Сергей ожидал даже требования включить их человека в число работников фирмы, чтобы тот получал зарплату, значительно превышавшую все остальные, вместе взятые. Но такого вот откровенного и наглого отбора своего бизнеса он не ожидал никак.
'Мало', - сумел он лишь сказать пересохшими губами.
Посетители радостно согласились:
'Конечно! Мы тоже так думаем'.
'Мы даже и на заседании правления это говорили', - нагло-сочувственно добавил младший.
'Но нас не послушали, — продолжил старший. — Поэтому придётся тебе добавить недостающую сумму. Сам понимаешь, закон надо соблюдать. Так что вот тебе реквизиты, на которые ты перечислишь недостающую до пятидесяти одного процента сумму, а уж потом мы её зачислим на счет АО'.
Иными словами, у него отбирали бизнес и ещё предлагали заплатить за это!
…Сергей не взял у них десятку. И не стал ничего делать. Вообще ничего. Только рассчитался с людьми и закрыл магазин.
И очень скоро остро пожалел об этом. Нет, утюгов на живот ему никто не ставил. Не те времена. Ему даже не угрожали. Просто позвонили и выразили сожаление, что он не пошёл на сотрудничество.
До Серебрякова он дозвониться не смог. Отправил сообщение по мэйлу, но когда тот его прочтёт…
А уже на следующий день к нему в магазин ворвались собровцы. Устроили обыск — вернее сказать, разгром. А его, вызванного на место, хозяина, заковали в наручники и долго, со смаком колотили в автобусе. А потом некий оперативник — Сергей так и не сумел прочесть его 'корочку' залитыми кровью глазами — в гражданском внимательно смотрел на него. И спрашивал, не захочет ли гражданин Лодкин дать добросердечное признание в отмывании криминальных капиталов. И как он смотрит на перспективу найти у него наркотики, чтобы уж сразу закрыть его в СИЗО, где гражданина Лодкина можно будет допросить, не сходя с места.
Сергей понял всё сразу.
Он сказал: 'Три'. Чем вызвал оптимистичный смех молодого оперативника.
'За три, — ласково ответил тот, — мы к тебе сейчас домой поедем. Проверим, не прячешь ли ты 'дурь' в вещах своей дочки'.
Сошлись на восемнадцати.
Он и тогда ещё не сдался. Но после визита в травмпункт, где снял побои, ему позвонил участковый. Сергей был с ним в добром знакомстве с тех пор, как когда-то регистрировал охотничье ружьё. Пару-тройку раз распивали коньячок, когда участковый заходил проверить условия хранения оружия, болтали кратенько о том, о сём, когда встречались во дворе…
Теперь милиционер был официален.
'Сергей Борисович, — сказал он. — Вы хороший человек, я вас давно знаю. Но мне вот поступила бумага из травмпункта, которой я обязан дать ход. И меня попросили помочь вам, из-за чего справка пришла ко мне, а не в отделение милиции по месту избиения. Оттуда её уже будет не вытащить…'
С участковым сошлись на двухстах долларах и закрытии дела вследствие бытового характера травм, полученных во время ремонта дачи…
Вечером он дозвонился до Серебрякова. Тот слушал очень внимательно. Затем сказал:
— Так. Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно… И я не знаю пока, кто за этим стоит. Ты только держись. Я его найду…
Но держаться было невозможно. Потому что затем была налоговая. Причём абсолютно в своём законном праве. Ведь Сергей действительно занимался изредка обналичкой. Как все. Да и в деятельности магазина, с его наличным оборотом, полной чистоты перед законом никогда не добьёшься…
Налоговая удовлетворилась пятнадцатью.
А потом был УБЭП, теперь уже с вопросами по таможне…
Кто-то очень внимательный и информированный явно стоял за сценой и дёргал за ниточки. Нет, этот некто не использовал государственные службы с частными целями!
Он их просто информировал. А уж правоохранители действовали в собственных интересах. Время такое. Много правоохранителей. И много у них интересов…
А в городе на Лодкина смотрели уже, как на зачумленного. Он стал парией в среде бизнесменов. На него едва ли не показывали пальцами, рассказывая, как подозревал Сергей, друг другу его случай в качестве примера того, с кем и почему не стоит связываться. Да к тому же вычистили эти все деятели его так, что ни о каком бизнесе речи уже быть не могло. И он уже готов был отдать свой магазин этим наглым 'интеллигентам'. Вот только они больше не появлялись.
И никто в городе их больше не видел.
* * *
— Так, — сказал Виктор, выслушав партнёра. — Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно…
— Мор на дилеров? — не очень уместно пошутил Сергей. На самом деле ему просто хотелось поддержать Серебрякова. У которого, видать, серьёзные неприятности с кем-то, раз дело дошло до несчастного челябинского 'Культторга'.
Серебряков шутки не принял.
— Пока не знаю, — сухо ответил он. — Возможно, дело в товаре. Ты как, не чувствуешь, часом, может, народ наш уже разбогател достаточно, чтобы отказываться от обычной посуды? Может, ему изыски уже подавай?
— Н-ну, — неуверенно сказал Лодкин. — Самому не очень ясно. Вообще-то, те китайские вещицы ушли влёт, ты знаешь, я тебе писал. Но не думаю, чтобы в Челябинске народ так бурно забогател, что отказывается от товара, когда в Перми и Ё-бурге торговля идет нормально. Я попрошу Ирину — знаешь, дилерша моя — повнимательнее поразведать, как да что. Но и самому история непонятна.
Помолчали.
— Слушай, — невнятно проговорил после паузы Серебряков. — А ты не в курсе, в каком банке счёт у этого твоего челябинского парня?
— Подожди-ка, — ответил Сергей. — Сам не помню. Но мы ж с ним накладные и счета фактуры подписываем. Сейчас гляну.
Он полез на полку с договорами. Как всегда, когда руки заняты, нужную папку никак не удавалось выудить из кривого ряда дел.
— П-погоди, — успел ещё промычать он в трубку, после чего ряд этот рассыпался, и папки камнепадом посыпались на пол.
— Бллинн! — прорычал Лодкин.
Нужная папка оказалась, естественно, дальше всех.
— Значит так, слушай, — сказал он, наконец, в трубку, из которой слышалось близкое дыхание Серебрякова. Тот, видно, тоже держал её плечом около уха. — Банк у него… 'СМС-Банк'. Кинуть тебе реквизиты по почте?
— Йо… — сказали на том конце. — Не надо. Я знаю…
* * *
'С этим делом пора разбираться всерьёз, — подумал Виктор. — Пора наносить ответный удар. Иначе эта скотина сожрёт меня с потрохами! А так — хоть подавится…'
Он вспомнил о Тихоне.
Это было естественно.
Он всегда вспоминал о Тихоне, когда приходилось туго.
После армии судьбы их довольно круто разошлись. Хотя из виду они друг друга не теряли, и когда Тихон заезжал по своим делам в Москву, непременно встречались. Выпивали положенные полтора-два литра 'беленькой' и снова расставались. Зная, что у каждого есть хороший друг.
Прежде был ещё Максим, но тот затихарился у себя в Миассе. Изредка приезжал, но в общие дела не втягивался. Он, правда, всегда был тихоня, Максимка. А после того, как по ошибке они вырезали тот армянский пост, вообще немножко стал не от мира сего…
После армии Тихон 'приписался' к казакам. Он и впрямь происходил с Дона, хотя жизнь ещё его родителей занесла в Сибирь. Малость безбашенный парень, он после развала Союза пошёл по 'горячим точкам'. Судьба словно вела его за руку по всем возможным войнам, благополучно оберегая до времени от серьёзных ран. Не говоря уж о гибели. Он последовательно отработал новую командировку в Карабахе — уже после срочной службы, — затем прошёл через Южную Осетию, Приднестровье, Абхазию (дважды), Сербию и Чечню.
Он не скрывал от старого друга, что живёт не столько заказами, сколько войной. Где и платят много — уж ему-то! — и разжиться вымороченным добром можно. Из третьей поездки в Карабах он как раз и привёз весьма недурственную сумму, на которую и смог впоследствии начать жизнь бизнесмена, организовав охранную фирму.
Из Чечни, правда, говорил, выгнали — уж больно круты там были казаки. Часто тем самым путая карты федералам, как раз тогда игравшим в не забавные игры под названием 'шаг вперёд — два шага назад'. Но поскольку Тихона ценили за боевой опыт, он так или иначе оказывался необходим различным армейским и другим структурам, чьи поручения исполнял.
