Я посмотрел на Виталия и развел руками.
— Что? Что? Понятие "разумность" — это не объективная реальность. Это понятие выдумано людьми. Так же как логика, или что-то там еще. Это субъективная реальность. Это результат работы сознания — мы опять же вернулись к тому, с чего начали, — заключил я, снова откинувшись на спинку стула.
Я заметил, что все находившиеся на кухне немного утомились от моих речей.
— Ну, хорошо, — вступил вдруг в разговор Гоша. — Но ведь твой разум тогда тоже субъективно все воспринимает. Чем тогда твоя вера лучше? И почему ты обязательно прав. Может, ты тоже ошибаешься.
— Ну, во-первых, у меня есть определенные доказательства моей веры. Я верю не без причины, — спокойно, без выпендрежа ответил я (наверное, я сам уже от него устал), — Я не знаю, что вас сейчас заставит верить, но за многие годы у меня накопилось немало предпосылок и причин для веры. И, кроме того — чисто практический расчет, — а вот здесь я уже улыбнулся, — Судите сами: что теряю я, если я не прав? Ну, там пару десятков лет жизни, грубо говоря. Причем, какой жизни — у кого-то счастливой, у кого-то несчастливой, у кого-то — хрен пойми какой. Гарантий никаких нету на счастье в этом мире. Да и кто сказал, что вы будете более счастливы, чем я. Все непредсказуемо и относительно. А вот если я прав — что теряете вы?
Я сделал паузу.
— Вы теряете вечность. Это же ведь невозможно перетерпеть, это не возможно пережить, это вечность. Вы теряете… все.
Я закончил и медленно отодвинулся назад, упершись позвоночником в спинку стула, и скрестив на груди руки.
Наступила пауза.
— Ладно, — произнес Виталий, не спешно, как бы с понтом, поднимаясь из-за стола, — Верь во что хочешь. Я пойду проветрюсь и за одно покурю.
Виталий вышел из кухни.
А я наконец-то расслабился и, устало вздохнув, отстраненно закатил глаза вверх, не ожидая больше для себя никаких поводов для спора.
Я надеялся, что после всего этого меня уже никто не будет трогать. Всем тем, кто меня здесь сидел и слушал, я должен был уже порядком надоесть. Вследствии чего ни у кого уже больше не должно было возникнуть ко мне никаких вопросов. И поэтому я мог рассчитывать на спокойное и безмятежное времяпрепровождение вплоть до самого утра. По крайней мере, я на это рассчитывал. Но прошло буквально несколько секунд, и — о ужас! — на кухню, вдоволь где-то там наболтавшись по сотовому, зашла Ольга.
— Ну, что? — спросила она, — Я что-нибудь пропустила?
Послышалось несколько легких смешков.
— Да, ты пропустила.
— Кое-что.
Ольга постояла некоторое время, бросая взгляды на всех находящихся на кухне, и, видимо, желая получить больше информации. Затем она обратила внимание на свободный стул, который стоял прямо перед ней — тот самый, на котором сидел Виталий — и приготовилась…
"О, нет. Только этого еще не хватало. Не делай этого!", — подумал я про себя.
И Ольга села на место Виталия — прям напротив меня.
Она как-то странно посмотрела мне в глаза, ухмыльнувшись, и достав из сумки сигареты с зажигалкой, закурила.
"Только попробуй меня о чем-нибудь спросить", — подумал я.
Мне даже стало как-то забавно. Они сменяют друг друга, занимая этот стул, как почетное место дискутирующего — словно трон какой-то, иногда даже претендуя на ссору, или даже возможно на драку.
"Ну, давай, давай, детка. Давай, попробуй, докопайся до меня", — мелькали у меня в голове мысли. Я сейчас был настолько зол, что готов был разорвать на куски любого, кто прицепится ко мне со своими идиотскими вопросами. Просто возьму и убью. И мне не важно кто ты — парень или девчонка. А, нет — если ты девчонка, то сначала я тебя изнасилую, а только потом убью.
Ну, что, дубль два?
Ольга сделала затяжку, выпустила дым в сторону, но так, чтобы он прошел от меня как можно ближе, и с легкой, но злобной ухмылкой, произнесла:
— Итак, значит, ты веришь, там, в своего Бога, не пьешь, не куришь, матом не ругаешься, налево не ходишь?
— Так, все, Стас, пошли от сюда, — произнесла Марина и вышла из кухни.
Стас, как ни странно, не послушался и остался — видимо ему не хватало по телевизору "Хаты-3".
Я и сам уже понял тон разговора, который задала Ольга с самого начала. Наверное, ей лучше было бы не трогать меня вовсе, тем более сейчас. Да, именно сейчас — когда я уставший сидел на этой прокуренной кухне из-за того, что какой-то водила упырь на автовокзале отказался ехать в мой город, сейчас — когда мне приходилось терпеть неудобства и лишения и общаться с какими-то совершенно незнакомыми мне людьми, сейчас — когда после привокзальной еды с повышенным содержанием жира и каким-то ядерным кетчупом у меня в животе происходили цепные реакции с выделением 239-го плутония, да, именно сейчас — когда из-за дождя, под который я попал на улице, мои трусы были настолько мокрыми, что всякий раз, когда я под столом скрещивал ноги, мне приходилось вздрагивать от пробегающих по телу мурашек — сейчас, в таком состоянии ко мне лучше было бы не приставать, и меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то докапывался до меня со своими тупыми вопросами о моей вере, но — …………
Я посмотрел этой наглой злобной обкуренной девочке в глаза, моргнул и произнес:
— Да.
Злобная девочка улыбнулась.
— Серьезно? — спросила она, затянувшись, — Ты, что с луны свалился, мальчик? — она стряхнула пепел в консервную банку, — Какой-то ты странный. Щас таких уже и не встретишь. Ты, наверное, редкий вид.
Я наклонил голову.
— Чем реже вид встречается в природе, тем он ценнее.
Ольга рассмеялась.
— Может тебе "отвертки" налить? — спросила она, беря в руку жестяную банку с остатками коктейля.
— Нняяяааа, — ответил я, скривившись, пытаясь выразить отвращение.
— Нет, ты на самом деле, не пьешь?…
— Нет, — ответил я, помотав головой.
— Не куришь?…
— Нет, — ответил я, помотав головой.
— И с бабами не гуляешь?…
— Нет, нет, нет, — отвечал я, мотая головой и перебивая свою собеседницу, смазывая ее вопросы, — Только чистые отношения в контексте семьи, и секс — только в браке, — я улыбнулся.
— Да мне кажется, ты просто какой-то долбанутый, — спокойно произнесла она, выдерживая необходимый понт.
Теперь я рассмеялся. Я уже столько раз оказывался в подобных ситуациях и участвовал в подобных разговорах, что со временем они начали вызывать у меня истерический смех.
