Стол был украшен белыми цветами. Сорильда заметила, как взглянул на них граф, и поняла, что слуги сделали это без его ведома, ибо так полагалось в день свадьбы.

Если бы Сорильда так не нервничала, ее бы рассмешил нарочито пренебрежительный вид, с каким граф, сидящий во главе стола, откинул в сторону несколько белых роз, касавшихся его тарелки.

Сорильда считала, что в присутствии дворецкого и четырех лакеев, прислуживающих за обедом, глупо сидеть в полной тишине, и поэтому сказала:

— По-моему, сегодня мы добрались до Лондона в рекордное время. Раньше я всегда ехала гораздо дольше.

В первое мгновение графа словно бы удивило, что у нее есть голос и она может им пользоваться. Затем он ответил:

— Обычно отсюда до поместья я добираюсь за два с половиной часа. Сегодня мы, кажется, действительно доехали быстрее.

— У вас прекрасные лошади.

— Надеюсь, что так.

Наступило молчание. Он только все усложняет, подумалось Сорильде. Даже если она ему очень неприятна, все-таки нужно с достоинством держаться перед слугами.

Обед был великолепным. Правда, Сорильде показалось, что было слишком много блюд, но потом она сообразила: слуги изо всех сил старались хоть как-то отпраздновать свадьбу, на которой жених вел себя хуже некуда!

— У вас что-нибудь намечено на завтрашнее утро?

— На завтрашнее утро? — переспросил граф.

— Мне бы хотелось поехать за покупками.

— Да, да, разумеется. Карета будет в вашем распоряжении.

— Благодарю вас.

Вновь наступило молчание, и Сорильда почувствовала раздражение. В конце концов, он мог хотя бы попытаться соблюдать приличия и вести себя вежливо, даже если и злится.

Она догадывалась: оттого, что граф хорош собою, он очень избалован. Женщины вроде ее тетушки считали его неотразимым, и он привык вести себя, как ему заблагорассудится, не только с ними, но и во всех других случаях с тех пор, как унаследовал титул.

Она припомнила, с какой завистью Хаксли перечислял выигранные графом скачки. От таких успехов у любого голова пойдет кругом. Возможно, впервые в жизни граф Уинсфорд попал в затруднительное положение, из которого не сумел выкрутиться.

Наконец обед подошел к концу, слуги удалились из комнаты, и Сорильда спросила:

— Мне уйти, чтобы вы посидели за бокалом вина, то есть бренди — вы ведь его сейчас пьете?

Граф помолчал, а потом ответил:

— Полагаю, нам нужно поговорить.

— Это несомненно было бы лучше, чем сидеть в гробовой тишине.

Сорильда не собиралась упрекать графа, но его нежелание как-то поддержать ее усилия рассердили.

Граф удивленно поднял брови и произнес:

— Мне трудно вести непринужденный разговор с совершенно незнакомой особой.

— Это можно понять, — ответила Сорильда, — но вместе с тем если мы будем ссориться, то, мне кажется, незачем это делать при слугах.

Выстрели она сейчас в воздух, граф и то изумился бы не более. Затем он сказал:

— Полагаю, вы ставите под сомнение мои хорошие манеры. Возможно, вы и правы, но едва ли вы ожидаете, что я спокойно отнесусь к этой ситуации.

— По-видимому, вы забываете, милорд, что я в таком же положении, как и вы! — возразила Сорильда. — Быть может, мне следует выразить свои сожаления за то, что я вмешалась и не позволила дяде застать вас врасплох.

Взглянув на нее, граф поднялся на ноги и заметил:

— Нам лучше перейти туда, где нас никто не услышит. С этими словами он вновь налил себе бренди и направился к двери, чтобы открыть ее для Сорильды. Девушка молча прошла мимо него. Шагая по коридору впереди графа, она чувствовала, как отчаянно колотится ее сердце.

» Сражение началось, — думала она. — Интересно, чем оно закончится и кто победит «.

Сорильда вошла в гостиную, одновременно отмечая и великолепие комнаты, и то, что от волнения ей трудно дышать; в голове у нее мелькнуло неприятное подозрение, что руки ее дрожат.

Она села на стул возле камина, невольно обратив при этом внимание, как красиво улеглись складки платья; фиалковый запах духов матери успокоил взвинченные нервы девушки.

» Мамочка, помоги мне! — мысленно попросила она. — Помоги!«— и стала ждать, что же скажет граф. С потемневшими глазами, стиснув челюсти, стоял он перед камином.

— Все это просто невыносимо, — резко начал он. — Если бы вы сказали, что не хотите выходить за меня замуж, дядя не стал бы принуждать вас к этому.

Теперь Сорильда поняла, почему он на нее злится. Ему казалось, будто она каким-то образом могла предотвратить венчание.

Немного помолчав, она тихо ответила:

— Может быть, он бы меня и послушал, хотя я в этом очень сомневаюсь. Но дело в том, что я сама хотела стать вашей женой.

Граф посмотрел на нее недоверчиво.

— Вы хотели стать моей женой? — медленно повторил он. — Это при том, что вы со мной незнакомы и знаете, что меня интересует ваша тетя? И вы думаете, я вам поверю?

— Это совершенная правда, — медленно произнесла Сорильда. — Только не потому, что я влюблена в вас, а потому что для меня это явилось выходом из положения, ставшего совершенно непереносимым.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Герцогиня ненавидит меня и превратила мою жизнь в сущий ад.

— Мне трудно в это поверить! — перебил ее граф.

— Верите вы или нет, но это так, — сказала Сорильда. — А поскольку мне никогда не позволялось бывать в обществе, тем более в обществе мужчин, я уже думала, что буду вынуждена жить в замке до самой смерти. Невозможно было усомниться в искренности ее слов. Граф долго и пристально смотрел на нее, пока внезапно не засмеялся смехом, в котором не было ничего веселого.

— Так вот почему вы решили помочь мне.

— Вначале у меня этого и в мыслях не было, — ответила Сорильда. — Я предупредила вас о приезде дяди Эдмунда, потому что думала только о нем. Он по-своему был добр ко мне, и я не хотела, чтобы он страдал, как случилось бы, узнай он правду — впрочем, это и произошло.

— Откуда вы знаете? — спросил граф.

— Он достаточно умен и понял, что вы не нанесли бы мне подобного визита… да и я бы не стала приглашать вас! — Сорильда не удержалась и добавила последнюю фразу.

Лицо графа потемнело, но он сказал:

— Полагаю, в данных обстоятельствах упреки не помогут. Давайте поговорим о будущем. Сорильда не ответила. Она только сидела и смотрела ему в лицо.

— Я тут поразмыслил над этим, — продолжал он. — По-моему, есть только два выхода.

— Ка…кие?

— Выход первый: мы живем раздельно. Я владею несколькими домами в разных местах и вполне готов один из них предоставить всецело в ваше распоряжение.

Он замолчал, и Сорильда чуть слышно спросила:

— А… второй… выход?

Пока он говорил, девушка вдруг поняла, как страшно будет оказаться совершенно одной. Она просто представить себе не могла, как сможет жить одна, без чьей-то помощи и общества, даже если будет жить в одном из домов графа и тратить его деньги.

— Второй выход, — отозвался граф, — это примириться со сложившейся ситуацией. Мне всегда говорили, что рано или поздно придется остепениться и обзавестись наследником. Мне нравится жить холостяком; я предпочел бы им и остаться, но теперь это невозможно.

Вновь наступило молчание. Теперь неуверенным голосом заговорила Сорильда:

— Я — я… понимаю… что вы… предлагаете… но… зная о ваших чувствах… к моей… тете… Вы же не думаете… что я…

— Нет-нет, конечно, нет! Я вовсе не это имел в виду! Мы должны попытаться лучше узнать друг друга и выждать какое-то время, прежде чем предпринять шаги к тому, чтобы стать — ближе.

— Я согласна с этим, — быстро проговорила Сорильда. — Думаю, что иные действия могут привести к скандалу и различным пересудам, которые вам повредят.

Граф вновь поднял брови, и Сорильда пояснила:

— Вы ведь только что получили орден Подвязки.

— Ясно. Полагаю, я должен быть благодарен вам, — неохотно сказал он.

Сорильда слегка улыбнулась.

— Я только что объяснила, за что благодарна вам я. Я бы предпочла остаться здесь, каким бы тяжелым характером вы ни… Она замолчала, чувствуя, что чуть не сказала грубость, и граф быстро вставил: