Организовал Шириков и широкое празднование 25-летия Вологодской писательской организации в 1986 году. В юбилейной статье “По ступеням времени”, опубликованной в “Красном Севере” 27 мая 1986 года, он рассказывал об истории организации, созданной в 1961 году:
“Основу ее составили восемь уже тогда профессиональных писателей: Сергей Викулов, Виталий Гарновский, Виктор Гроссман, Виктор Гура, Иван Полуянов, Александр Романов, Аркадий Сухарев и Николай Угловский... За непродолжительное время в нее влились Василий Белов, Ольга Фокина, Николай Рубцов, Виктор Коротаев. Переехал из Перми в Вологду Виктор Астафьев...”
С Виктором Астафьевым связывало Володю Ширикова не только знакомство, но и тесная дружба: не случайно только ему Астафьев прислал, уже из Красноярска, первое собрание своих сочинений.
В юбилейной статье Шириков в нескольких словах охарактеризовал почти каждого писателя-вологжанина. Упомянул и начинающих, в том числе Виктора Шалатонова, из-за которого произошла у нас с Володей небольшая размолвка. Виктор, воспитанник детдома, работал где-то в Якутии, но женился на вологжанке и переехал к нам. Устроился он в “Красном Севере”, где мы и познакомились, а позднее довольно близко сошлись. В 1985 году в издательстве “Современник” вышла его первая книга “Мокрая сопка”, а вскоре он принес заявление с просьбой о приеме в Союз писателей. Володя Шириков в то время был одержим идеей создания сборника прозы, посвященной детдомовцам, и сказал Шалатонову:
— Мы примем тебя в Союз, если напишешь очерк о своих детских годах в детдоме.
Безусловно талантливый и легко ранимый Шалатонов обиделся. Может быть, отчасти из-за этой обиды, но главным образом из-за семейных неурядиц он уехал из Вологды, вернулся в Сибирь. При случае я сказал Володе:
— Разве можно так грубо наступать на больную мозоль? Как мог Виктор писать очерк о том, о чем ему даже вспоминать не хотелось!
— Пожалуй, я тут переборщил, — смущенно признался Володя.
Девяностые, их начало для всех россиян стали шоком, а для нас — в особенности. Развал Союза и последующее разграбление России ударили каждого под самое сердце. Возможно, беззастенчивый этот грабеж и подтолкнул Володю к политике. Он участвовал в выборных кампаниях, в частности, стал доверенным лицом писателя Анатолия Петухова, когда тот избирался в Верховный Совет РСФСР. В 1991 году Шириков взялся редактировать газету вологодских писателей “Эхо”. Я убежден, что эта газета еще долго будет служить летописью того неспокойного и мрачного времени.
Кстати сказать, чуть ли не впервые в истории послереволюционной России в “Эхе” были опубликованы “Протоколы сионских мудрецов”. Публикация эта у многих перевернула представление о происходящем в стране с головы на ноги...
Тема растленного влияния и могущества сионизма тревожила Ширикова давно. Помните “про и контра” в “Дневниках” Достоевского? Так называлась его статья, посвященная еврейскому вопросу. Как-то, во время очередной кампании по переселению евреев из России на “историческую родину”, Володя сказал мне:
— Не понимаю тех, кто пытается удержать у нас евреев. Я бы каждому жиду командировочные до границы платил...
В одной из статей, которую я готовил для публикации в “Красном Севере”, Шириков убедительно доказал, что смерть Сергея Есенина не была самоубийством — его убили чекистские сионисты за поэму “Страна негодяев”. Володя был уверен, что на совести сионистов (хотя сионизм и совесть, как он говорил, — понятия несовместимые) уже в наши дни — смерть Василия Шукшина за рассказ “Ванька, смотри!” (“До третьих петухов”) и Юрия Селезнева, выдающегося литературного критика, за резкие антисионистские статьи.
Не без основания опасался Володя и за свою жизнь, особенно когда начал редактировать “Эхо”.
— Меня тоже в любой момент могут шлепнуть, — признался он как-то. — Но дешево не возьмут, есть у меня “игрушка”... — и, расстегнув “дипломат”, показал старый, местами заржавленный пистолет...
Опасаться было чего. В первых же номерах “Эха” опубликовано несколько материалов, разоблачающих звериную сущность сионизма: “Черный список “Еврейской газеты”, “Спор о Сионе” (отзыв на одноименную книгу Дугласа Рида), “Сион — фашизм: ягоды одного поля” и др.
Впрочем, злобу вызывали не только антисионистские статьи, но и открытое неприятие постперестроечной политики властей. “Как разваливают державу”, “Почему мы не верим в “демократический” рай?”, “Блуд на крови, или Путч, которого не было”, “За державу обидно” и другие. Последняя его статья, опубликованная уже в “Эхе земли” после Володиной кончины, называлась “Карман — могила совести”.
В конце концов искусственно были созданы условия, при которых газета писателей не смогла выходить. В те годы оппозиционную прессу душили экономически: не найдешь денег на бумагу, на оплату типографии — погибай. А откуда было взять деньги писателям, если все пути печатания и реализации книг были уже перекрыты... Тогда-то Шириков и взялся редактировать орган Крестьянского союза области, назвав его “Эхо земли”. По сути, по направленности это было прежнее “Эхо”. Рупором Аграрной партии Шириков стал не случайно: в душе он всегда оставался крестьянином.
Ранней весной уезжал он из Вологды в свои Прилуки Усть-Кубинского района, в родную деревню, где арендовал большой участок земли рядом с родительским домом. Купил даже мотоблок, чтобы обрабатывать землю. Вот как описывает его хозяйство Анатолий Ехалов (“Слово о друге” — “Эхо земли”, февраль 1999 года):
“Старый шириковский дом стоял на краю цветущего луга у самого леса и был единственным обитаемым гнездовьем в этой глуши (...) Но обед (да еще какой!) явился на столе словно из скатерти-самобранки.
Володя сбегал в сарай, где у него жили курицы, насобирал по гнездам решето яиц, накопал в огороде картошки, нащипал луку и укропа, десятка два огурцов достал из парника, на опушке леса нарезал крепеньких боровиков. Пока готовился обед, на задворье топилась баня...”
...А предчувствие смерти не покидало его. По свидетельству того же Ехалова, Володя сказал на могиле Виктора Коротаева, умершего года за полтора перед этим:
— А знаешь, братишка, мне по этой палубе осталось недолго шагать...
Смерть его была столь же загадочна, что и смерть Шукшина или Селезнева. Трудно поверить, будто Шукшин умер после чашки крепкого кофе в 48 лет, что здоровяк и спортсмен Селезнев скончался от сердечного приступа в саду своего немецкого знакомого в Германии...
Как рассказывали, Шириков в канун нового, 1999 года поссорился со своей второй женой, и она на несколько дней ушла из дома. Володя якобы залез в горячую ванну, где у него и случился сердечный приступ. Он, уже мертвый, пролежал в ванне с водой несколько дней, а когда его наконец обнаружили, тело разбухло настолько, что, по заключению медэксперта, “причину смерти установить не представляется возможным”. Правда, участковый врач, у которого иногда бывал Володя, говорил потом, что он страдал тромбофлебитом, и горячие ванны были ему противопоказаны: мог отслоиться тромб и закупорить сердечный клапан. Но и врагов у Володи было немало...
Он прожил всего 55 лет, а вместил в свои книги и статьи целую эпоху, причем одну из самых трагических в истории России. И сам стал эхом этой эпохи...
