– Не лезь!
Игнорируя протесты, он бесцеремонно ощупал мою физиономию и констатировал:
– Ага, сломал. Не дергайся. Сейчас сделаем, как было.
Караванные охранники поглядывали на нас с профессиональным интересом, однако вмешиваться не спешили – оно им надо? Покончив с первой помощью, Валеас опять взялся за список. Я сидел на снегу, хотя небо больше не кружилось, кровь из носа не текла, и ощущение, будто вместо лицевых костей у меня треснувшая яичная скорлупа, тоже исчезло. Лечить он умеет не хуже, чем бить, но все равно гад.
Как выяснилось позже, это Ола попросила его присмотреть за мной, вот он и «присматривал» в меру своего добросердечия.
Сама она, вернувшись, с ходу объявила:
– Тронемся после обеда. Я все уладила. Главное, не забудь кухлярку забрать из моего рюкзака, и пусть ее в этот раз Эберт ощипывает. С ним я тоже поговорила, ага, так что сейчас он отправился уламывать капитана и писать письмо домой, чтобы там не беспокоились. Прикинь, он сам захотел, типа давно мечтал о каком-нибудь таком приключении. Умолчала я только о том, что ему придется завтра вечером возиться с кухляркой, слушая твои понукания, пусть это будет сюрпризом. – Ола хитренько ухмыльнулась. – С Трансматериковой вообще надо дружить и взаимовыгодничать, они будут еще как рады. Не пугай людей разбойничьей рожей, и они сами к тебе потянутся. И скажи спасибо, что у тебя есть свой личный политтехнолог!
– Спасибо, – усмехнулся Валеас.
Вроде без иронии. Чуть ли не с теплотой.
– Ага, и давай сюда список, это ж самое актуальное…
Неприкаянно слоняюсь вдоль вереницы машин, а шоферы и механики с жизнерадостной руганью разогревают моторы, проверяют колеса и прочее свое хозяйство – на их улице долгожданный праздник.
Меня поедом ела тоска. Если б знал, если б не ушел спать, если б оказался рядом, чтобы отобрать у этой дуры нож… Закричали «Обед!», я вернулся в фургон, с животным аппетитом съел миску перловой каши с разваренными волокнами тушенки. Выпил стакан чаю, по случаю завершения нашего стояния посреди Леса заметно более сладкого, чем в предыдущие полторы недели. Потом опять вылез наружу, меня как на аркане туда тянуло: мысленно сфотографировать это страшное место, где осталась Джазмин, и сохранить в памяти. Хотя «осталась» – неправильное слово. Она здесь не осталась, ее нигде больше нет.
Возле снеговика стоят Валеас и Ола – он инструктирует, она слушает и кивает. К ним направляется парень с лыжами в одной руке и разбухшей спортивной сумкой в другой. Физиономия точно знакомая, но не помню, как зовут.
– Привет! – улыбается он, дождавшись окончания разговора.
И смотрит из-под косой челки с вызовом, но не воинственно, как перед дракой, а с каким-то непонятным для меня вызовом, словно дразнит. Нашел с кем играть. Валеас его сейчас зашибет.
– Ладненько, все поняла, – еще раз энергично кивает Ола. – Не боись, не заплутаю. Я так хочу в город, что найду его с завязанными глазами в кромешном вакууме. А ты, Матиас, не убегай, со мной поедешь.
Лесной колдун меряет взглядом подошедшего парня, но вместо того, чтобы одним ударом стереть провоцирующую улыбку, неожиданно ухмыляется в ответ:
– Лыжи оставь, наденешь снегоступы. Там иначе не пройти. А барахло надо было сложить в рюкзак.
– У меня нет рюкзака. Зато есть коньяк и сгущенка, выпросил у капитана. Может, я тогда схожу, поищу рюкзак?
– Давай сюда. – Валеас отобрал у него увесистую сумку и легко закинул на плечо. – На заимке будем завтра, а сегодня заночуем в шалаше, до которого еще добраться надо, так что шевелись.
Теперь до меня дошло, что это Эберт. Я-то привык видеть его умирающим на койке в медфургоне, а тут он живой и здоровый, разве что лицо исхудалое, и ведет себя так, словно собрался на пикник. Интересно, ему хотя бы объяснили, что он заложник?
– Матиас, идем.
Олимпия взяла меня за руку. Я пошел за ней и только после спохватился: «Во время движения каравана пассажиру надлежит находиться в пассажирском фургоне согласно указанному в билете месту».
– Идем-идем, не робей. Я же сказала, ты со мной.
Какой мальчишка не мечтал прокатиться на таран-машине? Но чтобы эта мечта вдруг сбылась, да еще в один день с горькой и страшной потерей… Наверное, из-за этого совмещения у меня в мозгах что-то затуманилось, и все казалось не вполне реальным: чудовищные гусеницы с забитыми снегом сегментами, крепкий запах солярки и мазута, вибрирующая металлическая лесенка, уводящая наверх и в глубь рокочущей громады. Кабина – целая комната с шестью креслами: для водителя, для капитана, для штурмана, для следопыта и еще два для стажеров. Я занял одно из стажерских, в другом сидел Хорхе, ученик спившегося Куто, а Ола устроилась на месте следопыта. Кресла мягкие и глубокие, вдобавок снабжены ремнями, чтобы при необходимости пристегиваться. Панель управления – святая святых, торчащие рычаги, трубка для переговоров с механиком, громадное лобовое стекло-триплекс – без сетки, но толстенное, пуля не пробьет, а если понадобится, его перекрывают выдвижные бронированные створки. Смотришь наружу, словно с высоты третьего этажа.
Двигатели таран-машины взревели в полную силу, и мы наконец-то поехали.
Пробовали когда-нибудь разобраться с собственным душевным раздраем, всматриваясь, словно в схему городского транспорта, в другого человека – в надежде, что вас каким-то чудом подтолкнут к ответам на все вопросы? Бесполезно. Тем более мы с Олой во всех отношениях разные. Я парень, она девушка. Я классический, она лесная. Я коренной долгианин, уроженец Юлузы, она иноземка с Изначальной, выросшая в гигантском городе из тех, что называют «мегаполисами», среди диковин почище всякой магии. Из-за меня караван сбился с пути, она вывела его из заваленной снегом колдовской пущи к Кордейскому архипелагу. Если сравнивать характеры, тоже никаких совпадений, и все-таки я ждал от нее – или, скорее, от своего общения с ней – подсказок, что делать дальше.
После того как первая эйфория схлынула, караванщики посматривали на Олимпию настороженно: справится – не справится, черт ее знает, но на шестой день впереди вырос, выше самых высоких хвойных великанов, причудливый белый гребень – Пьяный хребет. Относительно небольшой горный массив, нанесенный на все карты ориентир. Тогда недоверие сошло на нет.
– Мне сам Лес дорогу подсказывает. У нас взаимная любовь, он меня аж с родной Земли сюда выманил.
– Это правда, что ты прыгнула в схлопывающийся портал?
– Правда. Если б осталась там, я бы сторчалась от тоски. Хорошо, вовремя это поняла. За секунду, прикинь, до «уже поздно».
– Извини, что бы ты сделала?
– Ну, подсела бы на наркотики и все такое.
Я бы не смог ни сунуться в нестабильный портал, ни «подсесть». Но это не потому, что я более рассудительный и нравственный, чем Ола. Просто мы по-разному устроены.
В кабину таран-машины меня пустили только в тот первый раз, а потом я, как полагается дисциплинированному пассажиру, ехал в своем купе. Рядом запертое и опечатанное пустое купе, которое занимали раньше Джазмин с Ингой. Словно за стенкой ледник и оттуда тянет почти потусторонней стужей.
По вечерам, когда караван останавливался, я ходил к Олимпии в гости. Ей предоставили свободные апартаменты в одном из фургонов первого класса: две смежные комнатки с персональным туалетом, королевская кровать, расписанный ирисами эмалированный умывальник, круглое настенное зеркало с золоченым ободком, привинченные к полу плюшевые кресла, на окнах лакированные жалюзи, на полу ковры с геометрическим узором в коричневых тонах.
Вначале мы сразу лезли в кровать – и все побоку. Днем думалось: убьет меня Валеас, это для него что муху прихлопнуть, из-под земли достанет и убьет. Но тут же возникала другая мысль, вперебивку: ну и ладно, пусть убивает, зато сейчас у меня есть Ола.
Вскоре после того, как феерические белые фестоны Пьяного хребта остались позади, у нее начались особенные женские дни, и тогда на смену постели пришли разговоры.
