Набеги кабокло теперь натолкнулись на лучше организованную оборону: солдаты возводили вокруг плантаций ограды, стражники Венансио Флоривала стреляли без промаха. И было заметно, что кабокло уже экономят патроны.

В одну из ночей кабокло впервые пришлось отступить, оставив на месте боя убитых и раненых. На следующий день лейтенант послал головы убитых кабокло (тела их были брошены в реку) на главную базу акционерного общества. Двух раненых крепко связали и бросили на дно каноэ.

В поселке компании быстро распространилась весть о случившемся. Рабочие после окончания трудового дня толпились на небольшой пристани, ожидая прибытия каноэ. Им показали отрубленные головы с длинными спутанными волосами, смоченными кровью. Раненые стонали. Несмотря на протесты главного инженера, считавшего, что было бы лучше допросить пленников в помещении военной полиции, полковник Венансио распорядился привязать двух раненых кабокло к деревьям

– Это должно послужить примером! – заявил владелец фазенд. – Чтобы устрашить остальных, чтобы искоренить раз и навсегда склонность к бунту. Раз и навсегда!

Солдаты военной полиции удерживали рабочих в отдалении. Главный инженер поспешил на розыски Эрмеса Резенде, чтобы тот помог ему уговорить экс-сенатора.

Вооружившись бичом погонщика скота, Венансио Флоривал приступил к допросу кабокло. Но они только стонали и не произносили ни слова.

Главный инженер говорил Эрмесу:

– Такие вещи не делаются публично…

Социолог бросился почти бегом, поспев как раз в ту минуту, когда полковник принялся стегать бичом раненых кабокло. По толпе рабочих прошел глухой ропот.

– Полковник, что вы делаете? – закричал Эрмес. – Вы с ума сошли!

Вместе с инженером они почти силой увели охваченного яростью полковника. С лиц кабокло обильно стекала кровь. Солдаты держали винтовки наготове, направив их на рабочих. Над всем лагерем воцарилась тишина, словно для того, чтобы лучше были слышны отчаянные стоны пленников. Солдаты отвязали их от деревьев и внесли в помещение, занятое военной полицией.

На следующее утро стало известно, что оба пленника ночью умерли. По мнению одних, они умерли от побоев, по мнению других, Венансио Флоривал приказал их прикончить.

В то же утро самолет, взявший курс на Сан-Пауло, увозил из лагеря потрясенного Эрмеса Резенде. Он отправился сообщить о случившемся Коста-Вале. Самолет был первым и последним, вылетевшим в этот день из лагеря как только распространилась весть о смерти двух кабокло, рабочие прекратили работу. Началась забастовка.

– Венансио Флоривал – идиот… – заявил министр Артур Карнейро-Маседо-да-Роша, внимательно рассматривая свои ногти. Это происходило во время вечернего чая в доме Коста-Вале.

– Какой зверь! – воскликнула Мариэта. Она только что возвратилась из Европы и демонстрировала новую прическу: «Последняя военная мода», – объясняла она своим приятельницам. Лицо ее осунулось, глаза были подернуты грустью.

– Флоривал – скотина! – проговорил Шопел, не сводя своего воловьего взгляда с тонкого профиля Мариэты. «Она похудела и эта бледность придает ей что-то романтическое; она все еще очень интересная женщина…» – думал поэт.

Эрмес Резенде, повествование которого вызвало все эти замечания по адресу полковника, торжествовал:

– У полковника мировоззрение рабовладельца. Он не понимает, что мы живем в иную эпоху, что даже в пределах Мато-Гроссо нравы изменились. Я не знаю, что могло произойти, если бы мы с главным инженером вовремя не вмешались. Еще одно мгновение – и рабочие бросились бы на солдат, разнесли бы все в пух и прах; они были способны покончить со всеми нами. Когда я бежал, чтобы обуздать Венансио, я смог заметить реакцию толпы. Это было очень увлекательно в плане изучения коллективной психологии… – И он тоже улыбался Мариэте, словно все это рассказывал только для нее одной.

С момента своего возвращения Эрмес, не переставая, пил. Но алкоголя оказывалось недостаточно, чтобы исчезли из памяти страшные сцены, свидетелем которых он был накануне: лица людей, исхлестанные бичом, и эти отрубленные головы с густыми, выпачканными кровью волосами. Глядя на жену банкира, он вспоминал свой роман с Энрикетой Алвес-Нето, – сегодня ему очень хотелось забыться в объятиях элегантной женщины. Социолог осушил очередной стакан джина, налил себе еще.

– И вот теперь эта забастовка… – вздохнул Артур. – Забастовка на краю света, где нет политической полиции, которая могла бы принять энергичные меры…

– Разве туда не послали полицию? – спросил у министра Шопел.

– Послали тотчас же, как только стало известно о забастовке. Баррос направил туда целый легион опытных полицейских. Но из-за забастовки самолеты не могут приземлиться в лагере. Им пришлось полететь в Куиабу, а оттуда полиция поедет обычным путем. Но сколько из-за этого окажется потерянных дней! Положение создалось такое, что о поездке президента на празднества в честь открытия работ и думать нечего.

– Да начнутся ли еще работы… – вставил Эрмес Резенде.

– Вы считаете, что положение настолько серьезно?

Социолог собирался изложить свои соображения на эту тему, но в дверях появился лакей и возвестил о прибытии комендадоры да Toppe. Тотчас же появилась старуха в сопровождении Сузаны Виейра и молодого иностранца – корректного блондина, которого она представила присутствующим как мистера Теодора Гранта, атташе американского консульства. Эрмес и Шопел были с ним знакомы. И пока янки склонялся перед Мариэтой, поэт тихо спросил у социолога:

– Вы его знаете?

– Да, это атташе по вопросам культуры…

– Кто он такой в действительности, я расскажу после… – И Шопел, улыбаясь, протянул руку подошедшему к нему молодому человеку.

Сузана Виейра в бурной экзальтации оповестила:

– Вот герой!

– Герой? Кто? – спросил Шопел.

– Кто? Тео! – и она указала на молодого человека. – Завтра он отправляется в долину. Говорит, что останется там до самого конца борьбы. Представьте себе, какое мужество! В долину, кишащую бандитами…

– Вы в самом деле туда отправляетесь? – спросила Мариэта.

Молодой дипломат бегло говорил по-португальски. Легкий акцент придавал еще больше прелести его мелодичному, как у певца, голосу.

– Да, эти явления меня глубоко интересуют. В университете я на них специализировался и даже написал работу о событиях в Канудосе[180].

– Превосходную работу… – заверил Эрмес.

– Очень вам благодарен. Ваша похвала – величайшая честь. В особенности меня интересует психологические реакции примитивных народностей. Сеньор Коста-Вале был настолько любезен, что предоставил в мое распоряжение самолет.

– Да, это действительно увлекательно, – сказал Эрмес. – То же самое исследовательское любопытство влекло в долину и меня: мне хотелось изучить реакцию японцев на их новую habitat[181].

– Не хотите ли завтра полететь со мной туда?

– Нет. После вчерашней сцены у меня совершенно расстроены нервы. Теперь я должен подышать воздухом цивилизации.

– Эрмес, расскажите мне все, что там произошло. Я об этом знаю только по слухам… – взмолилась Сузана. Она сидела рядом с молодым американцем, улыбалась ему, все время обращалась к нему, как бы давая присутствующим понять, что этот юноша – ее частная собственность.

– Вы все – мокрые куры!.. – изрекла со своего кресла комендадора, особенно громко подчеркивая грубое выражение. – Что же, собственно, произошло? Венансио ликвидировал двух кабокло – что в этом особенного? Надо покончить с ними со всеми, и Венансио знает, как это сделать: он всю свою жизнь только этим и занимался. А вы все здесь сидите, охваченные ужасом…

– А каковы результаты, комендадора? – возвысил голос министр Артур Карнейро-Маседо-да-Роша. – Забастовка на всех рудниках и предприятиях акционерного общества. И это – когда до дня торжественного открытия нам оставалось меньше месяца!