— Ты становишься очень красивой, моя милая. Мы с твоим отцом всегда были уверены, что так и будет. Но красивая женщина, всегда расплачивается за свою красоту.
Тогда Атейла не поняла, что имела в виду ее мать, а та улыбнулась и добавила:
— Всегда найдутся мужчины, которые будут стремиться соблазнить тебя, и женщины, готовые ненавидеть. Я могу только надеяться, моя дорогая, что ты встретишь мужчину, который сделает тебя такой же счастливой, какой сделал меня твой отец.
— Ты действительно была счастлива, мама? — спросила Атейла. — Не имея своего дома, всегда в дороге, то и дело переезжая с места на место?
Глаза ее матери засияли необыкновенным светом. Она ответила не сразу:
— Думаю, ни одна женщина на свете не была счастливее меня. Вся наша жизнь с твоим отцом была так необычна, что даже неприятности и опасности не могли помешать нам радоваться.
Это было правдой. Когда мать умерла, казалось, смех навсегда ушел из жизни отца и самой Атейлы. Она отчаянно пыталась заменить мать. Присматривала за отцом, следила, чтобы ему готовили его любимые блюда, помогала во время экспедиций через неизведанные пустыни, которых и на карте было не найти. Но хотя отец очень любил ее и она отвечала ему тем же, Атейла всегда чувствовала, как не хватает ему мамы.
Даже когда он смеялся, в его смехе больше не было той непосредственности и беззаботности, которые навсегда были похоронены в незаметной могилке на кладбище арабской деревушки, такой крохотной, что у нее не было даже названия.
Один или два раза ее родители приезжали в Англию, и там родилась Атейла. Последний раз она была на родине шесть лет назад, когда умер отец ее матери. Тогда Атейла встретилась со многими родственниками, и все они не скрывали, что не одобряют образ жизни ее отца.
Атейле тогда было всего двенадцать, и она никого из них сейчас не узнала бы. Но была уверена: явись она к ним сиротой, без копейки денег — никто не придет в восторг.
Девушка помнила, что родственники ее отца живут где-то на севере Англии, на границе с Шотландией. Может, именно шотландская кровь сделала отца таким страстным путешественником, а ум англичанина из северного графства способствовал его становлению как ученого и писателя.
У отца был старший брат, от которого, правда, несколько лет не было известий. Возможно, он уже умер. Еще у отца была замужняя сестра. Но вспомнить имя ее мужа Атейла, как ни старалась, не смогла. Ей оставалось только ехать на север Англии и пытаться разыскать их.
Но как найти деньги, чтобы добраться туда?
Атейла с грустью вспомнила, что отец, прежде чем отправиться в пустыню, снял со счета в танжерском банке последние несколько сотен фунтов. Большую часть он потратил, чтобы купить животных и нанять слуг, но уверил Атейлу, что у них еще остались деньги и они смогут пожить какое-то время в Танжере, ни о чем особенно не волнуясь.
— Знаешь, что мы сделаем, — сказал он, — мы снимем небольшой домик в пригороде, и я напишу пару статей для Географического общества. Они всегда интересовались Африкой и должны неплохо заплатить, а тогда мы решим, моя дорогая, что делать дальше.
Атейла не волновалась. Она привыкла к кочевой жизни и безгранично доверяла отцу. А тот всегда говорил: «что-нибудь да подвернется», и, действительно, всегда «подворачивалось».
Но сейчас, когда отца больше не было рядом, первый раз в жизни девушка испытывала страх перед будущим.
Она так долго просидела за кухонным столом, погруженная в свои невеселые мысли, что вздрогнула, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Это вернулся отец Игнатий. Вскочив, Атейла бросила тарелку в раковину, намереваясь помыть ее попозже, и вышла из кухни, чтобы поговорить с ним.
Красивый человек лет шестидесяти, с лицом, изборожденным глубокими морщинами, с усталыми глазами, стоял посреди комнаты. Отец Игнатий считал полуденное солнце слишком безжалостным и поэтому возвращался в миссию, чтобы передохнуть в маленькой комнате, в которой был устроен его кабинет.
Увидев Атейлу, он улыбнулся и положил широкополую шляпу на стол.
— А, это ты, дитя мое. Мне надо поговорить с тобой.
— Мне тоже надо поговорить с вами, отец, если, конечно, у вас есть время.
— Тогда давай пройдем в кабинет, — предложил отец Игнатий, — там попрохладнее.
— Принести вам что-нибудь выпить? — спросила Атейла.
— Стакан воды был бы сейчас очень кстати, — улыбнулся священник.
Атейла вернулась в кухню, налила воды, потом достала из корзины лайм и выжала его в воду, чтобы придать ей вкус.
Отец Игнатий любил воду с лаймом, но, погруженный в свои мысли и молитвы, он вряд ли заметил бы, подай она ему вместо воды шампанского.
Девушка отнесла стакан в кабинет, где отец Игнатий сидел на старом, удобном бамбуковом стуле.
— Вы, наверное, слишком устали, чтобы разговаривать сейчас, отец, — сказала Атейла. — Отдохните, я вернусь попозже.
— Я думаю, если кому и надо отдыхать, — ответил отец Игнатий, — так это тебе. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Рана на плече заживает, хотя и выглядит довольно безобразно. Но этого все равно никто не видит, стоит ли обращать внимание?
Она болтала, надеясь вызвать улыбку на лице отца Игнатия, но тот смотрел куда-то сквозь нее и, кажется, не слышал ни слова из того, что сказала девушка.
— У меня есть предложение для тебя, Атейла, но я сам не уверен, правильно ли поступаю, говоря тебе о нем.
Атейлу удивил тон, которым это было сказано.
— Если это предложение позволит мне заработать, отец, я была бы счастлива. Все, что было у отца, отобрали бандиты. Я только надеюсь, что рукопись его последней книги уже на пути в Англию.
— Будем молить Господа, чтобы она дошла в целости и сохранности, — сказал отец Игнатий, — и благодарить Его за то, что он спас твою жизнь, дитя мое.
— Да, отец. Но вы знаете, я должна заработать на дорогу до Англии. Там я попытаюсь найти родственников отца.
Наступила тишина.
— Об этом я и собирался поговорить с тобой. Пути Господни неисповедимы…
Атейла ждала, не сводя глаз с отца Игнатия, зная, что он не любит, когда прерывают его размышления.
— Сегодня, — медленно начал он, — доктор попросил меня посетить одну леди, его пациентку. Она очень больна. Qs — Отец Игнатий говорил серьезно, медленно, тщательно подбирая слова.
— Она живет в одной из самых красивых вилл на берегу залива. Когда я пришел, она попросила меня найти англичанку, которая могла бы сопровождать ее маленькую дочку в Англию.
Атейла, затаив дыхание, слушала священника, еще не смея верить, что в темноте туннеля забрезжил слабый свет.
— Эта леди настаивает, чтобы ее дочь сопровождала обязательно англичанка. Тогда я и подумал о тебе. Так ты могла бы вернуться в свою страну. Другого выхода пока я не вижу.
— Отец Игнатий, это именно то, что мне нужно! Как замечательно, что к вам обратились с такой просьбой!
Священник ничего не отвечал, и, немного погодя, Атейла спросила:
— Что вас волнует? Почему вам не нравится эта идея?
Казалось, отец Игнатий не решается выговорить что-то. Наконец он произнес:
— Эта леди называет себя Comtesse de Soisson2, но от меня она не скрыла, да я уже знал ее историю, что на самом деле она не жена Comte de Soisson3, с которым живет.
Атейла знала, что в Танжере немало людей, чей образ жизни неприемлем для испанцев, которые играли главенствующую роль в общественной жизни города.
Люди разных национальностей по разным причинам сделали Танжер своим домом, потому что здесь им не мешали жить так, как им нравилось.
Наступила тишина, потом Атейла спросила:
— А дочь этой леди, которую она хочет отправить в Англию, она англичанка или француженка?
— Она англичанка.
— Тогда я очень прошу вас разрешить сопровождать ее.
— Я знал, что ты так ответишь, дитя мое, — сказал отец Игнатий, — но мне бы очень не хотелось, чтобы ты общалась с женщиной, которая живет в грехе перед лицом Бога и Церкви.
