– Стойте! – вдруг крикнула Ника. – Я придумала! – И выхватила ботинки у несчастного ЕВРа. – Это же раз плюнуть! Марфа, за мной!

– Ника, ты гений! – пискнула девочка.

Через минуту няня и воспитанница, закрывшись в кладовке, потрошили секретную коробку.

– Нашла! – снова завопила Марфа, выудив с самого дна солидную тубу аэрозоли. – Но она – серая!

– То, что надо. – Ника лихорадочно протирала жидкостью для снятия лака белые, с легким благородно-оливковым отливом, мягкие туфли хозяина. – Это же краска для серой кожи! А на белом даст именно голубой отлив.

Когда они торжественно внесли в гостиную еще не просохшие, остро пахнущие краской ботинки, ЕВР как раз сообщал в домофон подъехавшему водителю, что поездка отменяется. В его голосе звучало неподдельное горе.

– Папа, – дернула его за рукав Марфа, – твоя голубая репутация спасена!

Ника, не удержавшись, снова хмыкнула, а ЕВР потрясенно обернулся:

– Что ты сказала?

– Вот! – Гордо протянула девочка идеально сияющую пару. – Езжай уже к своим голубым, еще успеешь! – И пробубнила себе под нос, но так, чтобы все слышали: – Швейцария, Швейцария… надо верить отечественному производителю! Вон мы с Никой за пять минут…

ЕВР держал на ладонях голубые, с легким сероватым отливом ботинки и глупо улыбался. Снова ожил домофон:

– Евгений Викторович, так мы едем?

– Едете-едете! – громко заверила в самый динамик Марфа.

– Вероника Владиславовна, – ЕВР благодарно поцеловал перепачканную краской руку Ники, – вы меня просто спасли.

– Да ладно, – засмущалась та, – не чужие… – И тихим шепотом, чтобы не услышали дети, спросила: – А там, в вашем клубе, правда только цвет, ну… – Этот вопрос ее по-особенному волновал…

– Вероника, я вам клянусь! – также шепотом, очень горячо, буквально стукнув себя по груди, уверил ЕВР. – И я вам это докажу!

За ним уже захлопнулась дверь, уже и отъехала машина, а Ника все еще улыбалась, взволнованно и счастливо. Ведь он почти признался ей в любви! Как иначе истолковать его клятву непременно доказать, что он – мужчина? Да никак!

Какие все-таки разные лики у женского счастья! У одних – букетик скромных ландышей, у других – дорогое кольцо с бриллиантом, а у нее, Ники, – голубые мужские ботинки, размером сорок два с половиной…

Ника прижала к себе милую лохматую морду Анжи, чмокнула в мокрый нос:

– Ух ты, моя золотая! Как же вовремя ты проголодалась!

Обиженный явной несправедливостью Дарик тут же боднул няню черной громадной головой, требуя аналогичной порции ласки. Ника чмокнула и его: счастье, переполнявшее ее восторгом и надеждами, было бескрайним, как море. Его хватало на всех!

*

Двойняшки еще занимались в лицее, мажордом, белобрысый конопатый Жан, забрав Анжи и Дарика, уехал с ними в загородный дом, куда вскоре собирался прибыть личный собачий парикмахер для плановых куаферских работ. Ника переделала все дела, немножечко порисовала в заветном альбоме, немножечко пошила. Вот сейчас вернутся дети, и они поедут в книжный магазин.

К образованию детей их отец, Евгений Викторович Ропшин, в просторечии ЕВР, известный банкир, относился очень серьезно! И постоянно строго указывал Нике:

– Мои дети должны читать то, что им положено по статусу, а совсем не то, что валяется у них на тумбочках!

– А что такого у них на тумбочках? – наивно удивлялась Ника. – Марфи про любовь читает, так она – девочка, ей надо. А Петруша – вообще только инструкции к компьютерным играм.

– Вот-вот! – недобро хмурился ЕВР. – У Марфи в дневнике вчера прочел, что она страшно сочувствует какой-то семнадцатилетней путане, Петр заснул в обнимку с этим недоумком Бондом.

– Что? – похолодела Ника. – Не может быть, в доме чужих не было… – Сообразила, о чем речь, облегченно выдохнула. – А Марфинька… Чужие дневники вообще читать неприлично! А книжку ей подружка дала. Про пороки, так сказать, нашего общества. Должны же ваши дети, практически изолированные от внешнего мира, как-то познавать правду жизни!

– Вот пусть и познают на героических примерах, а не читают черт знает что! Никакого исторического воспитания! Их родной отец когда-то читал исключительно полезные книги…

– Какой отец? – еще больше запуталась Ника. – А вы что, не родной? А где тогда их отец?

– Какой отец? – опешил ЕВР. – А я кто?

– Кто? – Ника разозлилась. Мало того что ее запутал, так и сам запутался. – Откуда я знаю? Сами сказали, что их родной отец читает умные книжки.

– Ну.

– А вы, кроме биржевых котировок и анекдотов, вообще ничего не читаете! Что мне детей заставлять цены на нефть и курсы валют учить наизусть? Как стихи?

– Зачем вы так… – умерил свой напор ЕВР. – Дети Ропшина должны читать…

– Что?

– Познавательную и полезную литературу о личностях, в результате титанической деятельности которых и было сформировано великое Российское государство.

Ника задумалась:

– Про Путина, что ли? Неужели про него уже успели любовные романы сочинить? Или детективы? Не встречала… А кто написал? Донцова? Или Акунин?

ЕВР Никиному вопросу, как ей показалось, удивился, но вида не подал.

– И про Путина – тоже. Но главным образом про личностей более, так сказать, прошлых дней, типа Петра Первого и Марфы Посадницы.

Поэтому сегодня же посетите вместе с детьми книжный магазин. Вернусь – проверю. – И ЕВР раздраженно цыкнул зубом.

«Ясно, – подумала Ника, – опять деток биографиями тезок придется мучить! Нет бы по-нормальному назвать: девочку, например, Анжеликой, а мальчика – д’Артаньяном. Тогда бы девочка читала книжки про маркизу ангелов и страстную красивую любовь, а мальчик – про мушкетеров. Хотя мальчика можно было бы назвать и Димой, как Харатьяна, тогда он бы читал про «гардемаринов вперед», а девочку – все равно только Анжеликой!

Увы, Марфа и Петр были уже названы именно так, еще десять лет назад, как раз когда родились, так что переназывать все равно поздно. А именами, столь милыми Нике, были названы две бестолковые, хоть и очень симпатичные собаки – Анжи и Дарик.

Это, конечно, надо было постараться: четвероногим, пусть приятным, созданиям дать такие красивые, изысканные имена, а родным детям…

Ну не могла Ника этого безобразия понять!

С другой стороны, указания ЕВРа обсуждению не подлежали. Их следовало просто неукоснительно исполнять. Хотя чего вдруг он воспитанием детей озаботился? Ладно, книжный так книжный.

Она обновила едва заметную светло-розовую помаду на губах, напевая, открыла дверь и нос к носу столкнулась с Геной.

И все. Настроение было испорчено. Безвозвратно.

Конечно, Гена приехала некстати. Да «кстати» она вообще никогда не приезжала. Есть же люди с такими индивидуальными особенностями! Ну, скажите, чего таскаться в приличный дом, где живет практически полноценная семья, то есть отец, дети и няня? А Генриетта дня не пропустит! Вот и сейчас ворвалась как фурия, Нику чуть с ног не сбила, лицо в пятнах, шляпка набок, на длинном шелковом шарфе – дырища, видно, своим же каблуком и порвала, наступив…

– Боже, как я устала от этого дорожного хамства! – жеманно и томно проговорила Гена, картинно заламывая ухоженные тонкие, длинные пальцы с такими же по размеру ярко-зелеными в крупных ромашках ногтями. – Представь, на секундочку остановилась у бутика, ну того, нового, что у вас на углу открыли, а у меня отобрали права!

– Опять? – ахнула Ника. – Неделю же назад уже отбирали!

– В том-то и дело… – печально вздохнула Генриетта. – Эти – предпоследние…

– Как это? – Ника почувствовала себя полной дурой.

Вот у ее бывшего мужа Сереги тоже были права, и когда их за нетрезвость состояния отбирали, он с горя напивался еще сильнее. Потому что как жить – без всяких прав? А у Гены только на Никиной короткой памяти права отбирали уже раз сто! Поскольку Вероника была девушкой совершенно не любопытной, а, наоборот, любознательной, да и гостью все же полагалось занять разговором, она так прямо ее и спросила: