И живет теперь человек из милости, поскольку подниматься на 5-й этаж нет никаких сил. 4 года не выходит из дома и научился даже зубы себе вырывать «методом открытия дверей».

А ведь он из Санкт-Петербурга. У него здесь родители лежат на Большеохтинском кладбище. И блокаду они здесь пережили. На улице Марата в доме 74. Мать с 14 лет работала в гальванике и имела рабочую карточку. Ее приютили соседи. Как-то она отстояла огромную очередь в блокадную зиму. У нее были карточки на всю семью. А к ней подошел мальчик, такой же доходяга, вырвал из рук хлеб и начал его есть. Он никуда не побежал. Просто упал на снег и ел хлеб. В полной тишине вся очередь била его ногами, а он улыбался и ел. Он так и умер, улыбаясь.

Мать умерла в 1985 году. В тот самый момент наш герой и лишился навсегда ленинградской прописки, а заодно и квартиры, поскольку служил-то он в Феодосии – такие вот у нас законы, и Родину по этому поводу не докличешься.

Ему бы квартиру на первом этаже в пригороде Петербурга. Однокомнатную. Чтоб он мог туда на руках вползать.

М-да. А где-то своих не бросают.

Все не найти это место.

В Петербурге книжная ярмарка. 23 апреля в 12.00 прибыла Валентина Ивановна. И прибыла она не одна, но со свитой. Красивая. У нас в Питере, если и есть что красивого, так это только Валентина Ивановна. Свита шла как хороший рыцарский отряд – многорядно по обеим сторонам. Причем это все никакого отношения к окружающему не имело. Это как у Гоголя: мост через озеро, а на нем по обеим сторонам лавки.

Движение по мосту само по себе, а лавки – сами по себе. Лавкам все равно. Все равно все мимо них.

Наконец все взошли на трибуну.

На трибуну взошли: она, он (Тюльпанов – наш главный законодательный цветок), Даниил Гранин и администрация района. Все расписались в книге золотым пером, при этом все время объявляли: «Золотым пером расписывается такой-то!» – потом сказали речь. Каждый, радостный, произнес. Валентина Ивановна свое – Валентиной вановское, а Гранин – свое, гранинское, что-то типа: «Я хочу, чтобы вы все…» – не очень отчетливо было слышно. После чего и открыли ярмарку «Время читать!».

Это как букварь в сельсовете. Букварь закрыли в сельсовете, и по этому поводу праздник у детей – уроки отменили, а над сельсоветом радиоточка, которая музыку выдает прямо из Большого театра на Матренин двор.

Вести с фронтов

Министр обороны Сердюков приехал в Калининград. Все скрытно, конспиративно. Выездную военную коллегию МО по ВМФ провели три дня тому назад, и провели ее совершенно тихо. О предстоящем прилете Сердюкова нигде не сообщалось, и даже по городу он перемещался без мигалок и сирен.

Но вообще ничего не сообщить, видимо, было нельзя, и поэтому выдали информацию с суточным опозданием. И никаких вам видео– и аудиоматериалов, ни одного журналиста, ни одного интервью. Министр обороны приезжал так скрытно, что даже дату проведения этой коллегии поначалу называли совсем не ту. Просто военная операция.

Результат – практически все руководство тыла Балтийского флота во главе с начальником тыла представлено к увольнению в запас с заведением уголовных дел. Конечно, интересно то, как они будут расследованы, так как все нитки (и даже не нитки, нет, а канаты) тянутся в Москву. Видно, все так херово, что пришлось срочно и почти секретно все решать, и что интересно, в аккурат к приезду Сердюкова бастовал ЗЗСРЗ в Балтийске. Все 300 человек, которые с января не получают зарплату. Прозвучал призыв перекрыть Калининградский судоходный канал.

Испуг у власти был такой, что показали все это по государственному телеканалу и написали во всех газетах.

Кстати, после того как начальник завода перестал быть военным, его (завод) переподчинили Питеру (Западному центру судостроения). Этот завод штурм Пиллау в апреле 1945 года пережил. Цел остался. И лихие 1990-е пережил. Место у него отличное. Прямо на входе в базу. Два плавдока.

Вот только боюсь, как бы не продали его уже кому-то. Оттого и забастовка.

Что-то не нравится мне все это. Ох как не нравится!

«Раскрасили Штирлица» – это по поводу фильма «17 мгновений». Спросили, что я по этому поводу думаю. Я ответил: думаю, что это деньги. Телевидение ведь делает деньги на эмоциях. Чем сильнее эмоции, тем больше денег.

Цинично, но телевидение – это и есть цинизм. Смотрят все это те, кому не хватает собственной духовной жизни. Видите? То, что я только что сказал, цинично, но ведь задевает, стало быть, верно. Цинизм – это же когда верно.

Так что – деньги, господа, деньги. Раскрасил один, и всех потянуло. В Америке тоже раскрашивают, но там иной уровень.

Ну, подвернулась старушка. Почему бы не снять с нее серьги? Все равно ведь в гроб.

И потом, учтите, это же новость. Народ должен что-то все время обсуждать. Все равно что, но раз в неделю. 52 недели в году. Вот ровно столько же и должно быть новостей. Иначе народ не о том задумается.

По поводу Великой Победы. Немцы говорят, что русские празднуют так, будто они вчера победили. Но больше-то ничего нет. Какие достижения? У нас есть Великая Победа.

И потом, почему не просто победа, а Великая? Потому что Великая Отечественная война.

Но была же еще одна Отечественная война – 1812 года. Она не такая великая?

В слове «великая» есть сомнение. Собственное сомнение в собственных достижениях.

То есть когда говоришь «великая», то сомневаешься? Совершенно верно. Тот, кто не сомневается, тот даже не задумывается о том, была ли «великая» или просто победа.

И это не я сказал. Это из русского языка. Так устроен язык. Он выдает тайное.

Я за правду об этой войне. Я за правду о победе Советского Союза в этой войне.

Вот где она, правда? История – девка блудливая.

Она всегда на ложе у власти. Поэтому хорошо, когда пишут о войне немцы, когда они оценивают те или иные наши сражения. Любая точка зрения интересна, кроме националистической. Националистическая – это неинтересно, это близоруко, неумно и, в конце концов, против собственного народа.

А сейчас творится черт-те что. Например, скажешь, что победа не великая, и тебя «пасодют». А между тем поисковики кости солдат находят, а потом хранят их в мешках.

Почему? Потому что хоронить торжественно в братских могилах чиновники разрешают только тогда, когда там скопилось костей на 100 человек. А если только 37? Тогда храни в мешках, пока 100 не наберется. Вот это что? Как вы думаете?

Начальник ОВД стрелял в людей. Троих убил, шестерых ранил. Стрелял в голову, в живот. Зашел в супермаркет, вытащил пистолет и неторопливо начал отстрел.

Меня спросили, что я по этому поводу думаю. Наверное, меня спросили в последнюю очередь, потому что все уже, похоже, по этому поводу высказались.

Вы знаете, у милиционеров теперь другие глаза.

Вот если посмотреть советскую хронику где показывают милицию, то там у них другие глаза. Очень сильно отличаются.

Те глаза за народ, а вот эти – эти уже нет.

Чудовище, что тут сказать. Кто-то запустил чудовище. И сколько таких чудовищ в милиции? Иногда кажется, что все они чудовища. Умом я понимаю, что это не так, но сердцем – нет.

Отчего он стрелял? Зачем? Почему? Это к психологам.

Сейчас они установят, что он был не в себе, ну и так далее.

Нелюдь. Это нелюдь.

Не человек. И она, эта нелюдь, вдруг, как мне кажется, осознала самое себя, осознала, что она не человек.