— По-моему, это чудесно! — сказала Лоретта. — И теперь я понимаю, почему маркиз никогда тебя не покинет, сколько бы лет ни прошло, прежде чем вы сможете пожениться…

— Вот об этом я и молюсь каждый вечер, — сказала Ингрид негромко. — Я люблю Хью, я готова умереть ради него, и, что гораздо труднее, я стремлюсь сделать его жизнь такой счастливой, чтобы он никогда ни о чем не пожалел.

— Не сомневаюсь, тебе это отлично удается! — ответила Лоретта, целуя ее.

Ингрид, быстро оглядев себя в трюмо, поспешила вниз.

В дверях она обернулась.

— Выжди ровно десять минут, — предупредила она, — а потом спустись в Серебряный салон, где мы собираемся перед завтраком. Лакеи в вестибюле покажут тебе, где он.

Лоретта улыбнулась ей.

— Ты хочешь, чтобы я вышла, как примадонна на сцену!

— Конечно! — ответила Ингрид. — Я хочу, чтобы ты произвела ошеломляющее впечатление, чтобы все гости были сражены.

— Ты меня пугаешь!

— Наслаждайся их комплиментами, но помни, что Фабиан опасен.

Она уже повернулась, чтобы уйти, когда Лоретта сказала:

— Благодарю, благодарю тебя, милая Ингрид! И надеюсь, тебе не придется краснеть за меня.

— Просто вспоминай этих двух светлостей, которые сговорились поженить своих детей, не спрашивая их согласия, и я уверена, ты сыграешь свою роль очень убедительно.

Еще раз улыбнувшись ей, она ушла, и Лоретта осталась одна.

Она подошла к каминной полке и погляделась в зеркало, висевшее над ней.

Несколько секунд она видела только свои глаза — огромные, чуть испуганные.

Потом увидела новую сложную прическу, которую сделала ей горничная Ингрид. И оценила, как парижское платье подчеркивает округлости груди и осиную тонкость талии.

И тут она сказала себе строго:

«Я англичанка, холодная, презрительная, не доверяющая мужчинам, а французам — особенно!»

Внезапно она вскрикнула от ужаса. Они столько говорили с Ингрид и не условились, каким будет ее вымышленное имя!

Она в отчаянии старалась придумать, что же ей делать, но тут открылась дверь и вошел лакей с серебряным подносиком, на котором лежала записка.

Лоретта взяла ее и поняла, что Ингрид, как она сама, вспомнила про их упущение.

Записка была адресована «Леди Бромптон», а вскрыв ее, она прочла одно слово: «Лора».

Лакей удалился, и Лоретта облегченно улыбнулась.

«Очень удачная фамилия, — подумала она. — Очень английская, заурядная, и никто, а тем более иностранец, не свяжет ее с высшей аристократией».

— Я леди Бромптон, — сообщила она своему отражению.

Тут ее взгляд упал на стрелки мраморных часов перед ней. Настала минута спуститься к гостям.

В вестибюле ее ждал лакей, и, когда она попросила проводить ее в Серебряный салон, он поспешил вперед и распахнул перед ней дверь.

Лоретта вошла, и все в комнате словно закружилось у нее перед глазами.

Затем она увидела Ингрид, похожую на экзотический цветок среди окружавших ее мужчин в темных костюмах, и пошла к ней, медленно ступая по мягкому пушистому ковру.

На миг ей почудилось, что Ингрид ее не заметила, но затем ее кузина вскричала:

— Доброе утро, моя дорогая! Надеюсь, ты хорошо спала!

— Очень, — ответила Лоретта, — но, боюсь, слишком долго.

— К завтраку ты спустилась пунктуально, — ответила Ингрид, — все остальное значения не имеет. А теперь я должна познакомить тебя с моими гостями.

— Думаю, — перебил маркиз, — леди Бромптон следует выпить бокал шампанского, чтобы совсем забыть об утомительном путешествии.

Его глаза весело заблестели.

Лоретта догадалась, что Ингрид и с ним отрепетировала, как он должен держаться и за кого ее выдавать.

— Могу ли я сказать, что ваш дом очарователен! — светским тоном произнесла Лоретта, беря бокал из руки маркиза. — Вчера вечером усталость помешала мне осмотреться по-настоящему, но теперь я вижу столько сокровищ искусства! И сгораю от желания ознакомиться с ними по-настоящему.

— Вы увидите их все, — обещал маркиз. И тут она услышала голос Ингрид:

— Разреши представить тебе графа…

Хотя Лоретте казалось, что она блестяще играет свою роль, в душе она трепетала от страха и не улавливала фамилии, которые называла Ингрид.

Но наконец Ингрид сказала:

— Маркиз Соэрден! И позволь мне предостеречь тебя: не верь ни единому его слову!

— Я никак не ждал от вас подобной жестокости! — произнес глубокий бархатный голос.

В нем проскользнула легкая усмешка, словно говоривший догадывался, что у Ингрид есть особая причина для таких слов.

Лоретта подняла глаза на маркиза, когда он с формальной вежливостью чуть прикоснулся губами к ее руке.

Она не представляла себе, чего, собственно, ожидала.

Но только не увидеть перед собой мужчину столь необычной наружности, одновременно и победительно красивого, и исполненного благородной мужественности.

И поняла то, что пыталась объяснить ей Ингрид.

Даже себе она не могла бы описать, почему он так поразительно отличался от остальных мужчин в комнате.

В нем чудились что-то романтично-разбойничье и какая-то странная сила, непонятная власть.

Будто он был бог из иного мира, сошедший на землю, чтобы провести время в обществе людей.

Он поглядел ей в глаза, и она ощутила силу пальцев, державших ее руку.

Словно магнетические флюиды связали ее с ним, и она испугалась.

И секунду могла лишь смотреть на него.

Затем с нечеловеческим усилием воли отвела глаза. А он сказал:

— Я в восторге, мадам, и у меня такое чувство, словно эта минута очень важна для моей жизни.

Лоретта судорожно вздохнула, отняла руку и сумела выговорить, как она надеялась, холодным и высокомерным голосом:

— Она важна для меня, месье, потому что в Париже я впервые и уверена, что поэтому очень многое останется у меня в памяти.

Договорив, она хотела было отойти.

Но Ингрид представила ей маркиза последним, и почему-то у нее возникло ощущение, будто они остались вдвоем, а все остальные отодвинулись куда-то далеко.

— Вы в первый раз в Париже! — повторил маркиз. — В таком случае вы должны разрешить мне превратить это ваше посещение в памятную веху вашей жизни, в нечто незабываемое.

Они говорили по-французски.

Голос его был таким глубоким и звучным, что Лоретте чудилось, будто говорят они под аккомпанемент чудесной музыки.

Она отвела от него глаза, а он сказал негромко:

— Вы прекрасны. Я не мог и вообразить, что существует подобная красота.

На миг Лоретту заворожили его слова, его тон, странный исходивший от него магнетизм, который словно держал ее в плену.

Потом она заставила себя сказать:

— Скольким женщинам, месье, вы говорили эти слова, и сколько по наивности сочли их правдой?

Маркиз засмеялся — таким искренним смехом!

— Я мог бы догадаться, что Ингрид предостережет вас против меня, — сказал он. — Что же, мне остается только выразить надежду, что вы будете достаточно справедливой и не сочтете меня виновным без доказательств.

— Насколько я слышала, месье, хотя, разумеется, я могу и ошибаться, доказательств, как вы выразились, существует много, как и очевидцев.

Говоря это, она подивилась своей смелости. Но ведь говорили они по-французски!

И звучало это вполовину не так грубо, как прозвучало бы на ее родном языке.

— Неужели вы правда слушаете сплетни, источником которых чаще всего служат сточные канавы или злоба тех, кто завидует чужим удовольствиям?

— «Удовольствие» — слово, трудно поддающееся определению, — сказала Лоретта. — Для одних оно означает радость и смех, а для других — мимолетное развлечение, после которого у его участников остаются боль и разочарование!

— Я понимаю, что вы подразумеваете, леди Бромптон, — сказал маркиз, — и, к сожалению, прекрасно знаю, какого рода историями вас потчевали.

Он помолчал.

— Я советую, чтобы вы, впервые оказавшись в Париже, наслаждались настоящим и помнили бы, что прошлое вас не касается.