Оба брата хранили полное молчание, пока наконец через несколько минут дверь не открылась и не появился Уинстон Вандерфельд.
В свои двадцать восемь лет он был настолько привлекателен, что, как часто говорила его сестра Трейси, это было с его стороны «нечестно по отношению к женщинам». Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, он был космополитом в своей семье и за последние семь лет провел больше времени за границей, чем в Америке.
Кто-то однажды сказал об Уинстоне, что он — «истинный американец, английский пирожок с французской начинкой».
Но Трейси выразила эту мысль более определенно: «Уинстон создан исключительно мамой, безо всякой помощи со стороны папы».
Уинстон был явно не похож на своих братьев Харви и Гэри, отличаясь стройностью и атлетическим сложением. Он был выдающимся игроком в поло, неоднократно побеждал в скачках, а в колледже прославил свое имя на бейсбольном поле.
Когда Уинстон вошел в комнату, в глазах его можно было заметить насмешливый огонек, будто его слегка забавляло поведение братьев и других родственников и ему было трудно относиться к ним серьезно.
— Хадсон сказал, вы срочно хотите меня видеть? Что случилось?
В ответ Харви протянул ему телеграмму. Уинстон взял ее и с удивлением отметил, как дрожит рука брата.
Он внимательно прочел телеграмму, и насмешливый огонек в его глазах стал еще заметнее.
— Если вы хотите знать мое мнение, то я одобряю Элвина. Я рад, что перед смертью ему выпало немного счастливых минут.
Харви издал звук, похожий на рык льва.
— И это все, что ты можешь сказать? — вскричал он. — Неужели ты не понимаешь, что это будет значить для меня? Ведь это динамит, Уинстон! Динамит для всего моего дела и для выборов! — Он продолжал бушевать, и его голос, казалось, заполнил всю комнату: — Вам известно так же, как и мне, что моя кампания основана на лозунгах «Очистить Америку!», «Не вмешиваться в чужие дела!» и «Укреплять и поддерживать семью — основу нашей великой нации!»
Харви так возбужденно декларировал, что Уинстон рассмеялся.
— Харви, прекрати разглагольствовать! Давай поговорим разумно и спокойно.
— Как раз это я и пытаюсь сделать! — горячо откликнулся Харви.
— Мне совсем не кажется, что эта девушка, кто бы она ни была, пытается угрожать твоему положению. Она обращается к Элвину и умоляет его приехать к ней.
— Да, но он не в состоянии выполнить ее просьбу! — перебил его Харви. — А как ты думаешь, что она еще может хотеть от него, кроме денег?
Уинстон снова посмотрел в телеграмму.
— Ты, вероятно, не заметил там фразу о письмах? — продолжал Харви. — «Твои письма — мое единственное утешение». Что еще может это означать, кроме того, что она, эта девица, надеется, черт возьми, получить за них кругленькую сумму?
— Вполне возможно, что это как раз то, чего она хочет, — допустил Уинстон. — Но в то же время она говорит: «Прошу тебя, сдержи свое обещание». Что мог Элвин ей пообещать?
— Думаю, жениться на ней, если у нее будет ребенок, — вмешался Гэри.
— Он и этого не может сделать! — жестко сказал Харви.
— Верно! — согласился Уинстон. — Но если она ждет ребенка от Элвина, то она может претендовать и на его собственность.
— Господи! — воскликнул Харви. — Я и не подумал об этом! А ты знаешь, какое у Элвина наследство?
— Имею лишь очень смутное представление, — ответил Уинстон. — Отец сначала обеспечил Трейси, затем разделил оставшееся состояние — а мы знаем, оно было немаленьким — на нас четверых.
— Деньги — не самое главное, — быстро сказал Харви. — Самое главное, чтобы не было никакого скандала, а он неизбежно случится, если вдруг появится неизвестно откуда незаконный ребенок Элвина и потребует, чтобы его приняли в лоно нашего семейства.
— Представляю себе, какие будут осложнения, — спокойно сказал Уинстон.
— Так вот, если ты представляешь себе, разберись как-нибудь со всем этим! — закричал Харви.
Уинстон удивленно посмотрел на него:
— Почему я?
— Потому что эта проклятая женщина — англичанка, а ты постоянно ездишь в Англию развлекаться! Ты должен знать, как заставить ее молчать! — Харви перешел на крик.
— Да-да, именно так! Ты должен следить, чтобы она молчала, пока не пройдут выборы. Только так мы сможем упредить любой ее выпад, — поддержал брата Гэри.
— Весьма благородно, — заметил Уинстон.
— Не строй из себя джентльмена! — со злостью сказал Харви. — В данной ситуации мы должны отбросить деликатность и все вместе бороться против шантажистки.
— А кто сказал, что она шантажистка? — поинтересовался Уинстон.
— Я это говорю, и она, черт возьми, такая и есть! — ответил Харви.
— Обратите внимание, — сказал Гэри, — она адресует телеграмму мистеру Фаррену. А не кажется ли вам, что, если бы она знала настоящую фамилию Элвина, она наверняка использовала бы ее?
— Это очень интересная мысль, Гэри, — заметил Уинстон.
— Совсем не важно, как она его называет, — нетерпеливо сказал Харви. — Если у нее ребенок от Элвина или она заявляет, что это так, хотя я лично не верю, что он был способен сделать ребенка, то она обдерет нас как липку. Запомните это!
— Мне кажется, ты не учел одно обстоятельство, — спокойно произнес Уинстон.
— Какое? — спросил его брат.
— Насколько я знаю Элвина — а я знаю его, наверное, лучше вас обоих, — он не интересовался такого рода женщинами.
Наступила тишина, затем Харви сказал:
— Все это очень хорошо. Но всем известно, какими могут становиться женщины, когда к ним в руки попадает богатый мужчина. Элвин во многом был ребенком. И против женщины, которая задумала поймать его в свои сети, ему было бы трудно устоять.
— Может быть, ты и прав, — неохотно согласился Уинстон. — Так что ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты как можно скорее поехал в Англию и заткнул этой женщине рот! — сказал Харви. — Можешь задушить ее, похитить — как тебе угодно, в общем, заставь ее молчать, пока не пройдут выборы. Делай все, что хочешь, только бы она не оказалась рядом с репортерами, — ты ведь представляешь, как она может навредить мне!
Уинстон с беззаботным видом повернулся и протянул руку к колокольчику.
— Что ты делаешь? Кого ты хочешь позвать? — спросил Харви.
— Мне нужно что-нибудь узнать о Марине, хотя бы ее фамилию. Она подписалась только именем и не указала адреса.
— Никто не должен знать об этом, — быстро сказал Харви. — Если только репортеры что-нибудь пронюхают, я пропал!
— Я собираюсь поговорить с Пруденс, — произнес Уинстон успокаивающим тоном, будто уговаривал ребенка. — Пруденс все время находилась при нем, с тех пор как он вернулся из Европы, и вообще она живет с нами с незапамятных времен — меня тогда еще и на свете не было. Я думаю, мы совершенно спокойно можем ей доверять.
— Ну да, наверное, — согласился Харви, несколько смутившись.
В это время дворецкий открыл дверь.
— Хадсон, попроси Пруденс спуститься ненадолго вниз, — попросил его Уинстон. — Я думаю, она уже вернулась с похорон.
— Да, мистер Уинстон, она сейчас наверху.
— Мы хотели бы поговорить с ней.
— Да, конечно, мистер Уинстон.
Дверь закрылась, а Уинстон подошел к камину.
— Не волнуйся так, Харви, — сказал он, помолчав. — Ты весь в поту, и каждый, кто тебя знает, сразу поймет, что ты чего-то боишься.
— Да, я боюсь! Скажу тебе больше, Уинстон, — это удар в спину, которого я никак не ожидал, тем более от своего брата.
— Мне кажется, твои страхи совершенно напрасны, Харви, — продолжал Уинстон, — но так как я тебя очень люблю и Элвин тоже много для меня значил, я, конечно же, попытаюсь разобраться в этом деле.
— Не жалей ничего, ты слышишь — ничего! — воскликнул Харви. — Лишь бы она молчала — это все, о чем я тебя прошу. Лишь бы она молчала!
Вошла Пруденс и удивилась, увидев всех троих братьев в кабинете, тогда как — она это знала — в гостиной собрались их родственники и друзья.
Это была пожилая женщина с добрым открытым лицом, которое сразу внушало доверие и взрослым, и детям. Глаза ее покраснели и опухли от слез.
