В этот момент, как никогда прежде, для меня стали живыми слова: "И чего ни попросите во имя Мое, Я то сделаю", – и я понял, что спасен! Не говоря ни слова, они все отошли немного назад, опять подняли ружья, мимикой подбадривая друг друга сделать первый выстрел. Но мой Бог удержал их. Они ушли, а я остался с новым упованием во всем и всегда доверять Ему. Но опасности приходили со всех сторон. Вскоре снова было покушение на мою жизнь, после чего мне пришлось стать более осторожным, и я несколько дней оставался дома, потому что верил и сегодня еще твердо уверен в том, что мы можем ожидать защиты от Бога только в том случае, если сами используем для этой цели все разрешенные и возможные средства.
Снова в наш порт зашел большой корабль. Он принадлежал французу, принцу из Джен Бойве. Он вынужден был бежать, когда на трон вступил Наполеон III, стал американским гражданином и предпринял путешествие на своем корабле, с целью найти и изучить страны, которые представляют какую-то ценность, чтобы туда заходили корабли.
Француз предлагал мне, и даже убеждал, отвезти меня в безопасное место: в Анетиум или в Сидней. Но я не мог решиться на это, так как боялся, что туземцы больше не пустят меня на остров, если я оставлю его. Я решил все же использовать присутствие европейцев в порту, и с помощью учителей и нескольких таннезийцев, хорошо относившихся ко мне, разобрать свой первый домик и перенести его на холм.
Когда мы при этом сжигали крышу из сахарного тростника, француз подумал, что таннезийцы выполнили свою угрозу и сжигают мой первый домик. Он приказал зарядить свои пушки и поспешил на остров с несколькими лодками, полными матросов, чтобы защитить меня. Мне было жаль, что я не известил этого доброго человека о своих планах. Но он только посмеялся от души и дал приказ маршировать перед таннезийцами. Затем позвал всех близко живущих вождей, хотя я совсем не просил его об этом, и объяснил им, что если они причинят мне какой-то вред, он вернется и разрушит пушками все их селения. Они обещали этому жизнерадостному господину все исполнить. И все же он повторил мне свою просьбу – уехать с ним. Видно, он посчитал меня за мечтателя, когда я, поблагодарив, отказался.
Какой резкий контраст между сердечным отношением этих мужчин и поведением другого, о котором я хочу рассказать. Мне просто стыдно признаться, что он, как и я, англичанин. Служа в Сиднее у одного торговца сандаловым деревом, он попытался обманом забрать нашу лодку, которая была очень необходима нам. Он сказал мне, что мистер Копеланд якобы велел мне отдать ему лодку. Так как я знал, что никто не мог дать ему такое поручение, я не отдал ему лодку.
Этот бессовестный человек пошел к лодочному домику, взяв с собой нескольких таннезийцев, нанятых им за табак, чтобы они помогли ему взломать дверь и вытащить лодку. Когда я последовал за ним на берег, он страшно ругался, толкал меня и даже хотел ударить. Когда я сказал людям: "Вы помогаете этому человеку воровать мою лодку. Вы знаете, что она принадлежит мне", – они убежали. Позднее ему все же удалось с помощью далеко живущих туземцев взять лодку и спустить ее на воду. Через некоторое время лодку, ставшую негодной, он приказал спустить на воду, и ее волнами выбросило на мель, откуда мы с большим трудом переправили ее на остров.
Если алчные торговцы так обращаются с миссионером, британским гражданином, то можно себе представить, как они обращаются с местными жителями. Пока было сандаловое дерево, они вымогали его у жителей, а когда те перестали отдавать его за низкую цену, они стали прибегать к убийствам и грабежу. Торговцы заработали на сандаловом дереве тысячи и тысячи фунтов стерлингов. Но сколько пролито невинной крови за эти нечестные деньги, а сколько горя они принесли этим людям разными греховными привычками! В ссорах и в пьяном угаре белые убивали друг друга. Я не могу вспомнить ни одного из них, кому деньги принесли бы благословение. Все погибли в своих грехах. И даже самим владельцам кораблей награбленное богатство принесло одни проклятия.
Когда сандаловое дерево кончилось, компания по торговле рабочей силой "Канака" начала превращать острова в свои колонии, что привело тысячи островитян в их зависимость, которая почти не отличалась от рабства, вследствие чего население островов сильно поредело. В лучшем случае собиратели сандалового дерева несли с собой болезни и смерть. В худшем случае эти бесчеловечные люди заставляли бедных людей работать на таких работах, которых те не понимали, или убивали их по всякому поводу. Целью этих людей было: "Пусть погибают туземцы, чтобы эти острова могли занять белые!"
Поэтому было совершенно естественно, что бедные, объятые страхом люди, боялись и ненавидели всех белых, и не делали никакой разницы между нами. Мы хотели лучшего для них, а для торговцев даже их жизнь ничего не стоила, поэтому неудивительно, что таннезийцы не упускали ни одной возможности навредить своим мучителям.
Торговец рабочей силой, который уже долгое время жил в порту Резолюция, имел в погребе под домом запасы табака, пороха, пуль и винтовок. К нему можно было проникнуть только через дверь-ловушку. Злые собаки и вооруженные слуги охраняли его день и ночь, так что он чувствовал себя в абсолютной безопасности. Хитрые таннезийцы вырыли под землей туннель к этому погребу и полностью обчистили его.
Мое сердце обливалось кровью при мысли, какими прекрасными и способными людьми могли бы стать местные жители благодаря Библии, а вместо этого над ними издеваются, деморализуют и уничтожают их.
Когда таннезийцы увидели, что торговец, мой земляк, жестоко обращается со мной, своровал у меня цепь и лодку и остался без наказания, то поняли, что и они могут так же поступать со мной! Я могу уверенно сказать, что большая часть вины за закрытие миссионерской станции на Танне лежит на торговцах, которые вызвали вражду народа против всех белых.
Вождь Новар оставался верным мне, ему я больше всех мог доверять. Он всегда приходил на собрание, сопровождал на богослужения в другие деревни и не раз ограждал меня от опасностей. Новар договорился с другими вождями сделать большой праздник для славы Божьей, потому что только Ему они все хотели поклоняться.
Это было самое большое собрание, которое я видел на Танне. Когда все собрались, многие вожди пришли за мной и учителями. Четырнадцать вождей один за другим говорили к народу, предлагая, чтобы никто больше не был убит через Нахака, так как волшебство – это обман. Их священники не должны больше утверждать, что они могут посылать или не давать ветер и дождь, урожайные и неурожайные годы, болезни и смерть. Все присутствующие должны служить Богу, как их учил миссионер, а изгнанные племена пусть возвратятся и живут среди них.
Эти речи не вызывали ни малейшего отклика среди массы людей. Без сомнения, мужчины говорили серьезно, и если бы нашелся среди них тот, кто мог бы повести их за собой, то произошли бы значительные перемены. Но у таннезийцев ненадежный, колеблющийся характер. По любому поводу они держат длинные речи, большинство которых не приносят никакой пользы. Было видно, что под противоположным воздействием они так же быстро вернутся к своим старым идолам.
Речам предшествовал ряд языческих церемоний, которые приводили меня в ужас. Они обходили кругом огромную кучу запасов пищи. Мужчины, выстроившись в два ряда, вначале молчали, затем склонились на колени и снова встали, издавая ужасные звуки, крики и стоны. После того как все это повторили три раза – каждый раз со все увеличивающимся, почти яростным возбуждением, последовало безумное пение, все трясли руками, а Новар сказал еще одну речь. Затем начали раздавать пищу, которую вожди брали для своих подопечных.
В это время Новар и Нерванги, руководители всего праздника, подошли к нам, и первый сказал: "Мы сделали этот праздник, чтобы побудить вождей и народ прекратить войну, стать друзьями и поклониться вашему Богу. Мы хотим, чтобы вы остались у нас и учили добрым нравам. В доказательство нашей честности и любви мы приносим вам эту пищу".
