Они одолели всего половину пути, когда Робин внезапно ощутила холодную, жгучую боль под правым глазом. Это длилось всего мгновение, но вызвало у Робин внезапную, странную вспышку гнева. Гнев был направлен на герцога Вильяма. Он убил ее отца и сестру, захватил корону, по праву принадлежащую ей, Робин! Он должен умереть!

Робин остановилась. Она, безусловно, была зла на герцога. Да, верно, она намеревалась уничтожить его — но это решение было принято хладнокровно, без гнева. Этот внезапный приступ ярости был странно неуместным, словно исходил откуда-то извне. Девушка огляделась, но не заметила никого, кроме норманнов, внимание которых было приковано к трону.

А потом она подняла голову и увидела ворона. Ворон смотрел на нее со стропил. Взгляд черных блестящих глаз-бусин был устремлен на Робин, но это не был взгляд птицы. Робин чувствовала этот взгляд, как чувствуют ветер, — нечто невидимое, но сильное и холодное.

Робин покачала головой и уставилась в пол, на грязь и стебли камыша, покрывающие белый камень-плитняк. Ярость оставалась на месте, но Робин знала, что это не ее чувство. Это Всеотец пытается заставить ее начать действовать слишком рано.

— Ваше высочество, с вами все в порядке? — негромко спросил Жоффрей.

Робин вскинула голову и внезапно поняла, что ферраменты перестали бить мечами о щиты, присутствующие прекратили вопить, и в чертоге стало тихо. Девушка медленно выдохнула, изгоняя гнев, который не мог помочь ей.

— Да, — отозвалась она. — Но прежде чем мы двинемся дальше, расскажите мне, чем вызвано такое смятение?

— Король объявил, что его наследником станет…

Тут Жоффрей умолк, потому что в этот момент внезапно заговорил король. Его сильный, резкий голос разнесся над головами.

— Я сказал. Так тому и быть. Кто первый из моих родичей по крови попробует пройти испытание?

После слов короля на несколько секунд воцарилось молчание. Потом низкорослый, но очень широкий в плечах мужчина с бритым затылком протолкался вперед и прошел мимо ферраментов. Железные рыцари пропустили его, лучники в черном молча смотрели, как он решительно шагает к подножию помоста. Подойдя, мужчина не поклонился, лишь едва заметно наклонил голову.

— Это Орильяк, — прошептал девушке Жоффрей.

— Дядя, я протестую! — недовольно бросил бастард Орильякский. — Я твой наследник по праву крови. Совершенно незачем устраивать этот балаган с мечами…

— Есть и другие, чье право крови не уступает твоему или даже превосходит его, — напомнил Вильям, — Одного этого недостаточно, чтобы стать наследником короля Англии и Нормандии. Я объявил, каким путем намерен избрать наследника. Если ты не осмеливаешься предпринять попытку…

Орильяк фыркнул, словно бык.

— Я превосхожу в магии железа всех, здесь присутствующих, кроме тебя, дядя! Я пойду и прямо сейчас вытащу твой меч из камня!

Он не стал дожидаться дозволения, лишь снова чуть наклонил голову, развернулся и размашистым шагом двинулся к выходу. Его бароны и рыцари — около четверти присутствующих в чертоге — последовали за ним. Зал снова заполнился беспорядочными выкриками, которые вскоре еще более усилились, когда ферраменты построились клином и помаршировали к двери, прокладывая путь королю и его лучникам.

Жоффрей осторожно потянул Робин за рукав, стараясь не прикасаться к ней, и попытался отвести ее назад.

— Давайте лучше подождем, прежде чем следовать за королем, — предложил он, — А то через эту толпу мы к нему не пробьемся.

Робин кивнула и стала пробираться к стене чертога следом за лавирующим между людьми Жоффреем. Она чувствовала стрелу с наконечником из слоновой кости, привязанную к боку, и ей до боли хотелось выхватить ее и вонзить в грудь Вильяму. Но нет, сейчас она не может подобраться достаточно близко. Ничего, позднее ей представится такая возможность.

Робин понимала, что после этого ее убьют, но, по крайней мере, она умрет, зная, что отомстила за смерть сестры и отца. После смерти герцога наследники Вильяма ввергнут Англию и Нормандию в войну, хотя, судя по нынешнему раскладу сил, бастард Орильякский быстро одержит верх — у него самая большая и самая воинственная свита. Он войдет сюда, в столицу…

В душе у Робин зародилась тень сомнения. Если она убьет Вильяма, не отдаст ли она тем самым Англию Орильяку, который, по всеобщему мнению, куда худший господин, чем герцог? И действительно ли ей хочется новой войны в Англии? Эти мысли казались ей предательскими, и ухватить их было труднее, чем неприкрытый, отчетливый гнев в адрес Вильяма. Но они тоже были упорными и продолжали крутиться в голове у Робин, когда вслед за толпой девушка вышла из замка и спустилась через город к рыночной площади.

Этот внезапный исход из замка — процессия, состоящая из короля, ферраментов и четырех с лишним сотен высокородных норманнов, — вызвал в городе переполох. Робин казалось, что все, кто только был в Винчестере, с воплями ринулись к рыночной площади; и горожане, и явившиеся в город крестьяне приставали к шествию и следовали за ним.

Благодаря расторопности Жоффрея, который говорил что-то на ухо шагающим впереди баронам и рыцарям, а потом тащил Робин за рукав, к тому моменту, как они подошли к полю, девушка оказалась у самого строя ферраментов. Железные рыцари и лучники, получившие на поле подкрепление в лице дружинников, образовали кордон ярдах в тридцати от камня с мечом и остановили толпу, которая, как казалось Робин, к тому моменту сделалась многотысячной.

Внутри этого кордона находились лишь Вильям с Орильяком. Жоффрей снова потянул Робин за рукав и осторожно подтолкнул вперед, к месту, где все было хорошо видно в просвет между двумя ферраментами. Девушку аж передернуло от близости этих железных воинов. Она старалась не обращать внимания на то, как горячие духи, заключенные в металлические тела, пытаются коснуться ее разума. Это мысленное вмешательство одновременно и отталкивало, и притягивало ее. Много лет прошло с тех пор, как Робин ощущала его последний раз, еще во время уроков, которые давала ей мать. Два дня назад, спасаясь бегством от железных воинов, она была для этого слишком занята.

Орильяк что-то вопил, обращаясь к Вильяму. Робин вынудила себя переключить внимание с железных рыцарей на слова бастарда.

— …прочь простолюдинов! Я не позволю, чтобы меня дурачили в присутствии толпы, дядя!

Вильям что-то произнес — Робин не расслышала, что именно, — и указал на меч. Орильяк зарычал, шагнул к камню, вскарабкался на него, встал над мечом и ухватился за рукоять обеими руками. Мышцы Орильяка напряглись, и в то же мгновение Робин ощутила порыв исходящей от него магии железа. Он пытался воздействовать одновременно и на металл меча, и на более неподатливый камень, ведь Вильям сплавил их воедино.

— Ты также должен надеть корону! — крикнул Вильям.

Он указал на предмет, который Робин поначалу сочла птичьим гнездом, беспорядочной мешаниной веточек и ягод, пока не почувствовала таящуюся в нем магию.

— Что?! — возмутился Орильяк. От негодования и напряжения у него покраснели нос и скулы, — Это уже чересчур! Я не стану надевать какой-то дурацкий шлем…

— Это — корона короля Альфреда, — пояснил Вильям, и, хотя он не кричал, его голос каким-то образом пробился сквозь шум толпы и гнев Орильяка и заставил всех стихнуть. — Утраченная два столетия назад и обретенная вновь. Надень корону падуба, Орильяк, вытащи меч железа — и сменишь меня на троне Англии и Нормандии.

— Это что, очередное оскорбление? — протестовал Орильяк. — Хотя мои родители и не были обвенчаны, я чистокровный норманн! Я не могу надеть корону падуба.

— Это чушь, порожденная байками и воображением, — сказал Вильям.

Он подошел к камню и благоговейно взял в руки древнюю корону. Потом он высоко поднял ее, подержал несколько мгновений и осторожно возложил себе на голову. Толпа ахнула, но Вильям не покрылся кровавым потом, не рухнул без сознания и вообще не выказал ни одного признака тех неприятностей, которые якобы должны приключиться с норманнскими мастерами железа, прикоснувшимися к доброму английскому падубу.