– А… а что стало с графиней? Лина произнесла это с трудом – она снова как наяву услышала безумный вопль графини и вновь испытала ужас, пережитый ею, когда она увидела револьвер, нацеленный в грудь герцога.

– Это я виноват, что ты чуть не погибла от ее руки, – вздохнул герцог. – Она всегда была довольно неуравновешенной особой. Она всего год была замужем, когда ее супруг скончался, и после этого сделалась немного не в себе. Она вбила себе в голову какие-то глупости и слепо верила им…

Он помолчал, потом продолжал:

– Со временем ей стало немного лучше. Но она осталась одержима идеей, что я должен жениться на ней. Разумеется, я об этом и не помышлял. Клянусь тебе, дорогая, что с нею у меня никогда не было ничего похожего на любовную связь!

Герцог всмотрелся в лицо Лины, как бы желая удостовериться, что она верит ему, и, убедившись в этом, продолжал:

– Никто, кроме меня, не знал, что Ивонна становится все настойчивей. Когда мы оставались наедине, она то и дело закатывала истерики, устраивала мне сцены…

– Какой ужас! – прошептала Лина.

– Я все яснее начал понимать, что с этим надо что-то делать. Когда она заинтересовалась балом, я подумал, что это хоть сколько-нибудь поможет ей, отвлечет ее. Поэтому я и позволил ей, как и прочим родственникам, устроить у себя большой прием перед балом.

– Но ведь ты поселил у нее Китти? – спросила Лина, вспомнив, что говорила графиня о Китти.

– Это была ошибка моей бабушки, – ответил герцог. – Она не знала, в каком состоянии находится Ивонна, и распорядилась о том, чтобы поселить Китти к ней. А меня тогда не было в Париже. Когда я вернулся, было уже поздно что-то менять.

– И ты решил оставить все как есть?

– Это было очень неосторожно с моей стороны, – признался герцог. – Но, знаешь, я, как и все мужчины, не люблю сцен…

Он вздохнул и продолжал:

– Увы, легкомыслие подчас карается более жестоко, чем настоящие грехи! Я едва не потерял тебя!

Его тон показал Лине, как глубоко затронуло его все случившееся. Впрочем, теперь все позади. Важнее было другое…

– Ты… ты уверен, что хочешь жениться на мне? – спросила Лина.

– Уверен! Абсолютно уверен! – воскликнул герцог. – Я женюсь на тебе, и никто и ничто меня не остановит!

– Наша свадьба будет самым большим чудом из всех, что случились со мной… – прошептала Лина.

– И со мной тоже! Мне потребуется вся жизнь, чтобы показать тебе, как я счастлив и как я обожаю тебя! Он придвинулся к ней поближе.

– Ну а теперь могу я поцеловать леди Лину Крессингтон-Коумб?

Лина счастливо улыбнулась в ответ и подставила щеку. – Нет, не так, – скапал герцог. – Ты – звезда! Звезда, которая казалась мне недосягаемой, столь совершенной, что простой смертный не может коснуться ее, не осквернив. Ее место – в небесах…

– А теперь я здесь, с тобой…

В голосе Лины звучала страсть, и герцог не мог не заметить этого.

Он обнял ее, очень бережно, чтобы не потревожить раненую руку, но его губы, прижавшиеся к ее устам, были горячими, пылкими и настойчивыми.

Соединившись с ним в поцелуе, Лина поняла, о каком пламени говорил он тогда, в саду.

Это пламя вспыхнуло где-то в глубине ее существа, охватило ее грудь, поднялось к губам и соединилось с огнем, пылавшим в ее возлюбленном.

Да, это была та всемогущая, неудержимая любовь, о которой он говорил. Перед ней нельзя было устоять, да им и не хотелось.

Любовь окутала их небесным светом и вознесла в рай, созданный лишь для них двоих и принадлежащий им навеки.