И тут же все правоохранительные братья бросились на его защиту, мол, все он сделал правильно – и теперь тот милиционер всего лишь под подпиской о невыезде.
И еще – с его слов – подростки были пьяные и, конечно же, угрожали ему и даже достали игрушечный пистолет.
И все это ничем не подтверждается. И в крови жертв алкоголя не обнаружено, и пистолет игрушечный никто не видел.
Милиция теперь убивает кого угодно и где угодно.
Даже детей семнадцатилетних.
Причем милиции почему-то представляется очень вероятным то обстоятельство, что детки могут запросто сойти с ума и начать угрожать вооруженному человеку – милиционеру например.
А заместитель министра внутренних дел России господин Овчинников сказал, что он «не знает, как это объяснить».
А давайте я ему попытаюсь объяснить. Все это происходит, уважаемый замминистра, от безнаказанности и круговой поруки, когда судмедэксперт скажет что надо, а прокуратура поступит как надо, а понятые будут за дверью наготове, товарищи по работе в один голос скажут всем понятно что, а начальник ГУВД воскликнет под занавес: «Это же наш перспективный сотрудник!»
Вот и все. Приехали. Будут убивать. Обязательно. И чем дальше, тем больше.
Вы, господин Овчинников, когда-нибудь сравнивали фотографии той, советской милиции 70-х годов прошлого века, и нынешней?
Очень интересное можно сделать наблюдение. У них разные лица. И глаза разные. Те, из 70-х, надо заметить, выглядят гораздо симпатичней.
И присягу они давали совершенно по-другому. С трепетом – вот ведь какие дела.
И я в 70-х давал присягу с трепетом.
Правда, я армейскую присягу давал, а заканчивалась она такими словами: «Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа».
Вот оно – до сих пор помню.
«Всеобщая ненависть и презрение» (кроме закона, конечно) – вот что мне было обещано в случае чего.
А вот сейчас «ненависть» и «презрение» нигде не прописаны.
Нет их в присяге.
Они теперь в сердцах.
У граждан.
* * *
Миллионеры вступились за честь милиционеров. Это очень уважаемые милиционеры. Некоторые при больших погонах, некоторые при небольших, но тоже очень уважаемые.
Они послали письмо президенту, в котором они написали, что «в последнее время в СМИ устроена показательная травля сотрудников МВД, дискредитация облика рядового сотрудника МВД и структуры МВД в целом» – во как!
Не пронимаю, почему, как только что-нибудь активно гниет, так все претензии к мухам!
Ну гниет у вас, ребята. Давно.
Смрад стоит такой, что в противогазах пора ходить бедным гражданам. А вы говорите, что виновны вот эти – разносят тут всякое.
И очень часто можно услышать: «А кто вас будет защищать?» – это, значит, в ответ на предложение всех их разогнать и набрать других, никогда в МВД не служивших. Или разогнать и пригласить служить тех, кто покинул ряды вышеуказанного ведомства по гигиеническим соображениям. А заодно и название поменять. «Полицией» начнем называться, что от греческого «politia» – управление государством.
То есть с этого разгона предлагается и начать становиться государством.
Честно говоря, вот так защищать, как нас сейчас «защищают», так лучше б вообще не защищали – один хрен. У меня несколько раз проверяли на улице документы, из них в половине случаев вымогали деньги или оскорбляли, провоцируя недовольство.
А сына моего два раза милиция грабила средь бела дня – плеер, мобильник и деньги отобрали да еще заметили, что, мол, скажи спасибо, что наркотики мы у тебя не нашли.
А я ему сказал: скажи спасибо, что они тебя с моста не сбросили – на Троицком мосту грабили, и рядом никого – он из института в одиночку пешком домой шел.
Черт его знает, может, мы на разных языках говорим?
А еще эти уважаемые милиционеры просят президента взять дело Дениса Евсюкова под личный контроль. Наверное, многим не нравится, что милицию теперь «евсюками» называют.
Интересно, что тут понимается под «личным контролем»?
Ну, человек при погонах, забыв присягу, стрелял в голову людям. Несколько человек убил.
А потом еще один такой же в Туве стрелял опять в голову и опять убил.
Стрельба в голову – это не беспорядочная стрельба, могу вас в этом уверить! Я знаю, что такое беспорядочная стрельба, когда на тебя вдруг оружие наставляют, а ты, значит, пытаешься уйти от пули, укрыться и палишь во все стороны.
Стрельба в голову – это из области мести. Это от обуревающих чувств – на тебе, на!
Сейчас все активно обсуждают наше возвращение в Средневековье – отмену моратория на смертную казнь.
Так вот, стреляющий в голову как нельзя лучше подходит под старинное: отнял жизнь – отдай свою.
Так что, ребята, или «облик», или «око за око».
По-другому не бывает.
* * *
Премьер встретился с кинематографистами.
А почему?
А потому что качество отечественного кино – все время хочется помягче – не очень сильно соответствует требованиям современности (хорошо сказал).
Так что мягкое у нас теперь все.
Сериалы – наша боль. Таких «Ментов», как здесь, нигде не встретишь. И «Солдаты» – боль. И олигархи какие-то не такие, и жены, дети, няни – в общем, все не такое.
Кинематограф сегодня – это производство. И больше всего он напоминает производство обуви в СССР.
Делали в СССР обувь, и никому она была не нужна. Все гонялись за австрийскими сапогами.
Одна пара таких сапог могла уравновесить все ботинки, сделанные в СССР.
А почему? А потому что откаты нынче съедают не только промышленность.
Они все съедают. Деньги получили и поделили.
А на оставшееся можно выпустить только что-то очень мелкое, мягкое, но вонючее.
Но премьер до них добрался. Премьер дошел, вошел, вник и предложил.
Новое. Теперь деньги сосредоточим в одном месте, а из него – продюсерским компаниям. Они снимут фильмы, а мы и поглядим, кто из них возьмет Канны.
Если возьмет – то и дальше снимать будет.
Вот оно!
Америка во время великой депрессии столько фильмов сделала!
Неужели ж мы хуже? Нет!
И без столпов отечественного кинематографа все это не обошлось. Они на совещание то, по кинематографу, были позваны и внимали каждому слову.
Теперь все просто бросятся делать кино.
И сделают. Верю. «Чапаева».
* * *
В войсках прошла проверка боеготовности. По этому поводу у меня РЕН-ТВ взяло интервью.
В эфир пустили не все, что я сказал.
И правильно, наверное, потому что там много было всего сказано.
Теперь все хочется изложить еще раз, но поинтеллигентней, что ли.
Спросили: как я оцениваю нашу боеготовность. Я сказал, что есть. Есть у нас боеготовые части, но боеготовность их зависит от степени порядочности командования этих частей.
Таких мало – это я о порядочности, а значит, и о боеготовности.
Отдельное дело – Генеральный штаб.
Понимаете, есть у нас те, кто хорошо стреляет, есть еще те, кто хорошо ездит на танке. А еще есть те, кто хорошо прыгает, бегает, плавает. Но если над всем этим не будет Генерального штаба, то они так и будут бегать и прыгать.
А мы будем проигрывать первый удар.
Мы всегда проигрываем первый удар.
Суток на трое.
То ли Генштаб куда-то переезжает, то ли он скрывается где-то– но проигрываем.
Потом это все объясняется, конечно.
Разными причинами.
Что же касается техники, то связь в войсках должна быть современной, а иначе ее противник подавит, и управлять в бою такими войсками невозможно – мне кажется, что я очень мягко насчет нашей связи сказал.
