Она пыталась представить, что же делать, если он окажется уродом и дебоширом.

Она не говорила Джерри о том, что рассказывала Марфе женщина из деревни на кухне не так давно, и хотя она не хотела подслушивать, ей было слышно, как эта женщина сказала:

— Это отвратительно, иначе не скажешь! Священник должен прекратить это, обязательно должен.

— Это не его дело, — отрезала Марфа.

— Это дело каждого, если джентльмены напиваются и ведут себя как животные, и когда к ним из Лондона привозят женщин сомнительной репутации.

— Это нас не касается, — сказала Марфа непреклонно.

— Это возмутительно и дело рук дьявола! И я всегда говорила, что те, кто не протестует против греха, зная о нем, сами являются грешниками!

— Если вы готовы протестовать, то мы — нет! — настаивала Марфа. — И чем меньше мы будем говорить об этом, миссис Бриге, тем лучше!

Аспазия тогда забыла об этом разговоре, но теперь она вспомнила слова миссис Бриге, и, хотя она очень редко видела сильно пьяных, она боялась их и не представляла, как себя с ними вести.

И теперь, присев в реверансе и глядя снизу на маркиза, она подумала, что он — самый красивый мужчина из тех, кого она когда-либо видела, даже красивее, чем Джерри. И она знала, что он — не пьяница, каков бы ни был в остальном.

Но она с отчаянием решила, что не способна заинтересовать такого неотразимого мужчину и развлечь его, как ожидает от нее миссис Филдинг.

Она увидела иронический изгиб его губ и подумала, что он уже развлечен всем происходящим, а может быть, и ее видом, и при этом его отношение ко всему было не особенно лестным.

Аспазии предложили бокал шампанского, она хотела было отказаться, но все же подумала, что, может быть, вино придаст ей смелости, и взяла бокал дрожащей рукой.

Герцогиня удалилась от них, и маркиз сказал голосом, показавшимся ей глубоким и выразительным:

— Что ж, мисс Стэнтон, поскольку это — мой первый визит сюда, вы должны рассказать мне, чего нам следует ожидать здесь.

— Я не.., знаю сама, — ответила Аспазия. — Я приехала… сюда только этим вечером.

— Значит, вы приехали сюда из Лондона, — заметил маркиз, и она решила не разубеждать его в этом.

Миссис Филдинг очень серьезно настаивала на том, чтобы она не говорила ничего о себе.

Она попробовала шампанское.

Она никогда прежде не пила вина и, по отзывам о нем, как о чем-то восхитительном, всегда представляла шампанское искрящимся напитком (каким оно и правда оказалось), сладким и ароматным, как сок.

Она не хотела ставить бокал и стояла, держа его и не отводя глаз от маркиза.

— Вы должны рассказать мне о себе, — сказал он. — Чем вы занимаетесь в Лондоне?

— Я больше.., хотела бы поговорить.., о вас, — сказала Аспазия. — Вы не скажете мне ваше.., имя?

— Конечно, — ответил маркиз, — нас очень не правильно познакомили. Я — маркиз Тэмский.

Глаза Аспазии зажглись интересом.

— Значит, у вас — великолепные лошади.

— Вы знаете о них?

— Конечно.

Она не добавила, что все, кто живет поблизости от Ныомаркета, даже в Малом Медлоке, знают о лошадях, которых там объезжают.

Джерри, когда бывал дома, собирал отчеты о скачках и читал о методах работы тренеров, готовящих лошадей, которых они знали по именам, следя за ними с энтузиазмом.

Близнецы очень дружили, и Аспазия всегда разделяла увлеченность брата лошадьми, как и другие его интересы.

Хотя Марфа и не одобряла этого, они ходили на скачки, и в последние два года она видела, как лошади маркиза приносили лучшие призы.

— Вы действительно интересуетесь скачками? — спросил маркиз. — Или находите увлекательным этот «спорт королей» только потому, что ваши поклонники делают ставки за вас?

Аспазия не поняла его.

— Я считаю, что скачки, которые выиграл ваш Победитель, были самыми захватывающими из виденных мной.

— Вы были там? — спросил удивленный маркиз.

— В какой-то момент казалось, что он не выйдет вперед, но ваш жокей так умело привстал, и когда он обогнал лидера на полкорпуса, это было самым волнующим зрелищем.

В ее голосе слышался задор, искренность которого была несомненна для маркиза, и они проговорили о его лошадях до самого ужина.

Когда гости уселись в большой столовой, где на них взирали с портретов предки герцогини, маркиз оглянулся вокруг, чтобы определить состав гостей.

Их было двадцать. Он сразу узнал многих мужчин, которых старательно избегал в Лондоне и которых не пригласил бы в свой дом ни при каких обстоятельствах.

Как и предполагал Чарли, Дагенхэм тоже был здесь, выглядя распущенным, как никогда, хотя в этом ему явно не уступали и другие мужчины среднего возраста, чья репутация была столь же сомнительна.

Кроме Дагенхэма было несколько довольно глупых расточительных бездельников, разбрасывающих свои состояния либо на карты, либо на женщин, которых сторонились боле" умные мужчины.

Возле каждого джентльмена за столом была девушка, которых, как понял маркиз, назначили для них таким же образом, как Аспазию — для него.

Он заметил, что герцогиня очень предусмотрительно выбирала партнерш для каждого из своих гостей.

Дагенхэм сидел с женщиной, которая выглядела молодой, но по ее поведению маркиз определил, что она искушена в части «экзотических» наслаждений, которые, например, оттолкнули бы его.

Другим гостям подобрали не менее изощренных созданий, тоже опытных, хотя бы в искусстве выманивания из карманов их кавалеров всех до последнего фунтов.

Маркиз точно понял, почему для него была выбрана такая молодая и свежая на вид девушка, как Аспазия.

Он не был бы одним из самых молодых командующих войсковыми подразделениями в армии Веллингтона, если бы не обладал способностью проницательно и безошибочно оценивать характеры людей, и, не претендуя на тонкое знание женской натуры, он тем не менее редко ошибался в женском характере, если давал себе труд использовать для этого свои интуицию и знание.

И поэтому, глядя на герцогиню, сидевшую во главе стола, сверкая изумрудами и походя на кобру с раздутым капюшоном, он был готов приветственно поднять бокал в знак признания ее похвальной проницательности.

Она смогла точно рассчитать своим, как он понял, острым и быстрым умом, чего пожелал бы каждый из мужчин.

Маркиз решил, что таким образом она намеревалась сохранить свою власть над ними.

Это легко получилось бы у нее, если бы она была молода и прекрасна; теперь же, когда мужчины приходили в ее дом уже не ради нее самой, она удерживала их лишь тем, что предлагала им.

И тем не менее два иностранца, сидевшие по обеим сторонам от нее, явно ухаживали за ней, одаривая ее комплиментами. Она соблазняла их своими глазами, своими чувственными губами, движениями тела и, как догадывался маркиз, соответствующими словами.

Он находил спектакль, разворачивавшийся перед ним, интригующим и занимательным.

Он понимал теперь, почему о герцогине говорили, затаив дыхание, и почему предостерегали его против контакта с нею.

«К счастью, — думал про себя маркиз, — я обладаю слишком здравым рассудком, чтобы попасться в такую ловушку».

Он был уверен, что именно с этой целью она познакомила его с Аспазией.

Маркиз передал герцогине все жалобы, и вместо того, чтобы ответить на них, она решила заловить его в свои сети, сделать себя необходимой для удовлетворения его страстей, как она, очевидно, стала необходимой для других мужчин, сидевших за столом.

В глазах маркиза сквозила саркастическая усмешка, когда он вновь обратил внимание на Аспазию.

Она действительно выглядела очень молодой, чистой и невинной девушкой, способной привлечь внимание мужчины, поскольку по виду была полной противоположностью искушенным женщинам, с которыми он проводил время в Лондоне.

Более того, он уже убедился, что она была совершенной актрисой.

Она очень хорошо разыграла робость и неуверенность при первой встрече с ним (и тот пытливый вопрос в ее глазах, как будто она боялась его как мужчины). Если бы она была на сцене, то скоро добилась бы известности.