Мне отлично известно, что “священники (следовало бы, правда, добавить, что — “некоторые”) не поощряют прихожан читать “светскую” литературу, и рядовые верующие (тоже, вероятно — некоторые)... ее не читают вовсе”, да я и сам пишу об этом в статье. Можно было бы еще добавить: “рядовые священники”, ибо, по моим литературным наблюдениям, чем выше сан у священнослужителей, чем они образованней, тем чаще в их проповедях и писаниях (если они имеют к этому склонность) приводятся высказывания русских светских писателей и примеры из их произведений. Возьмите хотя бы труды в Бозе почившего митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. И, уж естественно, ни от одного епископа не услышите Вы ничего похожего на то, о чем пишете в своем письме! Благодаря ему я рад, что вообще затронул в “Тайне третьего элемента” эту тему, так как “ниспровергательство”, очевидно, стало среди ряда православных прихожан-неофитов чем-то вроде вроде сектантства, сопоставимого с ересью иконоборчества. Если дать ему развиться, мы будем иметь “право­славный ваххабизм” — и ничего больше.

Позвольте мне на небольшом, хотя, быть может, и не очень корректном примере продемонстрировать Вам всю сложность сосуществования духовной и светской культур. Натренированным литераторским взглядом я сразу выхватил из подписи на Вашем письме, что Вы — сотрудник Государственного музея-заповедника С. А. Есенина в Константинове. Между тем творчество Есенина едва ли могло бы стать в “годы государственного атеизма... источником религиозных знаний”, как сказано о произведениях других светских русских писателей в “Основах социальной концепции Русской Православной Церкви” (кстати, эту часть цитаты Вы в своем письме опускаете). Увы, увы, никакие его юношеские религиозные стихи не “перекроют” ужасных, кощунственных строк из “Инонии”, которые, между прочим, Вы сами приводите, правда, не упоминая при этом имени автора (видимо, интуитивно почувствовав, что здесь Ваше “православное напостовство” вступает в прямое противоречие с родом Ваших занятий). Ведь это, если следовать логике Ваших умозаключений, все равно как если бы Вы трудились в “музее-заповеднике” литератора-сатаниста Федора Сологуба! Отчего же Вы там работаете?

Мне кажется, я знаю ответ, и он, разумеется, не в Вашей “беспринципности”. Для русского православного человека служить в музее великого национального поэта, пусть временами и жестоко заблуждавшегося, — так же естественно, как дышать. Вы, я полагаю, на подсознательном уровне даже не задумывались, правильно это или неправильно — это естественно . А в письме своем Вы предлагаете весьма радикальную хирургическую операцию, да еще утверждаете, что за “ниспровергателями” — будущее православной России! А вот Вы покиньте музей Есенина, поставьте жирный крест на всем его творчестве, а потом спросите себя: так ли уж хорошо для Вас подобное будущее? Именно о невозможности такого разделения духовной и светской культур, об их взаимодействии, порой трудно­уловимом, я писал в своей статье, а не о том, чтобы, паче чаяния, поставить светскую культуру впереди духовной, что, по сути, Вы мне без всяких на то оснований приписываете!

Заканчивая эту тему, хочу напомнить Вам еще об одной приведенной мной цитате из “Основ социальной концепции Церкви”, о которой Вы тоже “забыли”. Вами сказано: “В этом тексте отнюдь нет (и не должно быть) огульного и безусловного приятия всей “светской” культуры (а кто говорит, что оно должно быть? — А. В. ). Там черным по белому написано: “Культура как сохранение окружающего мира и забота о нем...” Формулировка туманная...” И впрямь, такая мелочь — всего лишь “сохранение окружающего мира”, не стоит и упоминать! Что же касается “туманности формулировки”, то Вы, извините, слукавили, опустив вторую половину цитаты. Вот она: “...является богозапо­веданным деланием человека. Отцы и учители Церкви подчеркивали изначальное (курсив мой. — А. В. ) божественное происхождение культуры”. Помилуйте, какая же здесь “туман­ность”? Формулировка более чем прозрачная! 

Впрочем, по-человечески мне Ваш пафос понятен. Ведь что такое “ниспро­верга­тельство” с психологической точки зрения? Это инстинктивная боязнь светской культуры. Что ж, она весьма и весьма способна ввергать верующего в разного рода соблазны и искушения, о чем, между прочим, я тоже писал в “Тайне третьего элемента”. Человек имеет полное право изолировать себя от светской культуры, если ему так спокойнее. Но откуда такая логика: если я не принимаю, так и никому не надо? Почему за “ниспровергателями” должны следовать все верующие, особенно те, кому духовный опыт и духовное здоровье позволяют без особого труда отделять зерна от плевел, волков от козлищ?

Вы, когда размышляете о светской культуре, вольно или невольно объеди­няете нас, русских писателей-патриотов, и наших оппонентов, русофобов и духов­ных растлителей, в одно целое. Вы, безусловно, имеете право на любые оценки, но я-то знаю, что Вы не один пали жертвой подобного заблуждения (потому-то и затронул эту тему в своей статье). Вам, может быть, неизвестно, что после 1991 года государство не только не поддерживало такие издания, как “Наш совре­менник”, но и в определенные периоды пыталось их закрыть. Между тем до середины 90-х годов, пока православное книгоиздательство не встало на ноги, никто, кроме нас, не публиковал на своих страницах представителей духовной культуры (вспомним те же труды митрополита Иоанна или прозу священника Ярослава Шипова). Поэтому, конечно, мы не ожидали, что к политике остракизма, “непризнания” светских патриотических изданий, осуществляемой государством, могут присоединиться те, кого мы в принципе считаем своими единомышлен­никами. Вот Вы говорите: наш конец предопределен всем ходом истории. А кто придет нам на смену? Судя по тональности Вашего письма, эту роль Вы отводите как раз “ниспровергателям”.

Что ж, в добрый путь... Да только мы, журнальные работники, слишком хорошо знаем наших “истребителей культуры”... Они, хоть и бичуют на словах светское суесловие, но сами очень много пишут . (Речь, естественно, не о Вас — Вы просто прислали письмо-отклик, не претендуя на публикацию.) Им не надо культуры, но, оказывается, вынь да положь читателя! Причем духовными их писания можно назвать с большой натяжкой: чаще это размышления о том, какое лампадное масло следует применять при богослужениях — синтетическое или натуральное, вправе ли православный употреблять в пост соевую пищу, обладает ли телевизионное изображение иконы чудесными свойствами оригинала — и т. д., и т. п., — в общем, типичная прикладная публицистика, длинная, скучная, заурядная, но очень, несмотря на мелкотемье, амбициозная. У меня такое впечатление, что если бы “ниспровергателям” было удобнее излагать свои воззрения в стихах или прозе, они ради исключения “помиловали” бы эти жанры, но только для себя. И триумфально заполнили бы ими страницы патриотических газет и журналов, после того, как мы, профессионалы, отправились бы на “свалку истории”, где, как Вы полагаете, нам и место. Короче, тех же щей, да пожиже влей! Но читателям, знаете ли, не надо пожиже . Они достойны другой пищи.

Вы смотрите на литературу сугубо диалектично, а lа Писарев. Он потерпел на своем поприще неудачу отчасти потому, что не изжил литературу в самом себе. Вот и Вы: “колеблете кумиров”, а сами весьма литературно и произвольно, если не сказать больше, трактуете Евангелие (пассаж с “первой” и “второй” христианскими заповедями). Ни Вы, ни другие “ниспровергатели” без литературных приемов не можете сделать ни шагу, ни вздоху... И говорю я это не насмешки ради, а чтобы подчеркнуть: слово и образ есть естественнейший и древнейший способ самовыражения человека, восставать против которого — это все равно что восставать против нашей божественной природы. Когда я работал в журнале “Русский Дом”, в редакцию приносил свои стихи и рассказы даже монах с Афона, и отнюдь не все из них были чисто религиозного содержания. Он не впадал в гордыню отрицания светской культуры. Зачем же, спрашивается, это делать Вам?