Шина не забыла, как ее дядя граф Либстсрский гневно осуждал легкомысленный образ жизни французского государя.
— Беспутный и развращенный человек! — рокотал он густым басом. — Человек, который умер от болезни, вызванной порочными излишествами! Монарх, позоривший монархию!
Тогда Шина была еще совсем мала и многого не понимала, а ее дядя не осознавал ее присутствие и не видел, что девочка, сидевшая возле окна и наполовину скрытая бархатной шторой, испуганно вслушивается в его слова.
— Не забывайте о том, сэр, что он все-таки являлся покровителем искусств, — осторожно заметил кто-то.
— Искусство! — громко вскричал лорд Либстер. — К чему иному может привести, как не к распущенности! Для нынешних властителей Франции это означает статуи и картины с изображениями обнаженных женщин. Это означает разврат вместо строгой дисциплины, апатию и слабоволие вместо силы и решительности!
Шину тогда удивило, почему взрослые так неприязненно относятся к французскому королю, жившему так далеко от берегов Шотландии и умершему давным-давно. После этого взрослые переключили разговор на Генриха II, сына Франциска, восседавшего теперь на троне Франции, чьему покровительству они вверили судьбу юной королевы Шотландии.
Удивительно, думала Шина, как все эти истории и сплетни смогли преодолеть огромные водные пространства, отделяющие друг от друга две страны. Однако самое поразительное, что Мария Стюарт очаровала самого французского короля! Она пела перед ним, декламировала стихи, чем буквально растрогала великого монарха до слез. В Шотландии часто вспоминали о том, как Мария впервые почтительно присела в реверансе перед Генрихом II во дворце Сен-Жермен — ей тогда не было еще и шести, — и тот воскликнул:
«Какой восхитительный ребенок!»
Именно такие комплименты подкрепляли верность суровых шотландцев и заставляли их постоянно быть начеку, чтобы в любой миг отразить набеги англичан.
— Сообщи Ее Величеству, что мы денно и нощно стоим на страже наших границ и готовы в любую минуту дать отпор врагам нашего отечества! — сказал Юэн Маккрэгган, прощаясь с дочерью перед отъездом во Францию. — Расскажи ей о том, что шотландцы по-прежнему хранят ей верность и стоят на страже ее интересов, расскажи ей, как много значит она для всех нас, что мы с нетерпением ждем ее возвращения на родину.
Шину глубоко тронула простота и искренность отцовского напутствия. Она знала, что отец прав, что люди, провожавшие корабль, на котором она отплывала во Францию, от чистого сердца желали ей удачи.
В те минуты она была убеждена в том, что поступает абсолютно правильно. Нельзя допустить, чтобы Мария Стюарт забывала о тех, кто готов отдать за нее жизнь.
Ей подумалось, что будет нетрудно рассказать королеве о героизме, силе духа и мужестве простых шотландцев, готовых отстаивать свой родной край и свою королеву с любым противником, даже более сильным и превосходящим их численно.
Теперь же, когда с каждой минутой сокращалось расстояние до желанной цели — Парижа, — Шину охватил страх.
Что общего у этой богатой, залитой ярким солнечным светом страны с горами, долинами, болотами, озерами и ручьями суровой Шотландии, с просторами ее родной страны, где можно ехать долгие дни и не встретить ни единой души?
— Мэгги, мне страшно! — повинуясь какому-то неясному чувству, призналась Шина.
— Стыдитесь, сударыня! Вы же храбрая девушка! — оборвала ее служанка.
Однако Мэгги отвела при этом взгляд в сторону, и они поняли, что обе испытывают одно и то же чувство неуверенности и страшатся того, что ждет их в чужой стране в будущем.
— Они славные джентльмены, — произнесла Мэгги едва ли не с нежностью в голосе. — Несмотря на все свои шикарные наряды. Они проведут нас прямо к дверям апартаментов Его Величества короля.
— Ах, если бы у нас только были деньги, чтобы купить себе новую одежду, — едва слышно промолвила Шина.
— Они должны будут забрать нас, как только найдут, — ответила Мэгги. — Те, кто сражается за честь Ее Величества, чаще всего совершенно раздеты и разуты. Пусть она помнит об этом. Сделайте так, чтобы она поняла, что жертвы, которые приносятся ради нее, ложатся не только на плечи мужчин, но и их жен и детей.
— Я попытаюсь, — скромно ответила Шина и тут же подбодрила себя мыслью о том, что Мария Стюарт на три года моложе ее, почти ребенок, тогда как она, Шина, уже почти самая настоящая женщина. Наставить на путь истинный ребенка — дело не такое уж сложное.
Однако, несмотря на успокаивающие заверения, руки девушки оставались холодными. Когда же она прикоснулась к рукам графа Гюстава де Клода, пальцы ее слегка дрожали.
Шина знала, что прибывает в настоящий дворец, как дворец короля, но даже представить себе не могла, что здесь окажется так много слуг, лакеев, мажордомов и стражников, не говоря уже о многочисленных зеваках, которые непонятно чем занимались и непонятно что делали здесь.
Шине дали всего пару минут, чтобы привести себя в порядок после путешествия, и тут же, не позволив переодеться, проводили прямо в королевскую резиденцию.
Шина была готова презирать и даже ненавидеть этого человека. Рассказы о его любовной связи с Дианой де Пуатье не прибавили пиетета к его личности, равно как и слухи о том, как оскорбительно холодно король относится к своей царственной супруге, и о том, что по приказу короля повсюду во дворце стены и двери украшены монограммой из букв «Д»и «Г»— Диана и Генрих. Эти рассказы неизменно заставляли отца Шины издавать звуки презрения и возмущения.
Шина точно не представляла себе, как может выглядеть король Франции. Воображение почему-то рисовало ей образ темноволосого мужчины с грубоватыми и немного зловещими чертами лица с выражением меланхолического спокойствия в глазах.
— Ваше Величество, позвольте представить вам мистрисс Шину Маккрэгган! — услышала девушка за спиной чей-то голос и низко склонилась в почтительном глубоком поклоне.
— Мистрисс Маккрэгган, мы ожидали вашего прибытия, — раздался голос короля.
— Благодарю вас, сир!
Шина с удивлением услышала свой собственный голос — чистый, звонкий и, вне всякого сомнения, смелый. Девушка выпрямилась перед королем и застыла — стройная, маленького роста, в своем грубом, домотканой шерсти платье, с головой, гордо поднятой так высоко, что лучи вечернего солнца, проникавшие через окно за спиной короля, красиво золотили ее рыжие локоны.
— Ваше путешествие прошло удачно, сударыня?
— Море было очень бурным, сир.
Король кивнул, как будто одобряя то, что море было неспокойным. После чего добавил:
— Вы прекрасно говорите по-французски.
— Моя бабушка была француженка, сир.
— Да, да, я помню. Жанна де Бурже, это одна из старейших семей Франции. В ваших жилах течет благородная кровь, мистрисс Маккрэгган!
— Я также горжусь и своей шотландской кровью, сир!
— Да, да, конечно.
Разговор с новой гувернанткой Марии Стюарт, видимо, утомил короля. Он как-то растерянно оглядел присутствующих, как будто не зная, что сказать дальше или как поступить, а может быть, даже надеясь получить подсказку с чьей-либо стороны, В этот момент открылась дверь и лицо монарха неожиданно изменилось. Выражение меланхолии мгновенно улетучилось. Исчезла куда-то и неуверенность. Король решительно направился к двери. Шина обернулась. В комнату вошла женщина столь удивительной красоты, что юная шотландка даже усомнилась: неужели Господь Бог способен наделять женщин такой красотой? Она была уже немолода, и все же в ее движениях было нечто такое, что позволяло назвать ее по-девичьи гибкой и грациозной. Шине показалось, что ее присутствие было чем-то сродни солнечному весеннему дню, неожиданно пришедшему на смену зимним сумеркам. Она была одета в белое с черными крапинками. Однако такое необычное сочетание белого с черным лишь сильнее подчеркивало белизну ее кожи.
Она похожа на камелию, подумала Шина, удивленная тем, что в голову ей пришел столь поэтичный образ.
