Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ты начал говорить о жизни, – напомнил Алевтин.

– А, да… Так вот, мне кажется, что суетная жизнь как раз и не располагает к чувствам и переживаниям. Не до этого. Справиться бы с событиями, поспеть за переменами. А отпереживаем, отмаемся, отчувствуем как-нибудь потом, когда выпадет свободное время.

– Ошибаешься! – закричал Алевтин с таким азартом, что два-три постояльца Дома творчества, которые к этому времени расположились в разных углах столовой, посмотрели на нас с некоторым любопытством. И даже полубанкир-полукиллер махнул полноватой рукой из темного своего угла, где он сидел так, что мог отстреливаться, не опасаясь удара с тыла.

– Привет, – я тоже помахал ему рукой.

– Кто это? – спросил Алевтин.

– Киллер.

– Кто?!

– Наемный убийца. Просаживает гонорар в этих тихих местах. Если нужен – могу познакомить. Берет немного, расплата по факту.

– Это как – по факту?

– После выполнения заказа.

– А если я откажусь платить?

– Тогда тебя он уберет бесплатно.

– Крутой мужик, – словоохотливость Алевтина заметно снизилась. – Опасный.

– Почему? – Я пожал плечами. – Ничуть. Соблюдай законы бытия. Вот и все. Никто тебя не тронет.

– Какие законы?

– Не укради, не обмани, не предай… Расплатись своевременно и сполна. Простые законы человеческого общения. Только в обычной жизни за невозвращенный долг ты кого-то матом посылаешь или в подушку рыдаешь. А здесь все несколько жестче. Но законы те же. Как и тысячу лет назад.

– В страшное время мы живем, – проговорил Алевтин, глядя в густую зелень за окном.

– Время всегда было такое. И всегда будет таким. Пока есть мужчины и женщины, богатые и бедные, пока есть блуд, любовь и деньги. Только сейчас нашему брату журналисту позволили выплеснуть все это на страницы газет, на экраны телевизоров…

– Я вижу, наскучили тебе криминальные темы?

– Ничуть… Хочешь случай расскажу?

– Ну?

– Пришел мужик к другу в гости. Выпили. Не хватило. Хозяин пошел за бутылкой. Возвращается – друг трахает его жену. Заглянул в свою родную спальню, а они там враскорячку. Он тихонько прикрыл дверь, вышел на кухню, открыл бутылку, выпил. Подождал, пока в спальне перестанут покряхтывать, пока закончат. Входит на кухню друг. В трусах. Спрашивает – принес водки? Отвечает – принес. И наливает ему. Тот взял стакан, запрокинул голову, чтобы выпить. Хозяин преспокойненько в беззащитное его, зацелованное горло всаживает кухонный нож. Хороший нож, немецкий. Больше тысячи рублей стоит. Ручка черная, с заклепками, лезвие в сечении клином. Массивный такой нож, у самой ручки широкий, сантиметров пять, наверно, не меньше. Ну, может быть, четыре, – я продолжал рассказывать о ноже, приводя все новые и новые подробности, будто происшедшее не столь уж и важно, а главное – качество ножа, его внешний вид, название фирмы и прочее.

– И что? – не выдержал наконец Алевтин.

– Ничего. Они с женой до сих пор пользуются этим ножом. Нож-то хороший, я сам его подарил.

– А тот? Его приятель?

– Помер. Тут же, на полу. Подергался немного, будто от наслаждения неземного, которое испытывал совсем недавно на чужой бабе. И затих.

– И что? Чем все кончилось?

– Живут, как и прежде.

– Морду жене набил?

– Нет. Только спросил – ну и как?

– А она?

– Средненько, говорит. Ничего, живут. Когда нож на столе оказывается – оба улыбаются, затаенно так, будто вспоминают что-то забавное.

– А труп?

– С балкона сбросили.

– А кровь?

– Смыли.

– И им… Ничего?

– А что им? Семья только укрепилась, они теперь как бы повязаны общей тайной.

– Подожди, подожди! – зачастил Алевтин, отчего-то заволновавшись. – Но ведь должно быть следствие, милиция, обыск… Ничего этого не было?

Я допил свой компот, махнул рукой полубанкиру Андрею – он уже уходил из столовой, проводил взглядом молодящегося криворотого писателя с кожаным ремешком через лоб и с теннисной ракеткой под мышкой.

– Слушай, ты не ответил! – напомнил Алевтин.

– Насчет милиции? А… Я забыл сказать – у них шестой подъезд, рядом мусорка. Они спустились вниз и запихнули труп в мусорный ящик. Мужик тот, сластолюбец, тощеватым оказался, поднять его было нетрудно, тем более вдвоем. А увозят ящики рано утром, еще затемно. Все было проделано очень хорошо.

– Надо же.

Облученный жизнью журналист Алевтин, взяв стакан и отставив в сторону мизинец, что опять же должно было говорить о тонком воспитании и знании хороших манер, принялся прихлебывать мутноватый компот – причмокивая губами и со взором, обращенным куда-то внутрь. Видимо, сначала он проникался вкусом, а потом наслаждался послевкусием.

Для меня было ясно – не он.

Я вышел из столовой и сразу оказался в толпе – небольшая площадь была, как обычно к вечеру, забита народом. Здесь торговали, пили, приплясывали – жизнь в Коктебеле хотя и затухала к осени, но все-таки продолжалась. Мимо пропорхнула стайка уже знакомых мне загорелых девочек с пляжа, но меня они не заметили, я стоял в глубине, под балконом, нависавшим над входом в столовую. Вид у девушек был озабоченный, даже заговорщицкий – видимо, намечался неплохой вечерок.

Наверное, так бывает в жизни, не часто, но случается – все получалось, все стыковалось, недостающие люди, даже недостающие деньги вдруг появлялись неизвестно откуда, как бы из ничего. Словно какие-то таинственные силы взялись помогать и помогали неустанно, изо дня в день. Стоило возникнуть самой маленькой трудности – она тут же испарялась, исчезала сама по себе. Все было настолько естественно, что ни у кого мысли не возникало о чем-то необычном, никто даже не заподозрил, что происходит нечто странное, что так быть не должно, как не должен уноситься ввысь подброшенный камень. Да, он летит, удаляясь от земли, но никому и в голову не приходит, что это будет продолжаться бесконечно. Совершенно очевидно, что камень будет замедляться, что рано или поздно на какое-то короткое время вообще остановится, застынет в воздухе, а потом начнет падать вниз, все быстрее, быстрее, пока не грохнется в пыль, в грязь, в болото, на кучу таких же камней и уже тогда застынет навсегда.

А пока камень уносился в небо.

Выговский выполнил свое обещание и позвонил Здору откуда-то из северных лесов – у него все шло отлично. Он договорился в местном леспромхозе о покупке древесины, начальник какого-то лагеря тоже пообещал подключить своих зэков к лесоповалу, а на заброшенной железнодорожной станции его заверили, что готовы отправить эшелоны с лесом хоть к черту на рога.

Здор встретил Выговского на Ярославском вокзале. Ничего, казалось бы, не изменилось ни в их внешности, ни во взаимоотношениях – чужие, едва знакомые люди, которые и провели-то вместе что-то около часа. Водитель и пассажир. Но странное дело – они встретились как давние соратники, которых связывали общие дела, общие планы и надежды.

Признавая за Выговским не подтвержденную еще силу, Здор распахнул перед ним дверцу машины.

– Прошу!

Выговский ничуть не удивился, принял как должное, более того, будто и не заметил этого не то лакейского, не то куражливого поступка Здора. А тому и не надо было, чтобы это как-то отмечалось или замечалось.

– Все в порядке? – спросил он, включая мотор.

– Да, – рассеянно ответил Выговский, все еще пребывая, видимо, в вагонной тряске. – А здесь? Жизнь не остановилась?

– Бьет жизнь. Ключом. По одному месту.

– Это хорошо, – ответил Выговский. – Значит, жизнь продолжается. И будет продолжаться еще некоторое время.

Вроде и простые слова, самые что ни на есть обычные, но, оглядываясь из будущего, в них легко увидеть и нечто роковое, чуть ли не мистическое, когда многих уже не стало, а выжившие чувствовали на себе какую-то угнетенность, а то и обреченность. Но до этого еще далеко, так далеко, что можно было спокойно верить – никогда не наступит время смертей, крови, убийств. Нет-нет, такого не случится, и этот вот солнечный день, полный успеха и победного состояния духа, будет продолжаться всегда.

8
{"b":"136265","o":1}