- Товарищ п`полковник, разрешите доложить?

- Докладывай. Садитесь, товарищи. Закончилось голосование?

- Так точно. Проголосовали все сто процентов личного состава полка, за исключением списка лиц, находящихся в отпуске и командировке, список прилагается. Проголосовало ровно пятьсот человек.

- Хорошо. Ну что, звоните, докладывайте, будем вскрывать да считать. - Магро неспешно кивнул своему командиру, почти как равный, но медлить со звонком "наверх" не стал, следовало не только отрапортовать, но и не отстать от других.

После короткого разговора поступила команда вскрывать урны. Этого момента Лук ждал весь в поту, напрасно Свирс и Кесель кидали ему "маяки" из-за дверей, нельзя было отрываться и упускать ни слова, ни жеста, ни взгляда.

Однако отсортировать и пересчитать пятьсот бюллетеней - это не дело пяти минут и Носко с Магро, оба невысокие и очень толстые, ушли коротать время в офицерскую столовую, где уже был накрыт для них скромный завтрак, пока еще без вина и водки.

- Ого. - Прапорщик Карпатый поднял двумя пальцами бюллетень, и сердце у Лука ухнуло куда-то в штаны.

- Кто-то против проголосовал! Зачеркнуто по всем правилам! - сердце у Лука провалилось еще дальше и задрожало где-то под портянкой.

- Это не я! - хотелось ему крикнуть, - я наоборот!..

- Да. - Майор Андриященко повертел бумажку так и сяк... Сюда клади, отдельно.

- А вот еще зачеркнуто.

- Что, еще один??? Погоди... Как это еще зачеркнуто? - Андриященко взял второй зачеркнутый бюллетень... - Да нет, это кто-то намудрил: зачеркнул не кандидата, а рядом, подчеркнут кандидат, а не зачеркнут. Причем неаккуратно, сикось накось.

- И что теперь?

- А что теперь? Вы что, товарищ прапорщик, никогда испорченных бюллетеней не видели? Отдельно клади, вот сюда.

Все сортирующие примолкли, будучи вынуждены внимательнее вглядываться в лицевую часть бюллетеней, но больше никто ничего не напортил и не вычеркнул. На оборотную часть листов, на одном из которых ликовали верноподданнические каракули Лука, никто уже не смотрел.

- Посчитали? - Голос у подполковника Магро высокий и несколько гнусавый, в отличие от сочнейшего баса подполковника Носко.

- Да, товарищ подполковник. Пятьсот бюллетеней, один недействительный, один против, четыреста девяносто восемь за.

- Ну-ка дай сюда тот и другой... - графин на столе вздрогнул. - Да. - Носко произнес "да" и уставился на своего заместителя, как бы предлагая тому реагировать в пределах своей компетенции. Опытный политработник Магро был невозмутим, он повидал на своем веку немало жоп и от судьбы, и от начальства, причем с очень близкого расстояния.

- Все в пределах нормы, социалистическая демократия в действии. Однако в нашем полку процент сознательных граждан все равно выше, чем в среднем по стране. Там 99, 91% в среднем, если мне не изменяет память. А у нас... выше.

- Насколько выше, Игорь Иванович? (Лук, по прошествии многих лет, забыл имя и отчество Магро и в рассказе вынужден был вставить случайно придуманные... Прим. авт.)

- Сейчас посчитаем, товарищ п`полковник. Так... Один голос от пятисот... это будет... все равно, что две от тысячи.

- Четыре от тысячи.

- Почему четыре?

- Так два же бюллетеня.

- Вы меня не путайте, Андриященко. Два бюллетеня учтем, когда посчитаем процент проголосовавших за. А против - один бюллетень. Так, итого полпроцента получается, что ли?

- Ну да, полпроцента... Скорее четверть процента. - Это подключился к расчетам Носко. - Ну-ка, давайте посчитайте процент проголосовавших "за", и тогда от ста процентов отнимем итог и поделим пополам...

Все окружающие робко задумались. Откашлялся было Лук и даже что-то пискнул насчет двух десятых процента, но...

- Малчать, товарищ солдат, не разрешаю! Магро, позвони-ка в штаб части, пусть принесут логарифмическую линейку... - На этих словах члены комиссии, солдаты срочной службы, юный лейтенант Романовсков, и прапорщики, Дерман и Карпатый, послушные командирскому взгляду и жесту, дружной толпой повалили к выходу, перекуривать.

- Боже мой! Бож-же ты мой... - сигарета прыгала в губах товарища прапорщика Карпатого, уворачивалась от трясущейся зажигалки. - Даже я, и то... Логарифмическую линейку им! Рассказать - не поверят.

Лук без труда подстрелил у деморализованного "куска" сигаретку и у него же прикурил.

- Я лично очень даже верю. Кроме того, товарищ гвардии прапорщик, налицо явное умение пользоваться логарифмической линейкой, а это уже плоды высшего образования. Думать же - прерогатива сугубо гражданских лиц, отнюдь не наша с вами...

- Да ну... Лук, ты как всегда в своем репертуаре. Нет, ну скажи козлы!

- Козлы. О... Уже несут, линейку несут. Еще по одной, товарищ прапорщик? Мы успеем, не сомневайтесь.

Посчитали. Две десятых процента - численность личного состава полка просто физически не позволяла иметь меньший процент допустимого разноголосья мнений, и это понимали все, даже "наверху". Благодушно рокотал в телефонную трубку Носко, доброй улыбкой лучился Магро - все прошло благополучно, и впереди, если не считать торжественную часть с последующей солдатской самодеятельностью, только банкет. Андриященко лично повез в город запротоколированные результаты.

- Так! А это что? - Магро выковырнул из пачки, подлежащей уничтожению, бюллетень с исписанной вкривь и вкось оборотной стороной. "... и радостью отдаю свой голос за тех, кто своим трудом... своей социалистической отчизны... не подведем...". - Полюбуйтесь, товарищ п`полковник.

Бюллетень перекочевал к Носко.

- Да. Ну, что... Узнаю воспитательную работу Андриященко. Молодцы. Это третий батальон, оттуда сознательные хлопцы, они всегда первые в политподготовке. Как считаешь, Игорь Иванович?

- Буквально то же самое подумал, слово в слово. Давайте, я обратно положу. Надо будет подумать, как поощрить воинов именно третьего кабельного... Может быть экскурсией в Артиллерийский музей?

Мечты рухнули ниц на полковой плац и скончались.

- Ты чего, Саня, что такой смурной? Не пишут давно? Есть закурить?

- Нет, Геныч, это я так, сам себе думаю... Держи.

А если бы выгорел номер? Если бы действительно не хлопали ушами, а проверяли и следили тотально - кто и что писал да зачеркивал, если бы вычислили Лука, поставили в пример и наградили бы отпуском - что тогда? Вот о чем задумался в тот злосчастный вечер Лук, и размышления по данному мелкому конкретному поводу, с перерывами, но - возвращались к нему много-много лет спустя. Что тогда было бы с ним, с его мировоззрением, с совестью, со всей жизнью? Он ведь, смеясь, не раз и не два потом рассказывал об этой злополучной истории друзьям. Если бы все получилось, как задумано - тоже бы рассказывал и тоже бы смеялся... Но только чудилось Луку сквозь годы, чем дальше, тем яснее, что это был бы совсем другой смех немножечко другого человека. Не такого, каким Лук желал бы стать в детстве. Но - не случилось, не сошлось, обошло стороной, и можно жить дальше, сомневаясь, вспоминая и хохоча.