Мальчик улыбнулся, кивнул на книжку:

– Тогда я буду звать тебя Герда.

– Мне вообще-то маленькая разбойница больше нравится, – независимо отвернулась девочка.

А в коридоре больницы с прохладно-белыми стенами и глупыми картинками про недотёпистых зверей худющий мальчишка лет восьми с загипсованной ногой устроился в дерматиновом кресле и сосредоточенно перекладывал из конверта в кляссер новые марки. К нему с двух сторон подошли двое ребят постарше. Один – с забинтованной головой, другой – с рукой, примотанной к планшетке. Первый ударом ладони выбил у худющего мальчика конверт. Другой, не успел тот ахнуть, забрал кляссер.

– Вы чего?! Осторожно! Помнете! – забеспокоился худыш.

– Цыц, малявка!

– Это же мои марки!

– Были твои, стали наши! – И, осененный идеей, пихнул товарища: – Мы щас медсеструхе весь халат обклеим! Во орать будет!

Тощий мальчик чуть не плачет:

– Отдайте! Не смейте! Это мне папа подарил! – Он попытался встать, но старший балбес толкнул его обратно в кресло.

– Сиди, скелет!

– Почему это я скелет?! – обиделся худыш.

– Тощий потому что и страшный!

Старшие заржали и собрались уходить с трофеем, но тут, откуда ни возьмись, появился шустрый малорослый парнишка-второклассник, схватил прислоненный к креслу костыль Скелета и двинул им обидчиков.

– Э! Ты чё, малой! – возмутился один из балбесов. – Совсем уже!

Но мальчонка грозно уставился на них, держа костыль наперевес:

– Быстро марки отдали и свалили! – он снова взмахнул костылем, и хулиганы опасливо переглянулись.

– Тебе башку еще надо подкроить? – заорал малыш первому, а потом и другому. – А тебе вторую клешню не жалко?

– Ладно-ладно, – примирительно отступил балбес с забинтованной головой, – малой, чё ты – шуток не понимаешь?

Он протянул Малому кляссер, и посрамленные хулиганы удалились.

Малой отдал кляссер худому мальчику. Тот шмыгнул носом, скрывая постыдные мальчишеские слезы, и выдавил сорвавшимся голосом:

– Спасибо.

Опустив голову, он тут же принялся проверять, не помялись ли марки, а Малой широко улыбнулся:

– А ты и правда Скелет!

И, странное дело, теперь худенькому мальчику вовсе не было обидно.

Малой пристроился рядом, заглянул через плечо Скелета в кляссер.

– Слушай, я у одного тут видел – жвачки есть. «Ригли» там, «Бруклин»...

– Ну и чё? – не понял Скелет.

– Так можно на марки сменять! – лучезарно улыбнулся Скелету Малой. – Марки – это тема!

Скелет насупился.

– Ты подумай: у тебя все равно эти марки отобрали бы! – настаивал Малой.

На лице Скелета отразилась мучительная внутренняя борьба.

А Солнце тем временем выбрался из палаты Герды, огляделся по сторонам – медсестры не было видно. И он отправился путешествовать по больничным коридорам.

В холле студент художественного училища расписывал стену нежным панно. Инспектирующий его одышливый завхоз был недоволен:

– Что у тебя тут мрачно-то так, ну я не знаю!

Студент независимо дернул плечом:

– Панно решено в минорной гамме.

– Что ты мне со своими гаммами! У нас тут не музучилище! Веселей надо! Жизнерадостнее!

Студент отошел на пару шагов, прищурился, разглядывая панно:

– Не знаю, по-моему...

– Ну, что ты щуришься, как кореец! – заорал завхоз. – Мне ж по шапке дадут – разложенчество, скажут! Ты мне дай социалистическую сказку! Солнышко нарисуй! Раскрась поярче! Понял, кореец?!

Студент покорно вздохнул:

– Понял.

Шумно дыша, завхоз удалился. А к студенту подошел Солнце, стал наблюдать за тем, как тот принялся перекрашивать детали панно в яркие аляповатые цвета.

Студент оглянулся на Солнце, а тот вежливо сообщил:

– Ваш вариант мне нравился больше. Было красиво...

Студент небрежно махнул рукой:

– А, вода!.. Тебя как зовут?

Солнце подумал и ответил:

– Солнце.

– Ну, тогда я Кореец, – улыбнулся студент. – Иди, помогать будешь.

И вручил мальчику флейц и банку с ядовито-желтой краской.

В холле показалась Герда со «Снежной королевой» под мышкой. Она облокотилась о стену и стала наблюдать, как Солнце рисует на стене пронзительно-желтый круг на химически-лазурном небе. Солнце обернулся, Герда улыбнулась.

А к Солнцу подскочил Малой с кляссером Скелета и деловито протянул руку:

– Здорово, давай знакомиться! Пашка Кочетков, но ты можешь звать меня Малой. Марки нужны?

Солнце недоуменно пожал плечами:

– Нет. Мне некому писать письма.

– Письма? – чуть не подпрыгнул от возбуждения Малой. – Насмешил! Да здесь коллекционные! Зацени!

Жестом заправского купца щупленький Малой развернул кляссер:

– Марки – это вообще тема! Только тебе, по дружбе. Один к пяти!

– Что один к пяти? – не понял Солнце.

– Одна жвачка – пять марок! А чё – нормально!

– Да я тебе и так жвачки могу дать, – пожал плечами Солнце.

Малой подозрительно прищурился:

– Нежёваные?

Герда хмыкнула и убежала.

На лестнице стояли видный мужчина в форме морского офицера и женщина в красивом платье, с медальоном в виде солнца на груди, но с исплаканным лицом. В руках мужчина держал иностранную коробку с моделью автомобиля. Пробегая мимо них, Герда, разумеется, не знала, что это были отец и мать Солнца.

– Не нужны нам твои подачки! – со злостью выговаривала мать Солнца. – Все эти твои машинки, жвачки! Ты думаешь так купить его любовь?!

– Я просто люблю своего сына!

Мать Солнца перебила с ненавистью:

– Кто любит, не поступает так, как ты!

– Я все тебе объяснил... – упрямо сказал отец.

Мать Солнца заплакала:

– Убирайся! Я не хочу слушать тебя!

Бравый морской офицер как-то съежился:

– Прошу тебя... Я хочу повидать его перед отъездом.

– Не смей! – закричала мать Солнца. – Не смей приходить к моему сыну!

– Нашему сыну... – глухо поправил ее отец.

Мать Солнца оттолкнула отца, затрясла головой в беззвучных слезах, и он молча пошел вниз. Спустившись на один пролет, замешкался и поставил коробку с машинкой на ступеньки.

Солнце уже закончил раскрашивать кадмиевый диск и любовался своей работой, когда к нему подскочила мама. Она принялась бурно целовать мальчика, попутно утирая слезы:

– Мальчик мой! Тебе же доктор сказал лежать! Иди, иди, милый! И краской здесь пахнет!

– Хорошо, мама, я сейчас лягу, – ласково и терпеливо ответил Солнце.

– Ну, вот и молодец! – возбужденно заулыбалась, закивала мама. – Умный, замечательный мальчик! Слушаешь маму! А больше никого не слушай! Никого, хорошо?.. Я зайду к доктору!

Мама унеслась по коридору к ординаторской. Кореец сочувственно глянул на Солнце, кивнул на панно:

– Хорошо получилось. Молодца! А ты чем болеешь-то?

– Я сердцем болею, – спокойно объяснил Солнце. – Оно у меня слишком большое.

– Бывает... – подумав, ответил Кореец.

И Солнце медленно побрел по коридору в палату.

Он шел мимо Скелета, пытающегося костылями играть в футбол с другими детьми, мимо старших балбесов, нашедших автомобиль Солнца и с воодушевлением разбирающих его, мимо Герды, задумчиво провожающей его взглядом из своей палаты, мимо Малого, который пытается впарить марки другим маленьким пациентам, мимо своей мамы, что-то эмоционально требующей у молодого, но усталого доктора Немчинова...

В конце концов петь хипари устали, просто смотрели в окно.

– Что у Галины? – спросил Корейца Солнце.

– Да непонятно. Тянут с визой. Узнать ничего невозможно. Приеду на место, сразу отзвонюсь. Не нравится мне это все...

– Думаешь... – начал Солнце.

– А главное, вот ведь какая штука, – перебилего Кореец, – я ее так люблю... понимаешь, я думаю, что это я виноват...

– Ты что?..

– Нет-нет, не в том смысле! Просто я по-скотски себя чувствую: ей не дают визу, а я радуюсь... понимаешь?

– Понимаю. Это нормально.