Многомерная, многоуровневая, многоликая схватка…

12

Песок под ногами. Солнце жарит сверху, как жерло вулкана. Кажется, что кожа вот-вот начнёт отслаиваться от жара. Сухо во рту. Пот заливает глаза.

Держаться!

Тебе не легче и не проще, чем той, напротив, замершей с мечом-бастардом в странноватой асимметричной стойке. Тебе, замершей с двумя равными клинками — один в прямом хвате спереди, другой, в обратном, — сзади. Это не просто испытание. Это поединок выдержки и воли. Начавшая движение первой проиграет.

"Я не проиграю".

Мельтешение цветовых пятен. Хаос звуков. Сенсорная головоломка повышенной сложности. Опытные маги не защищают сознание статичными щитами, и на то есть множество причин. Но пройти неопределённое количество слоёв динамической защиты и вклиниться хотя бы в сенсорные области, не говоря уже об уровне абстракций — задача, мягко говоря, нетривиальная.

Считается, что два противника-менталиста, примерно равных по классу, не могут решить эту задачу. Стоит одному из них сосредоточиться исключительно на защите и постоянной смене маскирующих алгоритмов — всё, он или она неуязвимы. Конечно, до тех пор, пока к одному менталисту-взломщику не подключится второй менталист, работающий в защите, и не развяжет первому "руки", позволяя полностью уйти в атаку. Вот тогда ушедшему в защиту придётся кисло.

Но что, если один из равных по классу менталистов может ускорять своё мышление в десятки, а то и сотни раз? Да уж ничего хорошего…

Для Лениманской ведьмы.

Песок? Пустыня? Не более, чем морок.

Трясина темна и холодна. А островок безопасной почвы под твоими ногами постепенно погружается в неё. Не слишком быстро, о, нет — ровно настолько, чтобы медленный ужас жрал тебя, смакуя редкое блюдо, отщипывая по кусочку от монолита воли… жрал, как леденец на палочке, как удав уже проглоченного, но ещё не осознавшего это кролика.

Магия!

Левитация помогла с чавкающим звуком вырваться из хватки болота, поднявшегося уже до пояса. Ты взлетела, освобождаясь и смеясь…

И смех замер на твоих губах, когда небо, не столь игривое и по-детски жестокое, как болото, всосало тебя целиком. Всосало вместе с твоей волей, и памятью, и магической Силой, и радостью от освобождения. Всосало быстро и необратимо.

Если вся реальность подобна голодной росянке, мухам в неё лучше не залетать.

Чёрные нити старательно оплетают нити, окрашенные багрянцем. Захватывают их, подстраиваются под внешне хаотичный танец. И начинают понемногу вести в этом танце.

Так она ещё никогда не бегала. Не от кого было ей бегать ТАК. А вот теперь пришлось научиться искать спасения в скорости. Да только от той леденящей тьмы, которая преследовала её, спастись бегством… нет, нереально!

Коридоры, коридоры, коридоры. Змеящиеся в бессистемных изгибах, идеально прямые и такие длинные, что из одного конца не увидишь, что творится на другом. Тёмные галереи, провалы бездонно-чёрных колодцев, беломраморные балконы, выводящие к мутной безликой хмари, заменяющей здесь небо и землю. Лестницы: левоспиральные, правоспиральные, обычные, широкие парадные, узкие чёрные. Тупики и развилки, комнаты и залы.

Местами царят идеальный порядок и помпезная роскошь. Вязкий, чуть влажный блеск начищенного золота, чёрно-зелёные зеркала малахитовых колонн, жёсткие от шитья драпри, мастерская, до мельчайших деталей выверенная резьба по дереву. Навощённый фигурный паркет воображает себя мозаичным панно, наполовину превращённым в зимний каток. Драгоценные безделушки занимают свои места в интерьере, выверенные до миллиметра. Но напольные механические часы тихи и мертвы, как заледеневшее время.

Местами — разор и мерзость хаоса. Копоть на алебастровой лепнине потолков дополняет костры из поломанной мебели. Обстановка изгажена, разграблена, а что не изгажено и не разграблено, то попросту изломано или растоптано в бессмысленной злобе. Ажурные занавеси иссечены, порваны, испакощены, стенные панели из драгоценных и редких пород дерева истыканы стрелами и метательными ножами, пол где взломан, где выщерблен кирками. Опалённые гобелены годятся уже только на половые тряпки. И снег, милосердно присыпавший прокопчённую грязь, кажется благословением, что сродни чуткой тишине.

То тут, то там высятся мучительно изогнувшиеся статуи. Это всегда разумные существа — люди, тианцы, ваашцы, иные — в полный рост и при всех положенных атрибутах. Нет ни одной статуи, которая оказалась бы незнакомой. И с портретами то же самое. Все, все до единого изображённые на портретах, и индивидуальных, и групповых, ей знакомы. Но в отличие от статуй, замкнутых в своём страдании, глядящие на проносящуюся мимо лица с портретов смеются. И вглядываться в них не хочется — рассудок дороже! Вперёд и вперёд, без остановки и смысла…

Хватит, прах могильный! Сколько можно бегать?

В светлом зале, исполненном фальшивого, тронутого инеем покоя, с круглым световым окном в верхушке центрального купола, она остановилась и обернулась.

Никого.

Почему же тогда так заходится сердце? Почему интуиция так истошно вопит: "Обернись!"

— МОЖЕШЬ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ.

Она, разумеется, тут же пружинисто развернулась на месте, вскидывая оружие в отработанной связке активной обороны, готовая бить на опережение. Но — некого бить.

Разумеется.

Когда это с кошмаром можно было сладить сталью? Хотя бы и нешуточно зачарованной?

— ДАВАЙ ПОГОВОРИМ. ЕЩЁ ОДИН РАЗ, ПОСЛЕДНИЙ.

— Не о чем нам говорить!

— УВЕРЕНА?

— С врагом не разговаривают. Врага просто уничтожают. Или умирают.

— ТЫ ТАК РВЁШЬСЯ БЫТЬ УНИЧТОЖЕННОЙ?

— Да!

Ей не пришлось раздумывать перед ответом. Решение само выскочило наружу — вместе с причинами и мотивациями.

— Я знаю, что взялась воевать с непреодолимой силой. Но это — моё решение! И если я не могу одержать победу, то я хотя бы уйду с честью. Умру, но не признаю себя ошибавшейся!

— О СТИХИИ, ЧТО ЗА ГЛУПОСТИ!

— Это не глупость! — нешуточно взъярилась она. — Тот, кто соглашается отступить, в итоге бывает точно так же повержен и растоптан, как бившийся до конца. Но бившегося хотя бы уважают, а вот трус не встречает ничего, кроме презрения!

— КАК ТЫ ВСЁ-ТАКИ ЮНА…

— О, это недостаток, который уже никогда не будет исправлен! Давай, действуй!

— НЕ СПЕШИ ПЕРЕСЕЛЯТЬСЯ НА ПЫЛАЮЩИЕ КРУГИ. КОНЕЧНО, ЧЕСТЬ И СЛАВА — ЭТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, НО ЕСТЬ ВЕДЬ ЕЩЁ ТАКАЯ ШТУКА, КАК ПОЛЬЗА. ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ В СРАЖЕНИИ, НО БЕССМЫСЛЕННО, КАК ЛОМАЕТСЯ ПРИ ПАРИРОВАНИИ МЕЧ? ИЛИ ПОПРОБУЕШЬ НАПОСЛЕДОК БЫТЬ БОЛЕЕ ПРАКТИЧНОЙ?

— Не понимаю тебя. И, если откровенно, понимать не хочу. Я проиграла. Ты принимаешь капитуляцию в одном из залов моей памяти, так чего тебе ещё? Поглумиться напоследок?

— ДУРА!

Громыхающий со всех сторон разом неживой Голос нешуточно возвысился. Столб красноватого света, косо падающий сквозь слуховое окно в куполе, замглился, в углах зашевелились одушевлённые, гибкие, дрожащие тени.

— ТЫ ЧТО, УЖЕ ЗАБЫЛА, РАДИ ЧЕГО УПОДОБИЛАСЬ КУКЛЕ, ПИХАЮЩЕЙ КОЛЕНИ ТВОЕГО КУКЛОВОДА? ВЫБРОСИЛА ИЗ ДУШИ И ПАМЯТИ ПРИЧИНУ, ПО КОТОРОЙ ВСТАЛА НА ПУТЬ САМОРАЗРУШЕНИЯ?

— И при чём тут Айселит? Он уже мёртв, так что…

Мгновение молчания. А потом — настоящий взрыв:

— Не смей! Не смей, тварь, гадина, кукольница вшивая! Слышишь? Не позволю!

— ЗАГЛОХНИ.

Приказ — а это уже были не просто оглушительно громыхающие, выворачивающие душу звуки, но полноценный приказ, прогибающий реальность — рухнул на неё, точно многотонная плита. И воспротивиться ему не получалось…

— ТЫ ПЛОХО УСВОИЛА МОИ УРОКИ. ДА, НЕКРОМАНТ-НЕДОУЧКА СПОСОБЕН ПОДНЯТЬ ЛИШЬ ВОНЮЧЕГО ЗОМБИ. ГРАМОТНЫЙ НЕКРОМАНТ ПОДНИМЕТ БОЕВОГО ЗОМБАКА: БЫСТРОГО, СИЛЬНОГО, МАЛОУЯЗВИМОГО ДАЖЕ ДЛЯ МАГИИ, СПОСОБНОГО ДЕЙСТВОВАТЬ В РАМКАХ ПОСТАВЛЕННОЙ ЗАДАЧИ ТАК ЖЕ ЧЁТКО, КАК АВТОНОМНЫЙ ГОЛЕМ-ВОИН. ХОРОШИЙ МАСТЕР НЕКРОМАНТИИ СПОСОБЕН НА СОЗДАНИЕ ВЫСШЕЙ НЕЖИТИ, ТАКОЙ, КАК ПОСМЕРТНЫЕ СЛУГИ. ЭТИ УЖЕ НИЧЕМ — НИ ПАМЯТЬЮ, НИ МЫШЛЕНИЕМ — НЕ УСТУПАЮТ ЖИВЫМ. РАЗУМЕЕТСЯ, КРОМЕ ТОГО НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО ФАКТА, ЧТО ОСТАЮТСЯ МЁРТВЫМИ. НО В ЭТОМ ИСКУССТВЕ ЕСТЬ ЕЩЁ ПАРА КАЧЕСТВЕННЫХ СТУПЕНЕЙ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ, КАК ТЫ МОЖЕШЬ ДОГАДАТЬСЯ, УЖЕ НЕ АНИМИРУЕТ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ — ВОСКРЕШАЕТ!