Слово «грех», разумеется, несло в себе пугающий смысл, но конкретно в чем проявляется греховность, ей было неизвестно. Только мужчины, посещающие заведения, подобные тому, куда намеревался определить Юделу лорд Джулиус, могли просветить ее на этот счет. Она знала, что джентльмены платят за получаемые ими удовольствия. Уже одно это, с ее точки зрения, было верхом безнравственности. Как можно оплачивать или брать деньги за любовь, за чувство, дарованное нам всевышним, которое должно отдавать только искренне любимому человеку без всякого помысла о личной выгоде.

Самое удивительное было то, что, погрузившись в эти философские размышления, она наблюдала, как странный, властный и достойный всяческого уважения мужчина, склонившись над столом, кусает губы, старательно сочиняя документ, который касается их общей судьбы.

Юдела вдруг почувствовала, как сильно она устала, и испытала неодолимое желание задремать, устроившись в этом уютном кресле. Прошлую ночь она лишь сомкнула глаза на пару часов после того, как убрала все вещи в родительском доме, прежде чем расстаться с ним навсегда.

На рассвете она уже бежала, неся свои немногочисленные пожитки, к перекрестку дорог, где должен был проехать попутный почтовый дилижанс, следующий в Лондон.

Изо всех сил она боролась со сном и желанием прилечь, но, к счастью, герцог закончил свою работу над документом и позвал ее:

— Подойдите сюда, Юдела.

Она с трудом приподнялась и приблизилась к столу.

— Я хочу, чтобы вы внимательно прочитали то, что я здесь написал, — сказал он строго. — А когда ознакомитесь с текстом, пожалуйста, подпишитесь.

Он протянул ей лист бумаги, аккуратно исписанный каллиграфическим и удивительно твердым почерком. Именно так должен был писать, по ее мнению, знатный господин. Не какие-нибудь там закорючки и завитки, а такие ровные, четкие строки, где каждая буква вызывает уважение.

— Читайте вслух! — распорядился он.

Юдела подчинилась. Голос ее был тих и слегка охрип от усталости, но все равно оставался нежным и мелодичным. Она прочла:

— «Я, Юдела Хейворт, согласна выступить в роли невесты его светлости герцога Рэндольфа Освестри на протяжении того времени, которое потребуется ему для осуществления его планов. Я никому не признаюсь, что это лишь фиктивное обручение, соответствующее желанию его светлости герцога и моему собственному, но обещаю вести себя сообразно всем правилам светских приличий, которые накладывает на меня это положение. Любые приказания и советы его светлости я клянусь исполнять ради успешного завершения нашего общего дела.

После того как истечет назначенный его светлостью определенный срок, я согласна принять в качестве вознаграждения сумму в одну тысячу фунтов стерлингов. Все платья, а также другие наряды и украшения, предоставленные его светлостью герцогом Освестри, останутся в моей полной собственности после истечения срока договора. Я обязана покинуть жилище герцога немедленно и без каких-либо претензий Данное соглашение я подписала в трезвом уме и памяти, по собственному желанию в десятый день Июня 1820 года, в чем и расписываюсь собственным именем».

К концу чтения Юделе почти отказал голос. Она перешла на шепот. И также шепотом она спросила:

— Вы уверены, ваша светлость, что обязались мне впоследствии отдать такую невообразимую сумму?

— Я хочу, чтобы вы жили в достатке и благополучии в течение нескольких лет после того, как мы расстанемся, — заявил герцог.

— Что значит несколько лет? Мне этих денег хватит на всю жизнь. Представляете, что мой папа получал жалованье в три сотни фунтов в год и всегда говорил, что это очень щедрая оплата за его труды.

— Тем более. Я уверен, что та тысяча фунтов, которую я вам вручу, обеспечит вас на все то время, пока вы будете искать себе достойного супруга и сделаете ваш выбор без всякого внешнего давления и зависимости от обстоятельств. Пусть на ваш выбор будущего жениха не окажут воздействия денежные затруднения.

Тут герцог позволил себе слегка улыбнуться.

— Но это выглядит таким богатством , которого я недостойна, — еле слышно произнесла Юдела.

— Повторяю, что я не намерен обсуждать с вами принятые мною решения, тем более торговаться насчет каких-то жалких цифр, — резко оборвал ее герцог. — Если у вас нет больше никаких замечаний по сути дела, я прошу вас подписать этот документ, который будет храниться в безопасном месте, известном только нам обоим и больше никому. И я хочу, чтобы никто, кроме нас, не знал о заключенном нами секретном соглашении.

Говоря это, он, конечно, думал о возможных спорах и разногласиях, которые могли возникнуть между ним и этим невинным простодушным созданием после истечения срока договора. Наряды и драгоценности, надетые на эту нежную шейку, вполне могут резко изменить характер ее обладательницы. Он, к несчастью, был свидетелем многих подобных и печально для него оборачивающихся метаморфоз, происходящих с особами женского пола Но дурные предчувствия рассеивались и уступали место сладостному предвкушению момента, когда он представит Юделу большому свету и насладится ошеломительным успехом, который она произведет там. С особенным удовольствием герцог вообразил себе выражение лица леди Марлен, ее округлившиеся в изумлении глаза и несвойственную ей растерянность, которую она испытает при виде ангелоподобной провинциальной красавицы.

Ему бы хотелось надавать леди Марлен пощечин, но его положение мужчины и джентльмена не позволяло ему сделать этого. Однако герцог понимал, что его появление с юной невестой, трогательно опирающейся на его руку, будет для светской львицы самой унизительной карой за ее подлые интриги.

«Как же я умен и находчив'»— восхищался собой герцог, протягивая перо Юделе, которая все не решалась взять его в свою изящную ручку.

Он пододвинул ей стул, чтобы она с удобством могла совершить столь торжественный акт подписания документа. Наконец перо опустилось на бумагу, и герцог увидел, что в углу листа появилась ее подпись. Его растрогал ее девичий, такой округлый бисерный почерк, выражающий одновременно и нежность души, и твердость характера. Он забрал у нее бумагу, спрятал документ в ящик бюро, который тут же тщательно запер на ключ.

Проделав это, герцог сразу же позвонил в колокольчик.

— Надеюсь, вы отлично выспитесь и хорошо отдохнете у меня в доме, Юдела. Завтра вы встретитесь с моей бабушкой, и она пригласит портних, чтобы снять с вас мерку. Вы понимаете, что я не могу себе позволить представить вас на публику до тех пор, пока вы не будете соответствующим образом экипированы.

Герцог ласково ей улыбнулся и добавил с целью рассеять ее последние сомнения и страхи:

— Вы будете главной героиней в спектакле, который мы с вами скоро разыграем. Я так же, как и вы, волнуюсь, но, когда пройдет первый трепет от появления на публике, дальше все пойдет само собой.

— Я сделаю все… все-все, чтобы вы остались мною довольны, ваша светлость.

— А мне доставит удовольствие, если вам понравится роль, которую предстоит сыграть.

Ее взгляд был так трогательно серьезен, в нем ощущалась такая ответственность за порученное дело, что сам герцог, как автор пьесы и постановщик будущего спектакля, почувствовал, что мурашки пробежали у него по спине, словно у дебютанта на театральных подмостках.

Ему придется разделять всю ответственность с ней, а какую непривычную и тяжкую ношу он возложил на ее слабенькие плечи — лгать наперекор своему правдивому характеру, притворяться и лукавить, когда вся ее прямолинейная натура этому противится.

За свою достаточно насыщенную различного рода любовными связями жизнь ему ни разу не приходилось испытывать на себе столь требовательный к ответной искренности взгляд женских глаз. В них была не только строгость серого зимнего моря, которая с первого мгновения их знакомства его словно заворожила, но и удивительная открытость.

Все, о чем бы ни подумала Юдела, тотчас отражалось в ее глазах. Любой вступивший с ней в беседу, проходимец ли он или порядочный человек, сразу поймет, что здесь у него есть шанс сыграть в игру без проигрыша.