Однако пока политики и вопроса такого не ставят. А напрасно. Небезызвестные венгерские события 1956 года, испытавшие на излом тогда еще единую систему социализма, начались с творческих диспутов в скромном Обществе любителей поэзии Шандора Петефи…... В современной Германии, где националисты пользуются значительным (хотя и не афишируемым — по вполне понятным причинам) влиянием, их организационной базой являются спортивные клубы, хоровые ферейны и прочие чрезвычайно популярные в народе музыкальные общества. В Соединенных Штатах победившие на выборах республиканцы считают наиболее действенной силой не государственные институты, а церковные общины (на этом основывается доктрина “сострадательного консерватизма”).

Гигантский потенциал народной самодеятельности может быть использован не только в сугубо политических целях. Сообщества по интересам проникнуты творческим началом. Они — средоточие   д у х а   т в о р ч е с т в а,   столь дефицитного сегодня. То, что многим из нас представляется занятием чудаков, на самом деле является проявлением бесценной энергии, без которой задыхается могущественное и самодовольное западное общество потребления.

Одна из завершающих глав книги Лестера Туроу “Будущее капитализма” пессимистически озаглавлена “Отсутствующая составляющая — будущее”. Горячий сторонник западной системы, Туроу предупреждает: “Чтобы капитализм мог действовать в течение длительного времени, он должен делать инвестиции не только в интересах какого-нибудь индивида, но и в долговременных интересах человеческого общества”. А это — с горечью отмечает американский экономист — противоречит базовым установкам капитализма. Для того чтобы выжить, требуется смена нравственной парадигмы.

“...…Будущий капитализм, — провозглашает Туроу, — должен будет перейти от идеологии потребителя к идеологии строителя”. Большего экономист, оставаясь в рамках своей науки, выговорить не может, но очевидно, что строитель — это   т в о р е ц.   Не случайно среди необходимых ему качеств Туроу называет “радость творчества”, с англо-саксонским практицизмом ставя его в один ряд с “волей к завоеванию” и “стремлением строить экономическое царство”.

Должен признать, “волей к завоеванию” мы, современные русские, не обладаем. Да и возведение “экономического царства” не слишком привлекает. Впрочем, я и не уверен, что именно эти качества нужны для строительства будущего. Но в чем я безусловно согласен с Туроу — строителю необходима творческая сила, “радость творчества”. Более того, она является центральным, наиболее существенным началом в выстроенной триаде. Без нее голый экономизм и “воля к завоеванию” выродятся в элементарный грабеж — общепланетного масштаба. Кажется, в этом направлении и эволюционирует политика США.

В отличие от американцев и других людей Запада, мы, русские, наделены высшим, спасительным даром — творчества. Он так привычен для нас, что мы не замечаем его и, только столкнувшись с западными стандартами, обнару­живаем: мы — особенные. Мой знакомый, устроившись на работу в западную фирму, с недоумением и возмущением рассказывал, что хозяева отвергали все его попытки предложить самостоятельное решение даже в тех случаях, когда оно обещало очевидную экономическую выгоду. Боссы готовы были идти на убытки, но не допускали творческой инициативы снизу. В конце концов этот человек уволился: работа по готовым рецептам не доставляла ему удовольствия. Открыл собственное дело и преуспел.

Вспоминаю разговор с японскими профессорами. Представители цивили­зации, существенно отличающейся от западной, они восторгались русскими инженерами — именно за творческий подход к делу. Одновременно характеризуя своих рабочих как более дисциплинированных и квалифицированных, чем наши. В Японии — поясняли они — трудовая профессионализация начинается с младших классов, и навыки конкретных профессий отрабатываются до автоматизма.

Когда мы заговорили о культуре, и я по русскому обыкновению стал чрезмерно восторгаться чужеземной, японской, мои собеседники посмотрели на меня с недоумением. Один из них сказал: “Ну что у нас императорский дворец — palace, а у вас — Кремль!” Он так пренебрежительно произнес английское слово palace, как я понял, употребленное специально (разговаривали по-русски), и так восхищенно растянул, почти пропел: “Кре-е-мль!”, что у меня не осталось сомнения в искренности его чувств.

Россия, давшая миру Рублева, Барму, Аввакума, Пушкина, Достоевского, Толстого, Чайковского, Нестерова, действительно страна творчества. Даже сегодня, соблазненная Западом, почти отказавшаяся от родовых традиций, да и от самой себя. А вот объявили недавно по телевидению поэтический конкурс среди молодежи, и сорок тысяч (!) человек прислали свои стихи. Конечно, в подавляющем большинстве это просто рифмованные строчки. Но ведь западный человек не станет тратить времени на подобную “ерунду”. А русский подросток поколения “Pepsi” усердно складывает рифму к рифме: “Красиво!”

Чувство красоты и потребность творить ее в наших душах неистребима. Недаром немецкий мыслитель Вальтер Шубарт уподобил русского человека любимому ученику Христа — апостолу и евангелисту Иоанну (“личность иоанновского типа”) в противовес западному герою — энергичному и властному Прометею. Творческое начало — это то, что Россия может противо­поставить нарастанию энтропии, характеризующему состояние совре­менного Запада.

Именно Запад провозгласил концепцию “конца истории”. Именно здесь родились теории “золотого миллиарда”, “20:80”. В сущности эти теории — эгоистический социальный оргвывод из второго начала термодинамики. Человечество обречено, — утверждают эксперты Римского клуба, — но можно спасти избранных.

Футурулогический оптимизм, основанный на созидательных возможностях науки, отброшен. Идея самоограничения просто не приходит в голову. Рацион современного американца, высчитанный Туроу: 24 миллиарда британских тепловых единиц энергии, 28 тысяч килограммов животных продуктов, — принят за абсолют. Для того чтобы один избранный человек Запада смог сжечь 4000 бар­релей нефти и съесть 2000 животных, четыре человека из остального мира обречены “освободить” жизненное пространство. Таковы максимы, на которых разрабатывают глобальные планы переустройства мировая закулиса, пресловутый Комитет 300.

Но возможно   и н о е  решение. Преображение, спасение мира путем самоограничения и творчества — научного, экономического, социального. На этих основах строится русская цивилизация *.

Достанет ли у нас сил подняться и продолжить движение по русскому пути? Пути любви и спасения, о котором вдохновенно благовествует Иоанн Богослов. Сможет ли Россия не только предложить человечеству жизнеутверждающую альтернативу, но и реализовать ее совместно с “третьим миром” — или падет окончательно под ударами Запада? Удастся ли великому, но разобщенному народу утвердить власть, достойную имени “русская”?

Признаюсь, хотел бы, да не могу дать ответ. Слишком глубоко нынешнее падение. Слишком точно продумана стратегия врагов. Слишком неравны материальные силы.

…И все-таки здесь, во Владимире, где я завершаю статью, рядом с древней святыней так горяча вера, так сладостно упование. С трепетною надеждой я повторяю слова торжественного Рождественского славословия, — не зная, имеем ли мы, слабые потомки русичей, право все еще полнозвучно произносить их:

С нами Бог, разумейте, языцы, и покоряйтеся: яко с нами Бог.

Услышите до последних земли: яко с нами Бог.

Могущии, покоряйтеся: яко с нами Бог.

Аще бо паки возможете, и паки побеждени будете: яко с нами Бог.

И иже аще совет совещаваете, разорит Господь: яко с нами Бог.

И слово, еже аще возглаголете, не пребудет в вас: яко с нами Бог.