Дальнейшие события подтвердили опасения Инны по поводу взятых на себя обязанностей.
Уже была поздняя ночь, когда приехал Борис со спящей на руках девочкой. Следом водитель вносил приданое Ксюши. Вещей, одежды и игрушек у малышки было столько, что хватило бы на детский сад.
«Куда мы все это затолкаем? – подумала Инна, глядя, как чемоданы и коробки заполняют квартиру. – Не пройти, не проехать». И ей вспомнилась попытка Олега вселиться со своим немалым скарбом. Пусть лучше чужой ребенок и временно, чем бывший муж и на неопределенный период.
Она вошла в комнату, где стоял у диванчика Борис и смотрел на спящую дочь. Выражение Бориного лица говорило о буре эмоций: обожание, страх, беспомощность, умиление, трепет, безмерное беспокойство – казалось, что он сейчас расплачется.
– Пойдем, – шепотом позвала Инна и за руку вывела его из комнаты. – Чего ты паникуешь? Все будет нормально.
«Расти нормально без матери, – подумала она, – ребенок не может. Ничего, Борька женится, за ним не застопорится. Только бы хватило ума выбрать женщину, которая для Ксюши станет настоящей мамой».
– Инструкции? – спросила Инна.
– Какие инструкции? – удивился Боря.
– Письменные или устные. Твоя жена должна была рассказать, какой у ребенка режим, есть ли аллергии на какие-либо продукты.
– Я не видел Свинку, – покачал головой Боря. – От няни Ксюшу забирал. Инна, это очень важно?
– Но хотя бы медицинскую карточку ты привез?
– Нет, только свидетельство о рождении.
Инна хотела сказать, что она думает о матери или, на худой конец, о няне, которые спихивают ребенка, словом не обмолвившись, как ненужную вещь. Но Инна ничего не сказала, потому что Борис еще больше запаниковал бы.
– Ладно, не дрейфь, – улыбнулась Инна. – В конце концов, это только маленькая симпатичная девочка, а не кровожадный лев. С тебя бы сталось и льва к нам привести на постой.
Про льва Борис пропустил, но ухватился за «симпатичная девочка»:
– Правда, она красавица?
– Настоящая принцесса, – подтвердила Инна, которая толком не рассмотрела Ксюшу. – Королевский уход мы тебе не обещаем, но сделаем все возможное, чтобы ребенок легко, без травм входил в новую жизнь. Правда, мама?
Инна видела по тени на полу, что мама подслушивает за дверью.
– Конечно, Боречка! – шагнула в комнату Анна Петровна. – Я со всей душой, Инна тоже, не волнуйся.
– Видите ли, – Борис сжал кулаки, потряс ими в воздухе, разжал, точно готовился произнести неприятное. – Я должен уехать. Сейчас. За границу. На переговоры с поставщиками оборудования для завода. Никому перепоручить нельзя. – Он говорил быстро и отрывисто, не то себя самого убеждал, не то Инну с Анной Петровной. – Так совпало. Все склеилось, как назло. Дьявол! Я не могу бросить работу.
«Любопытно, – мысленно задалась вопросом Инна, – он нервничает, потому что не доверяет нам заботу о своей драгоценной дочери? Так ведь уже привез ее. Или это истинно мужская щепетильность: не сваливать на других свои заботы, чтобы не выглядеть беспомощным?»
– И не бросай работу, Боречка! – всплеснула руками Анна Петровна. – Мы ли не позаботимся о Ксюше. Лучше нас – никто, сам знаешь.
– Знаю, – кивнул Боря. – Но я… словом, терпеть не могу…
– Зависимости от чужого участия? – подсказала Инна.
– Да, – ответил Боря.
Все-таки переживает по причине мужской силы, а не слабости, отметила Инна. Хотя, напомнила она себе, что ты знаешь про их силы и слабости? Теоретик.
– Денег вам оставлю. – Борис принялся суетливо доставать бумажник, вытаскивать из него купюры. – Сколько надо? Этого хватит? – протянул пухлую пачку.
Тут уж обиделась Анна Петровна:
– Убери деньги! Что ж мы, из корысти?
Боря растерялся. Инна, желая облегчить его участь, тихо (и, кажется, кокетливо) рассмеялась:
– За что мне нравятся бизнесмены, так это за их убеждение, что все можно купить, оплатить, застраховать. Надо только бумажник распахнуть.
Инна пародировала Бориса. Когда ему что-то не нравилось, он говорил: «Что мне нравится, так это…» и далее следовал оксюморон, сочетание несочетаемого.
Борис понял намек, улыбнулся, попытался подхватить игривый настрой:
– Что мне нравится в студентках-психологинях, так это то, что они считают себя академиками.
Анна Петровна в очередной раз подумала: «Слушаешь их (или подслушиваешь), говорят по-русски, а про что говорят, непонятно».
* * *
Инна уходила на работу, когда Ксюша еще не проснулась. Ваня, в детский сад снаряжаемый, хотел увидеть девочку, которая теперь у них будет жить. Но мама и бабушка в один голос велели говорить тихо, чтобы гостью не разбудить, а наиграется он с Ксюшей вечером.
– Я ей пистолетом выстрелю, – подталкиваемый к двери, бурчал Ваня, которому совершенно не нравилась забота мамы и бабушки о посторонней девчонке.
Анна Петровна позвонила Инне около двенадцати, в большую перемену.
– Инночка, доченька! – глухо и торопливо говорила мама. – Не знаю, что делать. Это такой ребенок… такой…
– Мама, я тебя плохо слышу.
– Трубку рукой прикрываю. Инна! Разве я не умею с маленькими девочками обращаться? Ты у меня выросла…
– Мама, что с Ксюшей плохо?
– Все! Умываться – ни в какую, это – ладно. Сама даже трусы надеть не хочет – наряжай ее. Тоже ладно, пусть. Но Ксюша ни кашу, ни творожок есть не хочет. Подавай ей чипсы, кока-колу и эти… ганбергуры.
– Гамбургеры, – машинально поправила Инна, поразившись тому, что ребенок пробовал пищу, абсолютно для него запрещенную. – Мамочка, если Ксюша поголодает до вечера, ничего с ней не случится.
– Но девочка все время канючит, просится к Люсе.
– К маме?
– Нет, кажется, к няне. Или черт их разберет. Инна! Такой ребенок! Никогда не ожидала. У меня уже давление сто шестьдесят на сто.
– Мама! Слушай меня внимательно! Первое, выпей лекарство. Второе, поставь Ксюше мультфильмы, пусть сидит и смотрит.
Телевизор – средство антипедагогическое, но совершенно беспроигрышное.
– Уже включила, – призналась Анна Петровна. – В Ксюшином багаже этих мультиков прорва. Да какие жуткие! Нечеловеческие твари по экрану пляшут, не то жабы, не то…
– Мамочка, у меня урок начинается. Итак, повторяю: выпей лекарство и смотри, чтобы девочка не поранилась, об остальном не беспокойся. Целую. Через пару часов я дома.
Инна предположить не могла, что пятилетняя девчушка может вымотать силы и нервы до предела. Каприз на капризе и капризом погоняет. Ксюша сама не знает, чего хочет, ноет, плачет, на Ванечку кричит: «Чтобы я его не видела!» – буржуйская дочь отгоняет сына дворни. Хороши привычки!
Ксюша, ангелочек с золотистыми кудрями, довела Инну до белого каления. На Ксюшу не действовали никакие из известных способов воздействия на детскую психику – от игр в королевский замок до угроз «пальчики почернеют, если кашу не будешь есть». Внимание Бориного ребенка удерживалось не более пяти минут – на чтении книжки, на мультике, на игре в пиратов, в принцесс, в зверинец (не передались отцовские гены).
С большим трудом втолкнув в Ксюшу творожный пудинг, Инна получила корчащуюся на диване страдалицу:
– У меня животик болит! Ой, болит!
Известное дело, в книгах о детской психологии много раз описанное: эмоциональные переживания ребенок переносит на физическую немощь – способ поддержания заботы о своей персоне. То же самое происходит со взрослыми при так называемых психомоторных недугах: у человека сердце болит не потому что износилось, а потому что внимания к его личности не хватает. Хотя надо признать, что болит ощутимо.
– Животик часто у девочек бунтует, – присела на диванчик Инна, изо всех сил сохраняя спокойствие и поддерживая благодушный тон. – Потому что творожок, который ты съела, встретился с желудочным соком…
Ваня, обвешанный «оружием» и отчаянно ревнующий, крутился рядом.
Инна вспомнила, как Ваня однажды гостил у двоюродной бабушки. Вернулся и первое время прихрамывал, твердил, картавя: «Все болит. Ноги болят, луки болят, селце болит – усе болит, сколей бы помелеть». Это он вслед за бабушкой повторял, которая «скорей бы помереть» твердила последние двадцать лет.
