Эти слова она повторяла снова и снова, медленно спускаясь по начищенной до блеска лестнице, скользя рукой по позолоченным перилам.

Она дошла до двери и увидела, что снаружи стоят оседланные лошади. Восемь великолепных породистых скакунов кусали серебряные удила и нетерпеливо переступали с ноги на ногу, в то время как конюхи пытались их успокоить.

Конь Марии Стюарт был вороной масти, а седло на нем украшали вышивка и герб Шотландии. И тут Шина вдруг поняла, что о положении Марии Стюарт как королевы никогда не забывали. Везде, где только было можно нарисовать или вышить, красовался герб Шотландии — в ее покоях; на ее каретах; на ливреях ее лакеев и на ее седлах.

Королева Шотландии! Но тем не менее Шина не могла не думать о том, как много это в действительности значило для Марии Стюарт.

Она услышала шаги позади себя и увидела одного из адъютантов, торопливо идущего через зал. Он очень удивился, когда увидел Шину.

— Вы не получили моего послания, госпожа Маккрэгган? — спросил он.

— Вашего послания, сударь? Какого? — переспросила Шина, коротко поклонившись.

— Ее Величество королева решила не совершать прогулку сегодня. Я ко всем отправил пажей, но ваш, видимо, опоздал.

— Ее Величеству нездоровится? — озабоченно спросила Шина.

Ее собеседник улыбнулся.

— Ее Величество поздно легли спать этой ночью, — ответил он. — После танцев мы все отправились кататься на лодке по озеру, и некоторым пришлось возвращаться на берег вплавь.

Своего рода суровое и жестокое развлечение, которое наверняка понравилось Марии Стюарт, подумала Шина. В то же время она была рада, что пропустила его.

— Мы легли спать, когда солнце уже поднялось над горизонтом, — продолжал адъютант. — Мне жаль, госпожа Маккрэгган, что вы напрасно встали так рано.

— Напротив, — возразила Шина. — Раз уж я собралась, то непременно отправлюсь на верховую прогулку.

— Сожалею, но я не смогу сопровождать вас, — вздохнул адъютант.

— Не хочу показаться грубой, — ответила Шина, — но я бы предпочла побыть одна.

Она подала знак одному из конюхов, и тот подвел коня к специальному возвышению, с которого всадники садились в Седло. Скакун был великолепен, почти белоснежный, с украшенной драгоценными камнями уздечкой и ярко алым бархатным покрывалом на седло.

Конюх помог Шине сесть в седло, и она ощутила, так же как и рано утром, ужасное желание уехать подальше от дворца и подольше побыть одной на лоне природы. Она развернула коня к воротам и поняла, что один из грумов последовал за ней, потому что услышала цоканье копыт позади себя.

Она не оборачивалась и не начинала разговор, а грум деликатно соблюдал дистанцию, которая давала ей ощущение свободы. Шине казалось, словно она перенеслась в Шотландию, словно рядом с ней никого нет, и лишь вольный ветер и птицы составляют ей компанию.

Вскоре улицы закончились, и девушка оказалась на лоне природы. Огромный королевский парк простирался почти до самого горизонта. Аллеи, проложенные через лес, были пустынны, за исключением испуганного появлением человека лося или стаи куропаток, выбирающихся на поля.

Шина пустила коня вскачь. Она хотела удалиться от дворца и от своих мыслей, и лишь скорость могла ей помочь. Она слегка ударила коня хлыстом, и он поскакал галопом.

Шина все подгоняла и подгоняла его, а затем услышала позади себя крик. Она оглянулась, не сбавляя темпа. Грум.! стоял на земле и поднимал ногу коня, словно что-то было не в порядке с копытом. Возможно, потерянная подкова или' камень стали причиной того, что конь захромал, подумала Шина.

Конюх крикнул снова и махнул шляпой, но Шина пустила коня еще быстрее. Теперь ее ничто не должно остановить.

Пусть грум возвращается домой и рассказывает все, что угодно. Она знала лишь то, что хочет скрыться от чувств и мыслей позапрошлой ночи, от ощущения объятий маркиза и прикосновения губ герцога.

Быстрее! Быстрее! Забудет ли она когда-нибудь его взгляд или грубую и жадную власть его губ? На ее собственных губах вес еще оставались синяки, и она снова повторила слова, которые не покидали ее разум все утро:

— О, как я ненавижу его!

Шина не знала, как долго она скакала. Лишь когда конь начал уставать, она инстинктивно, потому что очень любила животных, натянула поводья и дала ему замедлить скорость, сначала до рыси, потом до обычного шага.

Они оба очень устали, и Шина чувствовала, как сама часто дышит через рот. Однако почему-то она уже ощутила, что смогла отвлечься от всех мыслей и немного успокоилась.

Вскоре девушка оказалась в густом лесу. Когда широкая аллея закончилась, Шина свернула на узкую тропинку, петлявшую между высоких сосен.

Наконец-то она обрела желанный покой. Как редко, подумала Шина, ей в последнее время удавалось побыть одной!

Во дворце постоянно кто-то болтал, смеялся, пел, словно все боялись своих мыслей и не отваживались отдалиться от окружающих.

И даже в ее комнате постоянно находилась Мэгги, Она безостановочно говорила, сплетничала, передавала обрывки новостей, которые подслушала внизу. А кроме того, часто ворчала или делала ей замечания, потому что Шина не поступала так, как ей казалось единственно правильным.

Шина глубоко и с облегчением вздохнула. Грум остался далеко позади. Здесь были лишь она, ее замечательный конь и нежный солнечный свет, просачивающийся сквозь густые ветви деревьев.

— Может, нам убежать совсем? — спросила она под влиянием минуты и увидела, как конь зашевелил ушами, словно пытаясь понять ее.

Она нагнулась и погладила его. Теперь тропинка петляла еще больше. Казалось, что лес становился гуще.

— Куда, по-твоему, мы направляемся? — спросила Шина, обращаясь к своему скакуну. — Впрочем, имеет ли это какое-нибудь значение? Веди меня, и, возможно, мы найдем новую страну с другими людьми и избавимся от проблем, которые мучают нас.

Девушка даже засмеялась, слушая собственные слова. Как глупо, подумала она, разговаривать с конем! Как будто у него могли быть иные проблемы, кроме желания вернуться в удобное стойло и наесться досыта овса и сена.

Шина нагнулась и снова погладила шею благородного животного. Но затем с чувством страха поняла, что лес начинает серьезно напоминать непроходимую чащу. Шина довольно давно свернула с широкой аллеи и теперь спрашивала себя, не заблудилась ли она.

— Предположим, — произнесла она вслух, — что мы будем бродить здесь часами, но так и не найдем дорогу домой?

Ты проголодаешься, а я до смерти перепугаюсь. Интересно, можно ли действительно заблудиться, находясь так близко от Парижа?

Словно в ответ на свой вопрос она вдруг услышала звуки, доносившиеся откуда-то спереди, — это были чьи-то незнакомые голоса.

— Но мы же не заблудились, — сказала она с легкой улыбкой. — Мы вернемся по нашим следам или спросим у людей, есть ли другой путь ко дворцу. Последнее, конечно, гораздо важнее.

Ответив на свой собственный вопрос, девушка погнала коня вперед и вскоре оказалась на лесной просеке. Невдалеке она увидела дом, в котором, по ее предположению, видимо, жил дровосек или лесничий. К ее удивлению, перед домом оказалось довольно много людей.

Две или даже три дюжины; исключительно мужчины, которые, по всей видимости, слушали одного из своих товарищей, стоявшего на поваленном дереве.

Шина выбралась из тени деревьев на свет, и говорящий неожиданно прервал свое выступление и уставился на нее с открытым ртом. Когда его изумление безмолвно передалось остальным, они тоже обернулись и такими же широко открытыми глазами начали смотреть на Шину, когда та медленно приближалась к ним.

Они все крестьяне, заметила Шина, грубые, немытые, с нестрижеными бородами. Она решила, что человек на дереве — проповедник.

Собравшиеся буквально остолбенели от ее появления.

Шина не понимала, почему ее приход так сильно удивил этих людей. Они продолжали пристально смотреть на нее, удивленно раскрыв рты, а она приближалась до тех пор, пока конь не остановился в нескольких футах от мужчины, стоявшего на поваленном дереве.