Со временем обе станции получили в помощь двенадцать учителей из Анетиума. Естественно, у них не было ни образования, ни книг, потому что этот язык не имел еще ни одной буквы. Учителя были коренными жителями соседнего острова и быстрее знакомились с людьми. Их задача заключалась в том, чтобы показать пример другой жизни. Обычно такие учителя служат новоприбывшим миссионерам в качестве переводчиков.
Но на Танне и им пришлось учить язык. Здесь не только на каждом острове свое наречие, но, как например на Танне, жители севера не понимают жителей юга, что сильно затрудняло нашу работу.
Как-то пришло сообщение, что на острове Эрроманго убили троих белых – торговцев сандаловым деревом и многих местных жителей, которые работали на них. Все вокруг говорили об этом, и вожди собрались, чтобы посоветоваться. На таких встречах они пили каву, которая вначале действует на человека, как водка, а затем – как опиум. Волнуясь от полученного сообщения, они пили больше, чем обычно, и к вечеру все лежали одурманенные на земле. Когда стемнело, пришли враги и убили одного беспомощно лежащего. Тут же началась война между племенами.
На следующее утро военный вождь Миаки приказал бить тревогу на одной из больших морских раковин – знак того, чтобы все подчиненные тут же собрались. Собравшись, они бросились на врагов, их отбросили назад в село, затем они снова пошли вперед и в конце выразили свою ярость в громких переговорах, которые были слышны у нас. После этого наступила тишина. Вражеские вожди пришли ко мне с просьбой перевязать раненых. Сделав это, я очень просил их примириться между собой, и казалось, они охотно послушались. Когда же через некоторое время я на две недели уехал в Анетиум, опять началась война, в которой многие были убиты.
Примерно в то время, когда я потерял свою жену, заболел мой сотрудник мистер Матисон. Он был в очень плохом состоянии, и его нужно было переправить в Анетиум. Это происшествие опять возбудило в туземцах враждебное отношение к нам из-за их суеверных понятий о болезни и смерти. Из-за их возбуждения мы имели все основания бояться за наши могилы, которые должны были охранять. К несчастью, в это время заболел и умер один из учителей, ухаживавший за больным миссионером. Незадолго перед этим он был у меня и, когда умирал, просил передать мне: "Я больше не увижу своего любимого мисси! Скажите ему, что я умираю счастливый, так как я очень люблю Иисуса и иду к Нему".
Островитяне приходили ко мне и возбужденно спрашивали о причине несчастья. Простые объяснения не помогали, тогда я перевернул копье и спросил: может, вы сами во всем виновны? И удивительно, этот вопрос озадачил их, и они ушли. На своих сборищах они обсуждали это дело, затем пришли ко мне и сказали: "Мы не обвиняем вас, но вы и нас не должны обвинять. Мы думаем, что кто-то из племени, живущего в лесу, нашел кусок пищи, которую мы ели. Он дал его злому духу в вулкане, и тот производит все несчастья".
Другой вождь так оправдывал себя: "Карапанамун, или Анруман, злой дух Танны, которого мы все боимся и которому поклоняемся, причиняет это зло. Он знает, что если мы последуем вашему Богу и будем поклоняться Ему, мы не будем больше бояться его и не будем приносить ему лучшее из всего, как это делали раньше мы и наши отцы. Он сердит на вас и на нас".
Последовало короткое время покоя, после чего нас посетил Новат, вождь высшего ранга из Анетиума, которого жители Танны очень почитали. Когда после возвращения домой он вскоре умер, таннезийцы снова разгневались на нас и везде объявляли, что, если мы не оставим остров, они убьют нас. Эта весть достигла Анетиума, и оттуда приехал брат Новата, чтобы успокоить людей. Через два дня он тоже заболел, не успев ничего выяснить! Теперь налицо были доказательства, что виновники несчастья – мы! На другой стороне острова все здоровы, и только там, где живем мы, люди умирают.
Собрание следовало за собранием, был даже заключен союз с враждебными племенами, который нужно было отметить праздником, требующим человеческих жертв. Ища защиты, в миссионерский дом снова пришли женщины. Но дать им защиту было вне нашей власти. Мы только могли умолять мужчин-преследователей о милости для испуганных несчастных женщин.
Наш конец был предрешен на многих собраниях. Задумано было также убить европейца, который недавно поселился на Танне и торговал, но чтобы никто не остался в живых и не открыл это дело. Но Бог Сам вложил милосердие в сердца язычников – старый вождь Новар, на земле которого мы жили, и Аркурат, его первый помощник, предупредили нас и не только расстроили все планы, но открыто противостали решению других, хотя из-за этого Новар со своим помощником должны были разделить нашу участь.
И снова они собирались, говорили гневные речи, как вдруг один военный вождь, который до сих пор молчал, встал и, размахнувшись своей дубиной, бросил ее на землю и воскликнул: "Кто хочет убить мисси, тот должен вначале убить меня! Кто убьет учителей, тот должен сначала убить меня и моих людей, потому что мы защитим их собой!" Когда еще один видный вождь присоединился к нему, на собрание напал страх, и оно закончилось.
Это заявление было для нас очень неожиданным, так как оба вождя жили далеко от нас, внутри острова, были высоко чтимыми волшебниками и видели в нас злейших врагов. Правда, я перевязывал раны брату первого вождя, и он выздоровел. Но я не придаю этому слишком большого значения. Это был Господь, Который вступился за нас, Которого мы просили в сердечных молитвах, стоя на коленях, когда решалась наша судьба.
Постепенно все успокоилось, только бедные женщины сильно страдали от всего этого. В гневе мужчины страшно избивали их за всякую мелочь. Я при каждой возможности говорил об этом и сильно осуждал, но, как в насмешку, сразу после этого один мужчина избил свою жену прямо перед моим домом. За мое вмешательство я был наказал тем, что на следующий день он пришел с вооруженной бандой убить меня. Я вышел навстречу и снова сказал ему о том, как он несправедлив, и очень обрадовался, когда он успокоился. Он ушел, пообещав, что будет обращаться с женой по-человечески.
Надеясь на Господа, я приложил все старания, чтобы прекратить избиение женщин и умерщвление вдов. Постепенно я убедил десять вождей, которые запретили делать это в своих племенах, а также дали женщинам отдых в воскресенье. К сожалению, авторитет вождей был непререкаемым, только если это касалось войны, а во всех остальных вопросах мне нельзя было ожидать от них слишком многого. Один из вождей откровенно сказал мне; "Если мы не будем бить женщин, они не будут работать! Они слушаются только тогда, когда чувствуют нашу силу. Если ничего не помогает, мы режем двух или трех, и тогда другие успокаиваются!"
Все доказательства, что это жестоко и что бедные женщины не в силах работать весь день, не помогали. На все мои просьбы, хотя бы попробовать обращаться с ними по-хорошему, был один и тот же ответ: "Таннезийские женщины не понимают добра!" Чтобы показать им пример, я пошел с учителями и их женами в лес за дровами. Мы сами несли самые тяжелые вязанки дров, а женщинам оставили только то, что им было нетрудно нести. Встречающимся я объяснял, что христиане так обращаются со своими женами и сестрами, и за это они любят их и охотно выполняют ту работу, для которой предназначены. Это помогло больше, чем все слова. Хотелось, чтобы они увидели, что наше учение о Господе делает людей добрыми и счастливыми.
Когда снова вспыхнула война, мне удалось убедить двадцать вождей заключить союз между собой и пообещать, что никто из них не будет начинать войны и что они будут воевать только для защиты. В это время мужчины каждый вечер регулярно приходили ко мне, чтобы учиться. Днем они стыдились и боялись переступать порог миссионерского дома. Но когда дверь и окна были накрепко закрыты, они часами сидели, задавая вопросы о нашей религии. Один пожилой мужчина сказал мне: "Я бы охотно стал авсуаки, то есть христианином, если бы все не смеялись надо мной! Этого я не могу перенести!"
