Исукэ пытался отказаться, но на сей раз Ёгоро не желал ничего слушать и в конце концов настоял на своем. Друзья вместе после долгого отсутствия вернулись в Хондзё и отперли двери лавки. Осмотревшись со временем, Исукэ понял, что, пока его не было и лавка была заброшена, многие из бывших клиентов обратились к услугам других торговцев. Однако были и такие семьи, что снова приходили к нему с заказами, спрашивая при этом, что с ним приключилось и почему так долго не было. Большого дохода лавка принести не могла, но на это и не рассчитывали, так что Исукэ к утрате клиентов относился спокойно. Кое–кто из окрестных жителей пытался расспрашивать его, из–за чего тут была такая буча и кто учинял погром, но Исукэ помалкивал, предоставляя Ёгоро слово для объяснений. Ёгоро считал, что такие разговоры им только на пользу и способствуют укреплению их позиций, поскольку люди им сочувствуют. При этом, разумеется, лишнего о себе не болтали. Кое–как они привели в порядок лавку и начали торговать.
Однако снова открыть лавку на том же месте означало бросить вызов противнику и неминуемо навлечь новую атаку. Едва ли их начинание могло окончиться миром, так что друзья заблаговременно подготовили пути для отступления. К их удивлению, миновало несколько дней, но никто их так и не потревожил.
Вряд ли в усадьбе Киры могли не заметить возвращения Исукэ. Если же там все знали, но ничего не предпринимали… это могло означать лишь то, что у противника на уме нечто иное. Друзья не находили себе места, пытаясь угадать, что же задумал противник.
— Все–таки что бы это значило, а?
— Наверное, им приказано к нам не соваться. Да и вообще что–то в последнее время тех молодчиков из охраны вроде не видно… Может, и в самом деле Киры здесь уже нет? Может, его уже куда–нибудь отсюда забрали? Как подумаю об этом, так сразу на душе скверно становится.
— Да уж!
Больше всего они боялись, что их опасения подтвердятся. Если странное затишье означало, что противник готовится к решающей схватке, а охранников не выпускают со двора из стратегических соображений, чтобы не допустить утечки сведений и не обнаружить степени готовности усадьбы к обороне, это еще ничего. Если же им все же удалось злодея Кодзукэноскэ куда–то перевести, обманув бдительность лазутчиков… Это означало бы, что все усилия ронинов пошли прахом.
Друзья гнали от себя тревожные мысли и старались развеять опасения. Они попробовали было сойтись с теми торговцами, что были допущены в усадьбу, и как бы невзначай выведать, что делается в доме Киры, но из этого замысла ничего не вышло. Лавочники, как видно, были запуганы — им строго–настрого было запрещено упоминать малейшие подробности того, что происходит в усадьбе. Может быть, излишнее любопытство друзей вызывало подозрение, но только на все свои вопросы они получали уклончивые и неопределенные ответы.
От подобных ответов тревога их, наоборот, только возрастала. Наконец, когда скрывать опасения уже не было сил, один из ронинов по имени Кохэйта Мори без околичностей предложил:
— Надо попробовать туда пробраться!
— Если бы такое было возможно, то больше и расспрашивать никого не надо было! — усмехнулся Ёгоро.
— А что, уж так–таки и невозможно?
Ёгоро рассказал, какие злоключения пришлось претерпеть Исукэ, но Кохэйта в ответ только рассмеялся:
— Да нет же! Я же не говорю, что надо идти через парадный вход — я предлагаю с другой стороны подобраться. Ладно, сегодня же ночью и попробую!
Затея была, конечно, сумасбродная.
Той же ночью, незадолго до рассвета, Кохэйта, крепко спавший наверху, проснулся и спустился на первый этаж по скрипучим ступенькам.
— Ну, я пошел, — бросил он расположившимся внизу Исукэ и Ёгоро.
— Да ты что! Погоди! — попытался остановить его Ёгоро. Дело–то больно рискованное! Если дашь маху, всем нам несдобровать!
— Ничего, я уж постараюсь маху не дать! — усмехнулся из темноты Кохэйта. — Только пускай кто–нибудь из вас там покараулит.
— Слушай, лучше брось ты это! — подал голос Исукэ.
— Вот еще! Я же затем тут у вас и остался. Ну, не хотите — как хотите, я сам пойду. Только не найдется ли у вас тут приставной лесенки?
— Ты что же, по лестнице туда полезешь?
— Ну да. Без лестницы через стену перебраться будет трудновато.
— Что верно, то верно… Да брось ты в самом деле!
— А ну вас! Раз так, ничего мне от вас не надо! Я ведь это давно задумал — вовсе не вдруг решился, когда вас тут послушал. Все равно когда–нибудь надо было решиться!
— Подожди! — сказал Исукэ, вставая и затягивая покрепче кушак. — Делать нечего, пойду с тобой.
— Я так и думал! Ну, где тут у вас лестница? — обрадовано засуетился Кохэйта, открывая дверь черного хода.
Холодное лунное сиянье хлынуло в дом.
— Хотя… — спохватился Кохэйта, — может быть, лучше будет где–нибудь в окрестностях у соседей лестницу позаимствовать. Тут случайно плотник поблизости не проживает?
— Вряд ли получится. Может, лестница у кого и есть, да наружу ее, небось, не выставят.
— Тогда придется вашу взять. Только если потом придется бежать и лестницу там бросить, лучше чтобы была чужая…
— Да ладно, на нашей не написано, откуда она. Бросим так бросим. Не коротковата ли?…
— Сойдет!
На дворе стоял предрассветный морозец. Лестница была вся припорошена инеем. Кохэйта отряхнул иней, взвалил лестницу на плечи и потащил к задней стене усадьбы Киры, стараясь не выходить на свет. Исукэ молча смотрел, как он приставил лестницу к стене в затемненном месте, попробовал, прочно ли стоит, и не говоря худого слова принялся взбираться по перекладинам. Месяц сиял на небосводе, заливая светом ряд остроконечных деревянных колышков, торчащих из черепичного покрытия ограды.
Когда Кохэйта добрался до гребня стены, силуэт его отчетливо отпечатался на фоне лунного неба. Исукэ смотрел снизу и переживал за товарища, но при этом прекрасно понимал, что, если только разведка пройдет успешно, польза от нее для общего дела будет неоценимая. Поскольку ставки уже были сделаны, оставалось только молча наблюдать и ждать, чем все кончится.
Тем временем Кохэйта соскользнул вниз по ту сторону стены.
Мгновенье… еще мгновенье… Ничто пока не нарушало тишины, и время тянулось невыносимо долго. Исукэ тревожно прислушивался: не залает ли собака? Не идет ли ночной обходчик? Он так и вздрогнул, когда издалека, из–за стены, в лунном безмолвии холодной ночи донесся стук открывшейся двери. «Все пропало!» — пронеслось в голове у Исукэ.
Из дома донесся топот множества ног.
— Вон он! Вон он! — послышались крики.
Эх, ведь с самого начала было ясно, что эта сумасбродная затея плохо кончится! Исукэ переживал из–за того, что не смог отговорить приятеля, но надеялся, что Кохэйте все же удастся спастись. Если же ему не повезет и он попадется в лапы людям Уэсуги, прийти ему на помощь все равно невозможно. От этой мысли у Исукэ кошки скребли на сердце.
Тут над гребнем стены показалась голова.
— Беги! — крикнул Кохэйта.
Исукэ тут же подхватил лестницу на плечи и бросился наутек мелкими шажками. Кохэйта тем временем благополучно спрыгнул на землю и теперь бежал за ним без оглядки. Хоть ночь была и холодная, с Исукэ градом катился пот. Не так–то легко было бежать с лестницей по узкой улочке и ни на что не наткнуться.
— Ха–ха–ха–ха, — рассмеялся во весь голос Хэйта. — Да все уже, порядок! Сюда они за нами не погонятся. Ну и видок у нас тобой!
— Хорошенькие шутки! — рассердился Исукэ. — Тебе бы только повеселиться!
— Да ладно, кончилось–то все хорошо! А охрана там точно есть! — весело сказал Кохэйта. — Пока я потихоньку крался, никто меня и не замечал. В доме было темно — вот я и решил нарочно пошуметь. Ну, тут они и выбежали как миленькие. Мечами–то размахивают… Человек семь–восемь прибежало.
Исукэ неодобрительно посмотрел на приятеля, думая про себя: «Ну, шальной!» Он все еще опасался погони и то и дело тревожно оглядывался. Однако усадьба Киры, залитая лунным сияньем, снова погрузилась в безмолвие.
