Однако и с другой стороны были самураи, которым дорога была честь рода и клана, готовые оказывать яростное и упорное сопротивление. То здесь, то там они становились мощным заслоном на пути ронинов. Численный перевес был на стороне защитников усадьбы. В жестоких схватках каждый раз с обеих сторон не обходилось без раненых и убитых. Впрочем, ронины, казалось, ничего этого не хотели знать. Как одушевленная стальная машина, они отчаянно пробивали себе дорогу, неудержимо продвигаясь вперед и вперед. Ничто не в силах было противиться их могучему натиску. Прорубаясь сквозь строй, они оставляли за собой на татами не только раненых врагов, но и расцветающие алым цветом обильные пятна собственной крови. Удивительно, что никто из ронинов и после ранения не валился без сил, не выбывал из рядов атакующих.
Затаившийся в засаде враг рубанул по спине Гороэмона Яду, но тот, будто и не заметив раны, обернулся, приметил противника и молниеносно метнул в него малый меч. Тот с воплем отпрыгнул, но споткнулся о стоявшую сзади жаровню и рухнул прямо на нее. Тем временем большой меч Гороэмона уже со свистом прочертил воздух и вошел в тело с глухим звуком. Он рассек надвое и тело, и жаровню, но при этом клинок сломался — откололся кусок в пять–шесть сунов. — Эх, черт побери! — воскликнул Гороэмон. Он растерянно поглядел на оставшийся у него в руках обломок меча, наконец отбросил его и подобрал взамен меч зарубленного только что противника. На лезвии еще дымилась его собственная кровь. Взмахнув пару раз мечом и взвесив его на руке, Гороэмон не медля ни минуты примкнул к своим и снова вступил в жаркий бой. Он уже отважно бился с новыми противниками, а по спине у него струилась кровь из глубокой раны. Можно сказать, что Гороэмон уцелел лишь благодаря кольчуге, хоть она и не устояла перед клинком.
Товарищи знали только, что Гороэмон зарубил напавшего на него сзади врага, а на то, что он сам ранен, в пылу боя так и не обратили внимания.
Тадасити, пробегая по коридору, заметил чей–то силуэт за сёдзи и ринулся в комнату, которая оказалась покоями Сахёэ Киры, приемного сына Кодзукэноскэ. Молодой хозяин покоев встретил незваного гостя размахивая нагинатой. Тадасити же, не подозревая, с кем имеет дело, уклонился от удара и с криком «Скотина!» изо всех сил рубанул мечом. Лезвие, казалось, только задело лицо юноши. В то же мгновение полоска крови показалась у него на лбу. Выронив на–гинату, Сахёэ пошатнулся. Тадасити немедленно нанес еще один удар, но и этот почти не достиг цели. Сахёэ как был, без оружия, выскочил во двор, а Тадасити решил, что больше преследовать противника не имеет смысла. Но тут он обратил внимание на то, что комната обставлена с необычайной роскошью. Подобрав с пола нагинату, он увидел на ней выгравированный герб рода Кира, павлонию, и только тут сообразил: «Это был Сахёэ!» И по возрасту, и по обличью все совпадало. Тадасити стало ужасно обидно. «Ну, погоди, если приведется еще встретиться, не уйдешь!» — сказал он про себя и, переведя дух, с топотом помчался дальше по коридору.
Дзюнай Онодэра вместе с Кихэем Хадзамой и Тюдзаэмо–ном Ёсидой, воткнув в снег свое знаменитое копье, с командного пункта у задних ворот зорко наблюдал за ходом боя, поджидая, когда враги начнут выбегать из дома. Однако те, возможно, устрашившись вида трех мужественных воинов, изготовившихся их встретить, к воротам не приближались и норовили броситься наутек в другую сторону.
Наконец престарелый Дзюнай потерял терпение. Ему было неловко перед собственным копьем, которое столько лет верой и правдой ему служило. Оглянувшись на Хадзаму, он увидел что старик тоже не может усидеть на месте, так и рвется в бой. Доносившиеся из дома воинственные клики помогли ему преодолеть колебания, и Дзюнай изрек:
— Может быть, хватит нам здесь прохлаждаться?
— Ну да, хватит, — быстро согласился Кихэй. — Наши Восточный и Западный отряды, наверное, уже во многих местах встретились. Думаю, и нам пора двигаться.
— Вишь, многие убежали в барак и там попрятались. Кто его знает, может, и сам Кира туда подался…
— Вы идите, а я пока тут покараулю, — сказал Тюдзаэмон.
Его напарники, будто только того и ждали, подхватили копья и бегом пустились к бараку.
— Желаю удачи — чтобы без ран обошлось! — долетело до них напутствие.
Едва оба старика добежали до барака, как враги, увидев, что Тюдзаэмон остался один, бросились к воротам. Тюдзаэмон ждал их с копьем наизготовку.
Врагов было двое. Одного Тюдзаэмон поразил первым же выпадом, а другого так напугал, что тот обратился в бегство.
В это время Дзюнай и Кихэй перехватили пару противников, собиравшихся искать спасения в казарменном бараке и яростно атаковали их, умело орудуя копьями. В особенности отличался Дзюнай, демонстрируя целый каскад приемов с выпадами по горизонтали и по вертикали. Подоспевшие бойцы Восточного отряда, видя, как ловко управляются тут старики, пробегая мимо, бросили им слова одобрения. Дзюнай, похоже, был счастлив. Позже он обо всем этом подробно написал в письме своей жене, оставшейся в Киото.
Кихэй вернулся к задним воротам и сменил на посту Тюдзаэмона. Теперь во дворе виднелись только свои. Куда ни глянь, у всех на рукавах виднелись опознавательные повязки. Из этого можно было заключить, что перевес теперь на стороне атакующих.
— Ну что, супостаты еще держатся? — крикнул Кихэй, завидев одного из своих.
Затишье было хорошим знаком. То, что звона мечей уже почти нигде не было слышно, а вокруг бродили только ронины из их отряда, свидетельствовало о том, что самые упорные защитники усадьбы пали, а трусы бежали. Кихэй беспокоился, не сбежал ли часом и сам Кира. Бой окончился, и теперь в морозном рассветном воздухе гулко разносились только голоса ронинов да звуки их шагов. Но тут посреди наступившей тишины раздался откуда–то пронзительный свист. Старик встрепенулся, оглядываясь по сторонам, и увидел, что все ронины куда–то бегут. Тут он и сам, подхватив копье, бегом припустился в том же направлении. Все собрались возле угольного амбара, находившегося сбоку от черного хода, пытаясь открыть дверь. Дзюдзиро Хадзама утверждал, что, проходя мимо амбара, слышал внутри какие–то голоса.
Похолсе было, что дверь заперта изнутри на ключ. Сколько ни стучали в дверь, сколько ни налегали на створки, она не открывалась, поэтому в конце концов решено было дверь взломать. Она рухнула от первого же мощного удара кувалдой.
Дзиродзаэмон Мимура и Дзюдзиро Хадзама без колебаний ринулись в амбар. Почти тотчас же из глубины темного амбара полетели в нападающих куски угля, поленья дров, чашки. Кто–то стремительно выскочил из темноты, блеснуло лезвие меча.
Дзиродзаэмон преградил дорогу незнакомцу, скрестил с ним клинок и ловким маневром вытеснил из амбара во двор. Когда ронины уже собрались всем скопом навалиться на противника, к нему присоединился еще один, стремительным натиском пробившийся к напарнику из амбара. Надо было отдать должное ратному мастерству обоих: прислонившись спинами к стене амбара, они искусно отбивались от наседавших ронинов, так что те некоторое время ни на шаг не могли приблизиться ко входу. Однако после того как Дзиродзаэмон, изловчившись, в ожесточенной схватке зарубил–таки одного из противников, вскоре и другой повалился в снег, сраженный мечами ронинов.
Дзюдзиро Хадзама первым добрался до дальнего конца амбара. Там был еще один противник, который стоял с коротким мечом наизготовку. Дзюдзиро ткнул его копьем, отчего противник сильно пошатнулся. Тут подоспел Тадасити Такэбаяси. Мощный удар поверг врага наземь. Тадасити не оборачиваясь двинулся дальше и взобрался на кучу угля посмотреть, не прячется ли кто там. Остальные последовали за ним. Из трех поверженных противников один был еще жив и тяжко стонал.
Тюдзаэмон Ёсида, видя это, предложил вынести его наружу. Ронины, спустившись с угольной кучи, вытащили раненого во двор, где к нему устремились все взоры. Это был старик лет шестидесяти, одетый в белое кимоно косодэ. Лицо его было искажено от боли, веки прикрыты, но из приоткрытого рта доносилось стесненное дыхание. Собравшиеся вокруг ронины, пристально рассматривая пленника, многозначительно переглянулись, будто что–то для себя обнаружив.
