Командир полка был благородно сед, имел густые бакенбарды, также седые, и, как и положено гусарскому полковнику, отличался крупными размерами. Его высокие сапоги, несмотря на весьма быструю ходьбу, поскрипывали как-то солидно и неторопливо. Невысокий корнет почти бежал за ним, иногда оступаясь в полутьме коридора на неровном кирпичном полу. Тогда шпоры корнета громко тренькали, отмечая каждую незамеченную ямку, а заодно и неуверенность их хозяина. Полковник это чувствовал, и, кажется, ему это нравилось.

-- Вы, господин корнет, не смущайтесь так. Вы теперь гусар нашего полка и должны всегда выглядеть по-гусарски, то есть... -- полковник ловко перепрыгнул через лужу -- лихо... смело... и так далее. Что же вы, однако, так поздно?

-- В штабе дивизии продержали.. -- пытаясь дышать ровно быстро пробормотал корнет. -- Они там говорят, сюда всегда успеешь...

-- Так надо было их послать, корнет, послать... Крысы... Мы ведь тут почти в тылу врага, понимаете ли...

У одной из многочисленных дверей полковник неожиданно остановился и ласково положил руку на спину корнету.

-- Здесь! -- торжественно произнес он и рывком отворил дверь.

В казарме были очень высокие потолки и оттого, несмотря на многочисленные переносные светильники, расставленные как попало, создавалось впечатление полутьмы. Почти все помещение было уставлено железными кроватями, железными тумбочками, железными шкафами и железными же табуретами. На кроватях, табуретах и просто на полу располагалось с полсотни полураздетых людей. Они спали, просто лежали, курили, играли в карты, что-то зашивали, беседовали... Никакого впечатления открывшаяся дверь на них не произвела.

На вошедших обратил внимание лишь один обитатель - рослый человек, брившийся неподалеку от двери с помощью большого острого ножа, глядясь при этом в висящий на голой стене осколок зеркала.

-- Здравия желаю, -- спокойно произнес он, отвернув от зеркала полунамыленное лицо и посмотрев на полковника.

-- Вот вам пополнение! -- громко сказал полковник и с силой втолкнул корнета в казарму. -- Не обижайте тут его.

Дверь позади корнета тут же хлопнула, и он понял, что полковник ушел.

Тут же все посмотрели на "пополнение", а высокий с ножом подошел к нему в упор и произнес, обтирая лезвие о рукав грязной рубахи:

-- И ты, душара такая, здесь с нами жить хочешь?

Корнет немного замялся, но постарался ответить бодро:

-- Так точно!

Однако уверенности в его голосе не было, так как за спиной высокого прочие обитатели казармы стали также подтягиваться к корнету, образуя широкий полукруг.

-- А знаешь ли ты, щенок, как ты тут жить-то будешь? -- продолжил высокий, оглянувшись на товарищей. Послышались смешки и реплики, которых корнет от волнения не разобрал. -- Ты тут и швейкой и прачкой будешь, и уборщицей и шлюшкой... С чего сам-то хочешь учебу начать?

-- Господа... Господа! -- выкрикнул корнет. -- Вы не можете! Я такой же гусар, как и ...

-- Хрясь! -- внятно произнес кто-то, когда метко пущенная картофелина сбила с головы корнета кивер. Корнет тут же кинулся его подбирать, но от полученного пинка растянулся на полу, в нескольких шагах от двери. Полукруг новых товарищей стал превращаться в круг.

-- В очередь! -- пропел кто-то фальцетом, но раздавшийся было смех тут же перекрыл рев полковника из громкоговорителя на стене:

-- По машинам! Боевая тревога! По машинам, гаденыши!

Корнет сидел на полу и смотрел, как рассыпается круг зрителей. Гусары все разом, толкая друг друга, откатились в глубь казармы и несколько секунд лихорадочно одевались, распихивая по карманам вещи. Потом, сперва по одному, самые быстрые, затем все остальные, снова гурьбой, бросились к выходу, в руках у многих откуда-то уже было оружие. Корнет, все еще не вставая, отполз в сторону, но высокий гусар, пробегая и вытирая рукавом мыльную пену с лица, крикнул ему:

-- В третий экипаж, бегом!

Корнет побежал за ним и увидел, что коридор теперь ярко освещен, а совсем рядом с дверью в казарму начинается огромный ангар, прежде совершенно темный и неразличимый. В ангаре он сразу увидел свою боевую машину с цифрой "3", криво намалеванной красной краской на корпусе, и исчезающих в ее люках гусар. Корнет глубоко вздохнул и побежал к ней, как был, в парадной форме, с кивером в руке. Потом опомнился, покрутился, чтобы оставить где-нибудь кивер и, не найдя другого места, положил его прямо на неровный кирпичный пол. И лишь через секунду, последним из экипажа протискиваясь в люк, он вспомнил о матушкиных деньгах, зашитых в кивере. Он остановился было, но чья-то рука тут же с силой дернула его вниз:

-- На место связиста, душара, живо!

Корнет, сразу позабыв про кивер, плюхнулся на жесткое сиденье и стал искать в темноте наушники. Неожиданно кто-то впереди громко и тоскливо затянул:

-- Я на тебе никогда не женюсь... Я лучше...

-- Корнет! - прокричали сбоку сквозь шум заводящегося двигателя. Там у тебя сзади, в ящике для гильз, початая поллитра есть, дай ее водиле скорей, а то будет мычать всю дорогу!

Корнет со второй попытки нашел среди гильз бутылку и протянул ее вперед, где ее сразу вырвала чья-то грязная, пахнущая соляркой клешня.

Потом корнет наконец нацепил наушники и тут же услышал: "В Пермь! Третий, в Пермь!"

Когда их тарелка огибала Луну, чтобы взять курс на Северное Полушарие, корнет увидел в задний иллюминатор какую-то синюю звезду. "Красивая какая, сволочь!" - подумал он, и, по-кадетски смачно сплюнув на пол, закурил.

Major

03.12.1999 15:01:17