало, не то плыло. – Вас это не наводит на мысли?
– Наводит.
– Это хорошо. Подобные цифры всех наводят на мысли. И, что самое интересное, на правильные мысли. Безошибочные. У вас ведь безошибочные мысли?
– Надеюсь. Скажите, Элеонора Юрьевна, а кто владелец этой нехорошей квартиры?
Но ответить она не успела – нервно вздрагивающая дверь наконец освободилась от крючка – он как-то обесчещенно откинулся и повис на изогнутом гвоздике. В образовавшуюся щель протиснулись сразу несколько старушечьих физиономий, выстроившихся по высоте в некую гирлянду. Старухи молчали, укоризненно глядя на Элеонору Юрьевну, а она с таким же точно выражением скорбной укоризны тоже молча смотрела на них. Между ними, видимо, происходил в эти мгновения неслышный, но напряженный разговор, полный упреков, обещаний, заверений. Наконец вся эта печальная гирлянда как-то одновременно исчезла, и дверь осторожно прикрылась.
– Может, у них там что-то случилось? – предположил Худолей.
– У них каждый день что-то случается. Как только они появились на свет божий, так и начало случаться. И вот без перерыва уже семьдесят-восемьдесят лет случается. А они все надеются, что вот-вот случаться перестанет. И действительно время от времени для той или иной жилички случаться перестает. Но это уже никого не радует. Возвращаемся к нашим баранам, уважаемый господин Худобед.
– Худолей.
– Пусть будет по-вашему. Так вот, владельцем этой квартиры с некоторых пор стал гражданин… – Элеонора Юрьевна раскрыла пухлую амбарную книгу, поплевав на пальцы, принялась ее листать с конца, потом с начала. Страницы она переворачивала резко, шумно, будто каждая ее чем-то раздражала. Наконец нашла то, что искала. – Величковский его фамилия. Дмитрий Витальевич. Хмырь, пройдоха и шалопут. А до него квартирой владел еще один хмырь. С бомжами связался, устроил в квартире бомжатник. Жили весело, били друг другу морды, ходили обезображенные, хуже некуда, но друг дружку узнавали. На расстоянии. Обшаривали мусорные ящики, сдавали пивные бутылки, попрошайничали, кое у кого пенсия была – тоже шла в общий котел. Пили все, что льется. У вас как по этому делу, по питейному? – Элеонора Юрьевна требовательно посмотрела Худолею в глаза и щелкнула алым своим ногтем по горлу – звук получился мелодичный, но булькающий какой-то. – Увлекаетесь? Злоупотребляете? Признавайтесь!
– Признаюсь.
– Это правильно, – и не спрашивая больше ни о чем, ничего не уточняя, Элеонора Юрьевна достала из тумбочки бутылку водки несъедобного фиолетового цвета с какой-то металлизированной этикеткой, две граненые стопки и ловко, сноровисто наполнила обе до краев. – Набросьте крючок! – бросила она заговорщицки и вынула из тумбочки блюдце с нарезанным соленым огурцом. Худолей хотел было воспротивиться, но, видя неподдельный азарт женщины, ее уверенные, гостеприимные движения, не осмелился возражать.
– Будем живы!
– С весной вас… С наступающей, – невпопад брякнул Худолей и тут же понял, что тост получился не слишком удачным – Элеонора Юрьевна сделала резкий пренебрежительный жест в сторону окна, где по ее предположению и набирала силы весна.
– А! – сказала она и махнула полновато-смугловатой рукой.
Огурец оказался неплохим, на зубах похрустывал так, что, казалось, семечки устроили во рту маленький фейерверк.
– Как огурец? – спросила повеселевшая Элеонора Юрьевна.
– Потрясающе!
– Сама солила. И выращивала, кстати, тоже. Так вот бомжатник, – сказала она без паузы. – Сгорел бомжатник. Квартира выгорела полностью. До бетона. И два бомжа сгорели. Установить личности не представилось возможным. Не осталось ни одного живого места.
– И хозяин сгорел?
– Выжил. За водкой его послали. А он решил, что это несправедливо. Водки-то взял, но домой не пошел. Пристроился под грибком в детском саду. Когда бутылка закончилась и он вернулся, уже пожарные машины разъезжались. Внутри квартиры как у негра… Вот он ее этому самому Величковскому и продал. За бесценок, в общем-то, продал. Повторим?
– Что вы! Что вы! – замахал руками Худолей – он не привык к таким темпам.
– Тоже правильно, – легко согласилась Элеонора Юрьевна. – Хорошего – понемножку. Так вот этот Величковский оказался первоклассным отделочником. Из квартиры сделал конфетку. Евроремонт. Кафель, паркет, испанская сантехника… Ну и так далее. Мебель завез! Телевизор поставил.
– Не такой уж и хмырь?
– Хмырь, – Элеонора Юрьевна сделала отбрасывающий жест рукой. – Двести долларов драл с Юшковой за месяц проживания. Многовато. – Элеонора Юрьевна пошевелила в воздухе растопыренными пальцами, прикидывая значительность суммы. – Но это все ладно. – Женщина в задумчивости, как бы даже не сознавая, что делает, наполнила стаканчик водкой, все в той же задумчивости выпила, закусила огурцом. Во время всех этих действий выражение лица ее не менялось, оставаясь таким же отрешенным. – Я вот что хочу сказать… Вроде как видела я эту девушку, вроде как видела.
– Какую девушку?
– Пострадавшую.
– Вы имеете в виду…
– Да ничего я не имею в виду! – вдруг сказала она раздраженно. – Имеете в виду, не имеете в виду… Путаюсь я в этих словах. Чуть попроще. Я говорю о той зарезанной, которую нашли в юшковской квартире. Во время всех этих осмотров там многие вертелись, и я вертелась. И когда выносили, рядом оказалась. По ней, конечно, пятна всякие пошли, но глаза открытые и выражение оставалось, как у живой… И я сказала себе… Элька, да ты же ее видела! А где, когда, с кем… Ума не приложу.
– Может быть, она подруга Юшковой?
– Вряд ли… Другая кровь.
– В каком смысле?
– Юшкова и эта погибшая… Они разных кровей, такие не становятся подругами.
– Может быть, она приходила с Величковским?
– Вы думаете? – Элеонора Юрьевна склонила голову набок.
– Предполагаю.
– А может, я ее во сне видела?
– Тоже не исключено, – вежливо согласился Худолей, опасаясь сбить женщину с тонких, неуловимых воспоминаний.
– Должна вам сказать, молодой человек, вернее, предостеречь, чтобы вы не слишком доверяли моим словам. Могу очень даже запросто подвести. Меня вот, например, сейчас такое чувство охватило, будто я и вас встречала… Такое может быть?
– Вполне.
– Вы заглядывали когда-нибудь в наш двор до этого кошмарного убийства?
– Не исключено. – Худолей действительно бывал здесь, и не один раз. Так что воспоминания женщины, как выясняется, не столь уж и расплывчаты были, не столь уж и неуловимы. – Скажите, Элеонора Юрьевна… А как бы мне найти этого Величковского?
– Нет ничего более простого. – Она приподняла настольное стекло и, плюнув на палец, подцепила маленький белый прямоугольничек. – Он здесь каждому изловчился сунуть свою визитку. Плиточник! – сказала она таким тоном, будто одно это все объясняло. – Ему нужны заказы. И он раздает визитки десятками. Авось кто-то клюнет и пригласит сделать ремонт.