Маркиз заметил, что, уходя, она прихватила с собой довольно много книг о Тунисе, доставленных на берег вместе с багажом.

Он был совершенно уверен, что Сабра не спит, а изучает их в постели, в отличие от него пополняя свои знания об истории этой страны.

Маркиз согласился с Киркпатриком, что им не следует задерживаться в городе, дабы не привлекать к себе излишнего внимания.

Они раздобудут верблюдов, мулов и лошадей для перехода в Эль-Дьем и отправятся в путь, как только будут готовы.

Маркиз нанял людей, узнав от управляющего отелем имена самых надежных, и настоял на личном осмотре каждого животного, которое будет сопровождать их.

Маркиз хорошо знал, как досадно, когда животное заболевает, а еще он твердо решил, что им не следует Обременять себя излишними вещами, как часто случается с экспедициями такого рода.

Им еще многое нужно было купить, в частности палатки и свежие продукты, с расчетом на несколько дней — вдруг не удастся пополнить запасы по пути.

Маркиз заметил, что Сабра гораздо больше интересуется животными, чем провизией, которую скрупулезно отбирал ее отец.

Она переходила от верблюда к верблюду.

Хотя они надменно держали головы, казалось, они понимают то, как девушка разговаривает с ними и похлопывает, будто лошадей.

В своих путешествиях маркиз часто был очень благодарен верблюдам — животным, способным нести огромные тяжести и терпеть больше лишений, чем любое другое существо.

Думая об этом, он сказал Сабре:

— Все животные молодые и, уверен, не подведут нас.

Девушка посмотрела на него, и хотя маркиз не видел ее глаз, он почувствовал, что они улыбаются. А Сабра ответила:

— Когда верблюд совсем ослабеет, ничто не сможет воскресить его, вот откуда возникла старая поговорка о соломинке, которая переломила хребет верблюду!

Маркиз засмеялся:

— Вот этого нам никак нельзя допустить, но в любом случае, я уверен, вы не захотите быть жестокой.

Сабра отвернулась, словно не хотела отвечать, и маркиз вдруг подумал: а какие у нее ресницы?

Может, они такие же густые и длинные, как ресницы верблюдов, которые защищают их глаза от песка и солнца, и поэтому верблюды в отличие от других животных никогда не ищут тени.

А потом он сказал себе, что Сабра скучна и лучше было бы взять с собой кого-то более живого и разговорчивого.

Девушка пошла от него, и маркиз почти пожалел, что не может оставить ее здесь.

Словно почувствовав его досаду, Киркпатрик присоединился к маркизу и заговорил с ним о еде, закупленной для путешествия.

Он пересыпал свои рассуждения анекдотами настолько забавными и оригинальными, что маркиз снова смеялся, и Сабра вновь была забыта.

Когда они пустились в путь, маркиз и Киркпатрик с дочерью ехали верхом на бодрых пустынных лошадках.

Они ехали впереди, а караван с его красочными погонщиками следовал сзади.

Все мужчины были в своих национальных бурнусах с капюшоном из верблюжьей шерсти.

Женщины, пришедшие проводить их, носили сифсари.

Это кусок ткани, который обертывается вокруг тепа и головы, оставляя открытой лишь часть лица, а складка его удерживается зубами.

Маркиз с интересом смотрел, как ловко управляются женщины со своим одеянием: поговорят друг с другом и снова подхватывают угонок ткани в зубы, будто он никогда и не падал.

Поскольку он приучил себя быть наблюдательным, то понял, что Сабра увлеченно следит за мужчинами, за женщинами и детьми, одетыми в голубые или розовые рубахи и штаны.

Одни из детей несли ранцы, а другие были в лохмотьях и выглядели ужасающе голодными.

Напутствуемый криками «Мархаба!», что означает «Бог с вами!», караван выехал из города и скоро оказался на открытой местности, еще не пустыне, но сухой песчаной равнине со скудной растительностью.

Деревьев здесь уже почти не было.

Солнце поначалу было очень жарким, и маркиз отметил, что Сабра благоразумно надела свою широкополую шляпу.

В то же самое время палящий зной совсем не делал ее вялой. Наоборот, казалось, девушка излучает энергию и чувствует то же возбуждение, что чувствовал он сам.

Они с любопытством смотрели по сторонам, а едущие навстречу путешественники, возвращающиеся в город, вежливо здоровались с ними и желали «мархаба».

Маркиз заранее определил, ще они остановятся на первую ночь: селение в двадцати милях от Туниса, в котором, как ему сказали, есть сносная гостиница, так что им не придется ставить палатки.

Но когда они прибыли в большую арабскую деревню и увидели то, что с большой натяжкой можно было назвать гостиницей, маркиз понял, что совершил ошибку.

В будущем, решил он, лучше разбивать лагерь на открытом месте, чем терпеть неудобства номеров, в которые их поселили, и шум деревни, который прогнал сон.

Тишину нарушал не только лай собак, но и странная восточная музыка, неприятная европейскому слуху, хотя маркиз уже привык к ней.

Впрочем, это неудобство не слишком его беспокоило. Ведь тайны Востока, как маркиз знал из прошлого опыта, имеют гипнотическую привлекательность.

Ароматы жасмина и сандалового дерева и быстрая арабская речь вызвали у него такое чувство, будто он вернулся домой.

Это очень отличалось от того, что маркиз чувствовал в грандиозности Куина или роскоши своего дома на Парк-лейн.

Как только Сабра ушла спать, Киркпатрик спросил:

— Бас не интересуют экзотические удовольствия? Здесь наверняка есть на что посмотреть.

Маркиз покачал головой.

Он знал, что имеет в виду Киркпатрик, и в данный момент не имел никакого желания смотреть на то, что явно будет спектаклем, исполняемым специально для иностранцев в Тунисе.

Ему доводилось видеть подлинные танцы обнаженных дев, несущие в себе религиозный смысл.

Но во многих местах эти танцы выродились в мишурное шоу, исполняемое проститутками с улицы Канабьера.

Если уж любоваться подобным зрелищем, решил он, то только тем, что разыгрывается не для иностранцев.

Маркиз с отвращением посмотрел на грубый деревянный пол и сломанную кровать, на которой были постелены его собственные спальные принадлежности.

Он подумал — увы, слишком поздно, — что, наверное, сделал большую глупость, пустившись в эту экспедицию.

Если он хотел путешествовать, то мог теперь позволить себе подняться на собственной яхте по Нилу или пройти через Суэцкий канал в Красное море.

Он все более склонялся к мысли, что история Киркпатрика о сокровищах Эль-Дьема — абсолютная чепуха.

Маркиз уже знал, что римские монеты часто находят по всему Тунису.

Он прочитал в купленных Саброй книгах, что зарытые в землю или спрятанные в галереях сокровища то и дело выходят на свет.

— Полагаю, меня надули, — сказал себе маркиз.

Но потом понял, что, даже если его надули, он наслаждается общением с Киркпатриком и заинтригован таинственным поведением его дочери.

Так как маркиз не имел никакого желания застревать в этой деревне, рано утром они отправились дальше. Предстоял долгий дневной переход, который заканчивался на уединенной равнине, где, если верить картам, нет никакой деревни.

После ночного отдыха лошади шли весело, и бредущие позади верблюды легко преодолевали трудности пути.

Когда караван остановился на обед в приятном месте, которое можно было бы назвать оазисом, один из погонщиков робко подошел к ним и сообщил, что он — предсказатель судьбы.

К счастью для маркиза, ибо погонщик говорил по-арабски в необычной манере, Сабра перевела его слова отцу.

— Скажи, что нас это не интересует, — ответил Киркпатрик. — Я и без него прекрасно знаю свою судьбу.

— Он говорит, что у него есть особое послание для нас, — не отступала Сабра.

Ей явно хотелось услышать, что скажет этот человек.

— Что ж, можно и послушать, — добродушно предложил маркиз. — А там — во что хотим, поверим, а остальное забудем.

— Да у вас философский взгляд на вещи, — заметил Киркпатрик.

Сабра сочла их реплики за согласие и сказала арабу, что они выслушают его.