Предположение, что князь впал в невменяемое состояние, то есть попросту обезумел на какое–то время, позволяло возложить вину на него одного, что избавляло род Асано от кары. Предложение Инабы, проникнутое духом справедливости, сострадания и самурайской чести, глубоко тронуло всех присутствующих. Такатомо Акимото Тадзиманоками и Масанао Цутия Сагаминоками высказались в его поддержку. Все с волнением ждали последнего слова сёгуна. Цунаёси с недовольным видом хранил молчание, озирая зал. Его взгляд встретился со взглядом сидевшего рядом Янагисавы. Фаворит со скрытой улыбкой во взоре взглянул на повелителя и слегка повел глазами в сторону, что для посторонних могло остаться незамеченным. Однако для людей, связанных тесными узами, малейшая перемена в выражении лица несет в себе тайный смысл. Неважно даже, был ли действительно этот смысл заложен во взгляде или нет — главное то, что один читает в сердце другого.

Хотя Янагисава сразу же сделал вид, что он тут ни при чём, сёгун Цунаёси прочитал у него в глазах вопрос:

— Что, колеблетесь, ваше высочество?

Выглядело это так, будто фаворит беззлобно подтрунивает над господином, которому не хватает решимости.

Переменившись в лице, Цунаёси молча встал и вышел из зала, громко хлопнув изукрашенными створками «китайских» дверей.

Инаба и другие старейшины, не ожидавшие такого от сёгуна и с трепетом ждавшие окончательного приговора, были поражены. Все случилось слишком скоропалительно.

Все были возмущены, но Тангоноками, Тадзиманоками и Сагаминоками поспешили удалиться, опасаясь, что теперь гнев повелителя может обрушиться на них.

Всем было ясно, что Цунаёси решения не изменит. Сёгун объявил свою волю. Сейчас уже не имело значения, насколько приговор справедлив или несправедлив. Сразу же вслед за тем старейшина Масанао Цутия, несший в тот месяц дежурство при дворе, был снова вызван к сёгуну. Ему было приказано немедленно передать князю Асано повеление сделать сэппуку. Надзирающим за исполнением был назначен старший офицер Охранного ведомства Ясутоси Сода Симокусаноками. Ему было придано двое офицеров: Дэмпатиро Окадо и Гонуэмон Окубо. Всем был объявлен приказ властей.

Дэмпатиро не верил своим ушам. Может быть, князь с жалованьем в пятьдесят три с половиной тысячи коку и не самая крупная фигура, но все–таки даймё… И вот теперь владетельного князя за какую–то случайную ссору признают виновным в тяжком преступлении и приговаривают к смерти! Нет, как–то слишком уж легко и просто все выходило. И ведь наказание не ограничивается самим князем — под удар поставлен весь род Асано. К тому же второй участник ссоры, Кира, не только освобождается от ответственности, но еще и купается в милостях! Что и говорить, однобокий подход.

Дэмпатиро прекрасно знал, что Кира пресмыкается перед всесильным фаворитом, и смутно догадывался, что не кто иной, как Янагисава, стоит за кулисами сегодняшней истории, пришедшей к столь трагической развязке.

Князья Инагаки Цусиманоками и Като Цураюноками обратились с петицией, прося назначить повторное расследование. Петиция была, разумеется, отклонена. Принятое сёгуном решение обжалованию не подлежало.

Преодолев робость, Дэмпатиро отправился с просьбой к самому Ёсиясу Янагисаве:

— Конечно, приговор являет собой волю его высочества. Тут, наверное, ничего не поделаешь, но, если бы вы, ваше сиятельство, как–то намекнули его высочеству, что решение носит несколько односторонний характер и что надо было бы продолжить расследование…

Правитель Дэва даже изменился в лице от такой дерзости:

— Что еще за странные речи! Подите прочь, сударь!

— Ну что ж, — только и промолвил Дэмпатиро, поднимаясь с колен.

Сидевшие неподалеку приближенные Янагисавы с удивлением наблюдали эту сцену.

Не зря ночью накануне злополучной ссоры князь Асано чувствовал, как вскипают и поднимаются друг на друга два противоборствующих потока — сейчас бушующие валы уже выплеснулись на поверхность.

У Дэмпатиро было слишком много единомышленников. Благодаря их заступничеству он смог безнаказанно выйти от Янагисавы и снова принять участие в расследовании.

12 Сюзерен и вассалы

Беспощадный молот рока, обрушившийся в тот день на дом Асано, был поистине громом среди ясного неба. Разве мог Гэнгоэмон Катаока или кто–то еще из тех, кто немного знал о предшествовавших инциденту обстоятельствах, даже предположить подобный исход?! И уж тем более для прочих самураев дома Асано случившееся представлялось не иначе, как кошмарным сном. Кто мог ожидать такого удара этим ясным весенним утром? Ничего удивительного, что, узнав о случившемся в замке, все в усадьбе лишились дара речи. Некоторое время самураи приходили в себя, с болью осмысливая весь ужас происходящего. Теперь они по крайней мере знали, какая участь им суждена, и, хотя то была страшная, жестокая участь, собирались бестрепетно встретить ее. Сейчас, когда пришла пора, самураи призвали на помощь все свое мужество, дух самоограничения и жертвенности, несгибаемую волю, воспитанные долгими годами упорного совершенствования. Только это могли они противопоставить нежданному удару судьбы. Сжав зубы, они решили не сдаваться.

Самураи клана были как бы единым живым организмом, в котором все обитатели дышали и жили. Сознавали они это сами или нет, но от поколений верно служивших отцов и дедов унаследовали они верность и преданность. Господин же был основой и движущей силой этого организма. Даже в самых смелых фантазиях вассалы не могли представить себе, что их отношения с господином когда–либо прервутся и они вынуждены будут существовать сами по себе. Потерять господина было для них равносильно смерти. Пожалуй, даже хуже, поскольку истинная жизнь для них пресекалась, и они как бы умирали заживо.

Вернется ли когда–нибудь домой господин, с которым их разлучили? Ответа на вопрос никто дать не мог, и, что хуже всего, не в их силах было что–либо изменить. Судьба князя была полностью в руках всесильного судьи, который один воплощал верховное правосудие, не внемля ни просьбам, ни воззваниям, ни протестам. Даже обсуждать приговор было не дозволено — только беспрекословно принять высочайшую волю, какова бы она ни была.

Сплотившись в несчастье, они готовы были все вынести. Сдерживая бешеное биение сердец, самураи прислушивались к поступи неотвратимо приближающегося злого рока.

Первым вестником рока стал мэцукэ Гэнгоэмон Судзуки, явившийся с приказом очистить усадьбу Дэнсо.

— Слушаем и повинуемся, — негромко ответил за всех Ясубэй Хорибэ.

Люди князя Тода Нотоноками, назначенного распорядителем приема посланников императора вместо князя Асано, как раз вносили в усадьбу присланные назад из замка расписную ширму и драгоценную утварь. Следовало все имущество дома Ако вынести из усадьбы как можно быстрее. Сейчас, когда над домом Асано был занесен бич безжалостного рока, даже птица, выпорхнувшая из–под ног, могла быть знамением судьбы.

Как только отбыл Ясуэмон, приказ передали Соэмону Харе. Тотчас же отряд пехотинцев–асигару князя Тода был выставлен для охраны дороги от усадьбы до Тацунокути. Тем временем из–под моста Досан вынырнула большая лодка, и вскоре послышался топот десятков ног — это перегружали из усадьбы вещи. Все свершилось с невероятной быстротой — немного спустя эвакуация была закончена. Лодка отплыла от берега и тихо заскользила по дремотной глади замкового рва к реке. Отряд пехотинцев, не нарушая строя, направился по суше в усадьбу Тэпподзу.

— Ну, не поминайте лихом! — тепло простился Соэмон с самураями князя Тода.

Князь Асано в закрытом на замок и накрытом сетью паланкине был под строжайшей охраной вынесен из резиденции сёгуна через ворота Хиракава. Конвой, следуя вдоль стен, миновал коновязи у главных ворот Отэ, набережную Яёсу, внешние ворота Хибия, ворота Сакурада. Из паланкина князь созерцал знакомые городские кварталы. Безоблачное вешнее небо простиралось в вышине. Вода во рву блестела и переливалась под солнцем. Колыхались под ветром ветви плакучих ив.