— Эк хватился! Павла давно на войну взяли. Теперь у нас баба за председателя, Евдокия...— Старуха поджала сухие губы, повернулась к нам спиной и заковыляла своей дорогой.

Мы посидели, посидели, оглядывая с крыльца забытую богом деревеньку, и отправились к председателю на дом. Но и здесь пришлось ждать да ждать. Наконец, она пришла. Узнав, что мы геологи,— обрадовалась:

— И живите себе здесь. Я вас на постой определю и всяким довольствием обеспечу, запасы есть!

— Нет, Евдокия... Как тебя по батьке-то?

— Андреевна.

— Нет, Евдокия Андреевна, наш полевой сезон уже кончился. Все, что надо, нашли, все открыли и застолбили, теперь на фронт, фашистов бить.

— Так вы на сколько же?

— На денек, на два...— уклончиво ответил Серега.

— Ну, все равно, устраивайтесь хоть у меня, милости прошу. Я не убиралась сегодня, все некогда да недосуг, так что не обессудьте...— Она распахнула покрашенную охрой дверь, шедшую в сени, и пропустила нас вперед.

Изба была добротная, из тех, которые ставятся вот уж и правда на века. Она состояла из кухни и горницы, разделенной на две половины. В кухне печь и полати, в горнице — деревянная кровать с пуховыми перинами чуть не до потолка. В переднем углу — старинные иконы, почти совсем черные, привезенные невесть когда из России. На подоконнике — огурцы-семенники и дозревающие помидоры. Дверь в другую меньшую половину горницы — боковушку — была заперта. Что там, мы не видели.

— Располагайтесь, сейчас я вас покормлю чем-нибудь...

Евдокия Андреевна сбегала в погреб и принесла оттуда две кринки молока, порядочный ломоть сала и ковригу свежего хлеба.

Когда мы распластали ковригу на ломти, вся изба наполнилась ржаным духом. Хлеб был хорошо пропечен и очень вкусен. Мы ели и похваливали.

— Ты вот что скажи нам, товарищ председатель,— приступил к делу дядя Коля.— У вас здесь не появлялся мужик годков тридцати? Федором зовут. Отбился от партии, ищем — как в воду канул...— Золотоискатель выждал немного и добавил: — Чернявый такой, все зубы скалит.

— Нет, не появлялся.

— А может, от тебя, как от председателя, люди скрывают?

Евдокия Андреевна поглядела на гостя долгим испытующим взглядом, сдержанно улыбнулась:

— У нас каждый мужик, как петух на крыше, за версту виден...

— Жаль, жаль,— вздохнул дядя Коля.

У него, кажется, и аппетит пропал. Сколько надежд связывалось с деревней Хвойная, и на тебе!

— Заблудился, не иначе,— заметил Серега.

Хозяйка охотно подхватила:

— Тайга — она любого закружит. Мы в тайге живем и то дальше поскотины ни шагу. А пришлому человеку заблудиться чего проще! Иной ходит-ходит, кружит-кружит, да так и пропадает зазря. Мужики летом поедут сено косить или кедровые шишки добывать, глядь — одни белые косточки лежат. Это значит, пропал человек. Ходил-ходил, выбился из сил и пропал.

— Ну, если Федька пропадет, туда ему и дорога,— зло буркнул дядя Коля и немного погодя продолжал:— Федька — беглый, от суда удрал. Выходит, опасный преступник. Он и нас обобрал до нитки, ничего, сволочь, не оставил. Мы думаем, что Федька держит путь к границе или даже за границу. Конечно, распивать чаи по деревням этот бандит вряд ли осмелится. А вот зайти, чтобы раздобыть харчей, сменить одежду и обувь,— может. Последний раз, это было три дня назад, мы видели его на заимке возле ручья.

— Это за Лешачьим болотом, что ль? — спросила Евдокия Андреевна, не скрывая интереса, какой вызвал у нее рассказ дяди Коли.

— Может, и за Лешачьим, откуда я знаю... Но это, заметь, было три дня назад. А где Федька сейчас, можно только гадать. Зашел к вам харчами разжиться или проскочил дальше? Вот вопрос!

— Куда ему проскочить?

— Все же ты осторожненько поговори с бабами, разузнай то да сё. Мы сегодня у тебя переночуем. А ты тем временем и разузнай. Ты здесь власть, с тебя и спрос.

Перед тем как пойти к женщинам, которые в этот день возили хлеб с полей, Евдокия Андреевна попросила дядю Колю и Серегу посмотреть молотилку. Молотить пора, а молотилка, как на грех, забарахлила. Ну хоть ты цепы доставай.

— Сходим посмотрим,— пообещал дядя Коля.— Молотилка дело нехитрое,— продолжал он, когда хозяйка ушла.— А вот Федьку где искать? Силен, холера! Можно подумать, что у него отросла еще пара ног.

— Ладно, дядя, не горюй. Я тут сбоку припека и то держусь,— сказал Серега и вышел на крыльцо покурить.

Мы с Димкой тоже вышли, постояли немного. Неширокая улица упиралась обеими концами в тайгу. За огородами виднелись рыжие холмы, березники и осинники. На зеленом лугу паслись телята. Было тихо, безлюдно. Редко-редко донесется стук бадьи у колодца или кудахтанье курицы.

— А я и не горюю,— уныло отозвался из избы дядя Коля.— Тут, Серега, не горевать, а действовать надо. А вот как действовать, с какой стороны подойти и взяться, об этом надо подумать. Так что думай и ты, паря, у тебя голова, как у начальника прииска. И вы... Что вы там нахохлились, как воробьи под стрехой? Пойдемте хоть молотилку посмотрим, все дело.

Сейчас, вспоминая август сорок первого, я поражаюсь, до чего нагло действовал Федька. Кажется, он играл с нами, как хитрый, ловкий кот играет с глупыми мышами.

Забегая вперед, скажу, что эта наглость в конце концов и погубила Федьку. Он думал, что хитрее всех. А его перехитрили. Но это случилось несколько позже, когда на помощь нам подошел наряд милиции.

На ток дядя Коля взял одного меня. Серега сказал, что ничего не понимает в этих молотилках. А Димка натер себе ногу и хромал, ему лучше было посидеть дома.

— Вы ружье возьмите,— посоветовал Серега.

— Это еще зачем? Мы идем не Федьку ловить, а молотилку ремонтировать,— буркнул дядя Коля.

И мы отправились на гумно, где стоял сарай, а рядом с сараем — неисправная молотилка, о которой говорила Евдокия Андреевна. Именно сюда женщины днем свозили хлеб.

Со стороны деревни к гумну подступали огороды, еще не убранные. С другой стороны, противоположной, начинался неглубокий ложок, заросший мелколесьем. Когда мы подходили, женщины как раз на двух телегах привезли снопы, сложили их и снова уехали. Навстречу нам попался Пашка. Пока мы обедали, он успел слетать за кедровыми шишками. Дядя Коля поманил Пашку и, показывая на удаляющиеся порожние телеги, спросил:

— Куда это они спешат?

Я ожидал, что тот затянет свое «ну». Однако на этот раз Пашка заговорил нормальным, человеческим языком:

— А я знаю...

— Кто же знает?

Пашка смущенно опустил глаза и переступил с ноги на ногу.

Тогда дядя Коля спросил:

— Ты, парень, не видал здесь чужого мужика, здорового такого, черного?

— Не видал...

— А может, все-таки видал? Ты подумай, вспомни!

— Не видал...— Пашка снова переступил с ноги на ногу. Стало ясно, что больше от него ничего не добьешься. Если и видал, то все равно будет твердить, что не видал.

Дядя Коля вздохнул:

— Ладно, иди!

Пашка пошел своей дорогой. Я крикнул ему вдогонку:

— А шишек у вас много?

— Ну!

— А далеко за ними идти?

— А чтоб сказать очень, так нельзя. На гриве, за вторым логом. Там кедрачи.

Вот это выдал — целых три фразы за раз... Ну и Пашка!

Мы обошли молотилку со всех сторон.

— Ну, поглядим-посмотрим, что с этим агрегатом...— Дядя Коля потянул на себя привод, куда обычно впрягают коней. Шестерни застучали, передаточный вал завертелся, а барабан с блестящими зубьями как был, так и остался мертвым.— Понятно... Немного подтянуть, подвинтить и полный порядок... Что одни бабы могут, тут техника, ее понимать надо... Только, слышь, без гаечного ключа или хотя бы плоскогубцев, голыми руками и мужики здесь ничего не сделают... Глянь-ка, может, в сарае какие железяки найдутся, чалдоны народ такой, они все в сараях да амбарах держат...

Я шмыгнул в сарай. Здесь было темно, пахло дегтем и мышами. Я какое-то время стоял, привыкая к темноте, и вдруг, совсем неожиданно, увидел перед собой Федьку. Он стоял в двух шагах, за плечами у него был тяжелый рюкзак, а в руках — двустволка. Я хотел крикнуть: «Дядя Ко-оля-я!» Но Федька надвинулся на меня черной тучей, прижал к стене и зажал мне рот.