Он произнес это сухим тоном, и невозможно было понять, что он на самом деле подразумевает.

Решив не задумываться над этим, Минелла, как всегда учила ее мать, повернулась к лорду Скелтону, чтобы побеседовать с ним.

Он что-то шепотом говорил Нелли и, судя по всему, не имел никакого желания вступать в разговор с Минеллой.

Понаблюдав за ней, граф сказал:

— Боюсь, мисс Минелла, что на нашем приеме все очень аккуратно поделились на пары. И раз уж вы оказались в паре со мной, придется вам довольствоваться моим обществом.

— С радостью, — сказала в ответ Минелла. — И я хотела вас попросить, чтобы вы рассказали мне о своих лошадях. Конни говорит, что у вас лучшие скаковые лошади, и вы вышли победителем на скачках в Гудвуде.

— Вы любите лошадей так же, как живопись? — поинтересовался граф.

— Очень люблю, — ответила Минелла. — И хотя я не участвовала в больших скачках, стип-пльчез и скачки наперегонки я всегда обожала.

И снова ей показалось, что граф посмотрел на нее так, будто думал, что она просто изображает заинтересованность в предмете, к которому на самом деле вполне равнодушна.

Минеллу это слегка разозлило, и она завела с ним беседу о скачках, которые состоялись в минувшем году.

Ее отец побывал на всех. Естественно, он ездил в Аскот, на дерби, на большие национальные скачки, и, возвращаясь домой, подробно описывал ей все, что там происходило.

Зная, что отец этим интересуется, она, чтобы сделать ему приятное, всегда внимательно просматривала спортивные газеты, которые доставлялись в поместье наряду с более прозаической «Морнинг пост».

От нее не укрылось, что граф нашел беседу весьма интересной, да и сама Минелла много узнала о том, о чем давно хотела узнать.

Кроме того, она спросила его, хорошая ли охота в окрестных лесах, и вновь он был явно удивлен ее познаниями относительно охоты на куропаток и фазанов.

Когда обед подошел к концу, Минелла поймала себя на мысли, что получила гораздо больше удовольствия, чем ожидала.

Остальные гости, как она с некоторым удивлением отметила, говорили все громче и громче: вероятно, это было следствием того, что они выпили много вина.

Что касается Минеллы, то когда слуга напил ей в бокал шампанского, она лишь слегка пригубила его. Заметив это, граф сказал:

— Если вам не нравится шампанское, Минелла, я могу предложить вам белое вино или кларет.

— Чего я действительно выпила бы с удовольствием, — ответила Минелла, — так это лимонада, или, если его нет, то обычной воды.

Мгновение граф молча смотрел на нее. Потом он спросил:

— Вы говорите искренне?

— Честно признаться, — объяснила Минелла, — я пью шампанское очень редко, а сегодня, поскольку я очень устала, мне, наверное, лучше было бы вообще воздержаться.

В глазах графа вновь мелькнула насмешка, как будто он был уверен, что это только притворство.

Впрочем, он велел принести ей лимонада, а тем временем бокалы наполнялись снова и снова, и Минелла заметила, что Конни, которая сидела по левую руку от графа, вся раскраснелась.

Она без умолку болтала с Арчи, а на хозяина вечера почти не обращала внимания.

Минелле такое поведение казалось несколько странным, особенно учитывая то, чему учила ее мать, но она подумала, что «гейети герлз» совсем не обязательно должны быть похожи на подруг миссис Хейвуд.

Возможно, если бы здесь был отец Минеллы, он бы тоже говорил только с тем, кто ему интересен, а на всех остальных не обращал бы внимания.

Наконец граф предложил дамам вернуться в гостиную.

Конни поднялась и, поцеловав Арчи в щеку, сказала:

— Не задерживайся! Если ты забудешь меня, пока пьешь портвейн, я вернусь и утащу тебя силком!

— Разве можно тебя забыть! — откликнулся Арчи.

Минелла была поражена этой сценой. Потом Конни взяла ее под руку, и по пути к гостиной сказала:

— Минелла, ты изумительна! Я и представить себе не могла, что нашего хозяина кто-то способен так расшевелить!

Тут она едва не упала, запутавшись в собственном платье, и это избавило Минеллу от необходимости отвечать.

В гостиной девушки сразу принялись подкрашивать губы и болтать о том, у кого лучше напудрено лицо.

У каждой на запястье на тонком ремешке висела сумочка для косметики.

У Минеллы такой сумочки не было, да она все равно не имела никакого желания краситься и, как Конни, быть похожей на безвкусно размалеванную афишу.

Берил так накрасила ресницы, что они стали в полдюйма длиной, и от этого она сильно смахивала на деревянную куклу.

Присоединяться к общему разговору Минелле тоже не слишком хотелось, тем более что она, по существу, была для этих девушек совсем чужой. Вместо этого она пошла вдоль стен, разглядывая картины.

Все они принадлежали кисти великих французских живописцев, и теперь она поняла, почему комната называлась «Французская гостиная».

Здесь был Буше, которого можно легко узнать по присущим только ему оттенкам голубого и розового, а также по толстеньким купидончикам, которых так и хочется обнимать и баюкать.

Потом Минелла увидела романтичного Фрагонара, и ей показалось, что, сделав еще шаг, она вступит в розовый сад, где над головами влюбленных парят херувимы.

В это время мужчины тоже вернулись в гостиную, и граф сразу же направился к Минелле.

— Я вижу, вам нравятся мои картины.

— Они великолепны! — отозвалась Минелла. — Я всегда мечтала увидеть подлинного Фрагонара, и это оказалось еще прекраснее, чем я себе представляла!

Она замолчала на мгновение, а потом тихо добавила:

— Ужасно думать, что после революции он перестал писать и умер в нищете.

— Кто научил вас сказать мне это? — спросил граф.

Минелла отвела взгляд от картины и с недоумением взглянула на него.

— Арчи скорее всего, — продолжал граф. — У него самого есть несколько очень хороших полотен, и он знает толк в живописи.

Подумав, что не стоит признаваться графу, что до этого дня она никогда не встречала лорда Арчибальда, Минелла решила просто ничего не говорить.

Она молча перешла к другой картине. Граф встал рядом и предложил:

— Не присесть ли нам на диван? Я хочу побеседовать с вами.

С некоторой неохотой, потому что ей гораздо больше хотелось любоваться картинами, Минелла села на атласный диван, стоящий в дальнем конце гостиной. Гости, столпившиеся у камина, вряд ли могли услышать их разговор.

— Расскажите мне о себе, — попросил граф. — Я пришел к выводу, что вы самая лучшая актриса из всех, что мне доводилось встречать!

Минелла взглянула на него и подумала, что он, вероятно, выпил чересчур много, если позволяет себе говорить такие вещи.

— Бы блестяще изобразили юную девушку, вступающую в волшебный мир «Гейети»! — продолжал граф. — Должен поздравить Джорджа Эдвардса с открытием такого таланта!

Минелла не знала, что на это ответить. Наконец, после долгой паузы, она произнесла:

— Я бы не сказала, что… меня кто-то открыл.

— Значит, эта честь выпала мне, — сказал граф. — И, уверяю вас, мое желание принять участие в вашей судьбе не меньше, чем ваше — проехаться на моих лошадях!

Минелла не удержалась от смеха.

— Вряд ли я смогу выиграть приз в Гудвуде!

— Да, но я ни минуты не сомневаюсь в том, что вы мечтаете попасть в состав «Беглянки», — ответил граф.

Минелла хотела сказать, что не испытывает никакого желания играть на сцене, но вовремя вспомнила слова Конни о том, что граф мог бы помочь ей.

— Я ищу работу, — медленно проговорила она. — Но не представляю точно, какой она должна быть.

— На этот вопрос я могу дать ответ, — сказал граф. — И вам, Минелла, лучше всего предоставить мне заботу об этом.

— Весьма признательна, — поблагодарила Минелла.

Она чувствовала себя настолько усталой, что ей было трудно не только сосредоточиться на том, что говорил граф, но даже сидеть прямо.

На одно ужасное мгновение ее веки сомкнулись сами собой, и она испугалась, что заснет прямо здесь.