Место, куда Дзиндзюро привел Хаято, оказалось большой, по фасаду не менее пяти кэнов, мануфактурной лавкой, что располагалась в проулке, выходящем на улицу Сотобори у внешнего рва замка за мостом Иккоку.

— Пришли! — бросил Дзиндзюро вполоборота. Хаято и представить себе не мог, что этот оживленный магазин, в котором стояли, сидели и сновали во все стороны многочисленные приказчики и подмастерья, на самом деле одно из тайных убежищ Паука. При его появлении около десятка работников бросились навстречу гостю с приветствиями.

— С возвращеньицем!

— Да, давненько я у вас не был! — ответствовал Дзиндзюро, проходя по коридору вглубь помещения через прихожую и ныряя под норэн, на котором красовалось название лавки «Ямасироя».

Продолжая недоумевать, Хаято последовал за ним. По ту сторону норэна оказалось два входа в складские помещения. Далее в глубине виднелась столовая, где восседал за завтраком дородный мужчина. Обернувшись к пришельцам, мужчина вскочил и вышел к ним, с удивлением воскликнув:

— Никак вы, братец?!

— Уж и не чаял увидеть, небось? Вот опять пришел просить о помощи. Что, найдется для меня комнатушка?

— Да уж найдется… Я как раз велел все прибрать — будто знал, что ты скоро прибудешь.

— Ну, спасибо. Как освободишься, заходи, посидим. Тут у меня просьба к тебе насчет этого молодого человека.

Заслышав, что речь идет о нем, Хаято постарался изобразить молодого горожанина и, низко кланяясь, приветствовал хозяина. Тем временем Дзиндзюро через боковую дверь вышел во двор. Хаято шел следом.

Земля в этом квартале ценилась на вес золота. Во внутреннем дворе лавки помещался роскошный сад, в котором угадывался вкус зажиточного горожанина. Здесь были и причудиво искривленные сосны, и валуны, и вырытый прудик, и каменные светильники, притом что площадью сад не превышал пятидесяти цубо. Дзиндзюро, сняв соломенные сандалии, прошел по деревянному настилу через открытую галерею, что тянулась через сад от главного дома к удаленному флигелю. Это было изящно отделанное двухэтажное строение.

— Ну, заходите. Тут у меня потайное убежище. А тот человек, что присматривает за магазином, на самом деле мой младший брат. Вот потому мы и здесь, — разъяснил Дзиндзюро.

За окном флигеля, служившего убежищем Пауку, открывался черный дощатый забор с небольшим лазом, выводившим на узкую тропку. Вдалеке отражались в наполнявшей ров воде каменные тумбы при входе на мост Гофуку. Рядом под сенью зеленых сосен маячила крыша полицейской управы Северного округа. Никакой служилый, будь он хоть семи пядей во лбу, не мог бы заподозрить, что Паук Дандзюро устроил себе логово в двух шагах от замкового рва и сыскной части. В этом и была необычная тактика, к которой всегда прибегал Дзиндзюро. Разумеется, не только благодаря этому респектабельному платяному магазину в Хонгоку, который он доверил своим подручным, Дзиндзюро удавалось вводить в заблуждение честную публику. По всему Эдо у него были разбросаны такие заведения, о которых было известно лишь Пауку, но отнюдь не его помощникам. Орю, дамочка из Юсимы, ничего не знала о тайном убежище в Хонгоку. Канэкура (так звали владельца мануфактурной лавки «Ямасироя» в Хонгоку) понятия не имел о том, что Дзиндзюро часами стоит на перекрестке, преобразившись в китайца Уховертку и предлагая прохожим почистить уши.

Своим беспримерным искусством менять обличье Дзиндзюро нередко морочил и своих сообщников. Они, бывало, думали, что Паук скрывается в своем логове при платяной лавке в Нихонбаси, а тот сидел себе в чайной где–нибудь в Фукагаве. Подобными театральными трюками из серии «черт исчезает — божество появляется ему на смену» Дзиндзюро создал вокруг себя особый мир, в географии которого толком не мог разобраться никто, кроме главного героя, и деятельно использовал все преимущества такого существования.

Само собой, в мануфактурной лавке Дзиндзюро сам порой командовал приказчиками и с удовольствием подражал купеческим повадкам, однако уверял, что торговать не любит и оттого все передоверил младшему брату. В прочих своих тайных убежищах он тоже охотно общался с хозяевами, подстраиваясь к их вкусам и пристрастиям: мог умело сочинить хокку для открытия чайной церемонии или нарисовать соответствующую картину к случаю. Так что не только в лавке Канэкура, но и в других заведениях, где Дзиндзюро доводилось скрываться, его воспринимали как своего и не слишком удивлялись, когда он появлялся после продолжительного отсутствия. К тому же, обладая острым умом и богатым жизненным опытом, Дзиндзюро твердой рукой направлял своих помощников во всех деловых вопросах, что способствовало популярности их заведений, да и сам он при этом пользовался уважением в округе как примерный горожанин. Благодаря такой хитроумной конспиративной тактике Дзиндзюро, особо не таясь, преспокойно ел и пил в приятном обществе, успешно камуфлируя свои ночные похождения.

— Если кто вами интересуется, всегда лучше тут отсидеться. Место надежное, — заметил Дзиндзюро.

Хаято снова подивился чудесным талантам и возможностям этого человека. Разве не мог бы Дзиндзюро вести честную жизнь, если бы того захотел? Уж конечно, не нужда заставляет его вести жизнь, полную тревог и опасностей. Очевидно, для него весь смысл бытия в постоянных переменах, в смене путей и обличий, которая доставляет ему наслаждение.

Когда юноша высказал вслух свои мысли, Дзиндзюро рассмеялся:

— Наслаждение… Что ж, может, так оно и было прежде, но теперь я всем этим сыт по горло. Вы, сударь, наверное, знаете, что в последнее время я стараюсь сделать так, чтобы обо мне поменьше болтали в народе. То ли годы мои уже не те, то ли в сознании что–то сместилось, но меня теперь моя работа уже не увлекает так, как раньше. Просто я давно уже дал себе зарок: до самой смерти буду такое вытворять, чтобы люди диву давались. Карма, наверное, такая. Того только и добиваюсь. По правде сказать, я и с вами–то решил поближе сойтись все с той же задней мыслью. Хочу, чтобы вы мне кое в чем помогли.

— В чем же именно?

— Речь идет о замке — о замке Эдо, — спокойно пояснил Дзиндзюро.

— Что?! Ограбить замок Эдо?! — чуть не завопил во весь голос Хаято.

— А что? Прославим наше воровское ремесло. К тому же… Противно смотреть на эту рожу, которая корчит из себя нашего верховного владыку. Опять же народу в последнее время и потолковать не о чем…

Уговаривая Хаято, Дзиндзюро мягким плавным движением поставил перед ним чашку с чаем. Чашка была не простая, старинная, как видно, с богатой историей. Слабые солнечные блики, проникая с улицы, будто утопали в глазурованной поверхности.

— Прямо скажу, хотя, наверное, вам и обидно покажется. Я самураев всегда терпеть не мог. Чем они лучше простых горожан? Я такого резона не вижу. Или им все позволено только потому, что меч торчит за поясом — чтобы люди боялись? Так, что ли? Вы–то как думаете?

Хаято на эти слова мог только молча кивнуть. Еще недавно в платяной лавке, а до этого в домике в Юсиме Дзиндзюро представлялся добродушным обывателем средних лет, но стоило ему переместиться в свой запретный мир, как произошло неожиданное превращение. В этом мире для него не было ничего недоступного. В нем просыпались какие–то волшебные силы — вплоть до того, что он мог абсолютно беззвучно передвигаться по доскам потолка над комнатой, в которой шел какой–нибудь важный разговор. Стоило ему прикоснуться к самым замысловатым замкам, как они безо всякого труда отмыкались, рассыпались, будто прах, развеянный по ветру. Конечно, при таких чудодейственных способностях ему не составляло никакого труда управлять подручными.

Сообщники и подручные, разумеется, преклонялись перед своим вожаком благодаря его выдающимся достоинствам, проистекающим из странностей натуры, однако в немалой степени они руководствовались и твердой уверенностью, что стоит им только превратиться во врагов могущественного Паука, — и никто на свете, будь то хоть владетельный даймё со всей своей ратью, никогда не сможет их спасти от карающей десницы мстительного разбойника.