Миллс вместо ответа вложил пистолет в руку беспомощного старика и начал медленно поднимать ее, пока дуло не достигло уровня глаз. Тогда он плотно прижал пистолет к виску и нажал на спусковой крючок.

В лесной тишине звук выстрела прозвучал ударом грома. Казалось, взорвали огромную скалу. Саас кинулся к окошку, испуганно высунулся из него, оглядывая окрестности. Но вокруг все было по-прежнему спокойно, не шелохнулась ни одна ветвь.

Миллс отпустил руку Додека. Голова старика свалилась на стол, пистолет со стуком упал на дощатый пол. По крышке стола медленно растекалось пятно крови, подбираясь к листку с несколькими строчками, только что подписанному убитым.

Выждав некоторое время, агенты еще раз осмотрели помещение в поисках оставленных следов. Миллс поднял с пола комочек ваты, которым была стерта кровь, выступившая от укола, положил его в карман и направился к двери. Саас, захватив с подоконника свою сумку, последовал за ним.

Выйдя на террасу, они задержались там всего на несколько секунд, прислушиваясь и оглядываясь, затем быстрым шагом пересекли поляну и скрылись в чаще леса. Изредка лишь крик вспугнутой птицы обозначал их обратный путь.

Вытолкнув из зарослей спрятанную машину, они завели мотор, выехали на пустынное в это время дня шоссе и умчались в направлении к Будапешту.

Едва шум мотора «Жигулей» смолк вдали, кусты прямо напротив террасы домика Додека раздвинулись и из них вышел человек. Это был Томас Форстер. Осторожно ступая, он обошел вокруг дома, затем поднялся на террасу и прислушался. Ничто не нарушало тишины. Тогда Форстер открыл дверь и пошел в комнату.

Мертвый Додек полулежал в прежней позе, уткнувшись лицом в стол. Форстер не спеша, цепким взглядом обвел комнату, на мгновение задержал его на теле убитого, затем круто повернулся и исчез в кустах так же неслышно, как и появился.

Нора и Габор проводили в Венеции последние дни. Агентство «Ибус» удачно организовало поездку: лето уже началось, все отели в этом волшебном городе были переполнены, а им достался отличный номер в уютной маленькой гостинице с видом на тихую лагуну. Комната была обставлена старинной мебелью и наполнена ароматом цветущего лимона.

Габор, возившийся с восьмимиллиметровой кинокамерой, успел уже ее перезарядить, когда наконец его юная супруга появилась на пороге ванной комнаты.

— Через минуту я буду готова, дорогой, — успокоила она мужа, исчезла за отворенной дверцей шифоньера и, выхватив легкое платьице, стала его надевать.

— Между прочим, надо бы послать открытку твоему отцу, — сказал Габор. — Кто знает, когда мы теперь еще раз окажемся в Венеции? А завтра в полдень нас уже ожидает Рим.

— Ты так внимателен, спасибо, Габор. Нашу телеграмму отец, конечно, уже получил, но и открытке с видом на Дворец дожей, я думаю, он тоже будет рад. Бедный, теперь он очень одинок, доставим же ему эту маленькую радость.

— Прости, но почему он не женится?

— Не желает. Он говорит, что моя мама была для него, как он выразился, стопроцентным попаданием, а повторить такое в одной жизни невозможно.

— Да, удивительный человек твой отец, это правда.

Нору тронула искренность, с которой были сказаны эти слова. Она запустила пальцы в густые волосы Габора и ласково притянула его к себе.

— Знаешь, Габор, ты все-таки неплохой парень, я не ошиблась.

Она быстро нагнулась, подхватила с тумбочки свою плетенную из соломки сумку и в одно мгновение, повернувшись на каблуках, оказалась у двери.

— Милостивый государь, долго вас прикажете ожидать? Вам не стыдно?

Они заперли дверь. Замок тоже был старинный, он громко щелкнул при повороте ключа.

Возле внутренней двери, ведущей из номера новобрачных в соседние апартаменты, послышался какой-то шорох, затем неслышно повернулась дверная ручка, и на пороге появился Каррини. Он быстро прошел к окну и, не отодвигая прозрачную гардину, выглянул на улицу: молодая пара, нежно обнявшись, переходила маленький мостик в направлении Дворца дожей.

Каррини направился к шкафу, извлек оттуда дорожный чемодан, принадлежавший Габору. В руке его появился блестящий стальной скальпель. Он ловко и умело вспорол подкладку. Образовалась щель, в которую он вложил плоскую маленькую металлическую катушку, смазанную каким-то липким веществом. Прижав ее к стенке чемодана, Каррини старательно замаскировал следы операции и, убедившись в том, что вложенная катушка не выступает ни снаружи, ни изнутри, вынул из кармана тюбик со специальным клеем и так же старательно заклеил надрез.

Подняв к глазам фотоаппарат, он сфотографировал чемодан дважды: сначала общим планом, потом крупно только то место, куда спрятал катушку.

Аккуратно поставив чемодан на место, Каррини, мягко ступая, подошел к той же двери, из которой появился, и исчез за ней. Негромко щелкнув, ручка двери вернулась в прежнее положение.

По живописной лесной дороге, ведущей к одинокой сторожке, весело бежала белая машина «Жигули». За рулем сидел подполковник Рона, место пассажира рядом с ним занимал Бела Имре.

— Чудеса, мне ни разу не пришлось хвататься за поручни, даже на поворотах, — подшучивал Имре. — От скорости тоже голова не закружилась, экая благодать!

— Очень рад, — коротко отозвался Рона. — Довольно с тебя карусели и на работе, тебя надо беречь.

— Ну от твоей заботы я охотно бы отказался. Нигде нет от тебя покоя, — засмеявшись, ответил Имре.

На заднем сиденье покачивались двое — капитан Кути и старший лейтенант Салаи.

Оба помалкивали, задумчиво поглядывая в окно. Кути, по всей видимости, был погружен в анализ очередной драмы Шекспира, а Салаи забавлялся пикировкой между начальством.

Рона неожиданно притормозил.

— Что случилось? — Имре вопросительно взглянул на приятеля. — Ты потерял педаль газа? Может, нам вылезти и подтолкнуть?

— Нет, я хочу подрулить прямо к дому. Устроим старому браконьеру маленький сюрприз. — Оглянувшись, Рона сказал: — Давайте, мальчики! Все по задуманному плану! Итак, на старт!

Молодые люди, словно ожидая этой команды, подняли в воздух четыре бутылки, по одной в каждой руке.

— Два флакончика красного и два пузырька шампанского — таков наш скромный вклад в торжество по поводу проводов Иштвана Додека на заслуженный пенсионный отдых.

— Что же, в фантазии тебе не откажешь, — признался Имре. — Теперь я понимаю, почему твои мальчики молчали всю дорогу — по приказу начальства дули на шампанское, чтобы охладить.

— Они сыщики, а не инженеры, — отпарировал Рона. — А потому берегут силы и чепухой не занимаются,

Тем временем их машина выбралась наконец на поляну и остановилась близ сторожки. Рока посигналил и выглянул из окна, но никакого движения вокруг не обнаружил.

— Может, его нет дома? — усомнился подполковник.

— Это исключено, — ответил Имре. — В это время дня старик либо сидит на террасе, либо стучит на своей машинке.

— Дверь закрыта, странно. — Рона вышел из автомобиля и взбежал по ступенькам. Остальные последовали за ним. Стукнув в дверь для порядка, подполковник нажал на ручку и, распахнув ее настежь, переступил порог. Секунду он стоял, приглядываясь к царившему в комнате полумраку.

В следующее мгновение он увидел Додека, сидевшего в кресле и повалившегося головой на стол. На крышке стола чернело большое пятно засохшей крови. Руки как плети безжизненно свисали вдоль тела, одна касалась пола.

— Кути, Салаи, ко мне!

Подоспел и Имре. Увидев мертвого друга, он бросился было к нему, но его остановил резкий окрик:

— Стой, не подходи! — Даже сейчас, потрясенный до глубины души, Рона скорее по привычке, чем сознательно, оставался тем, кем был долгие годы, — сотрудником государственной безопасности. — Салаи! — отрывисто приказал он. — Доставь сюда врача и вызови оперативную группу для осмотра места происшествия.

Старший лейтенант бегом вернулся к машине и, схватив трубку радиотелефона, дал условный сигнал.