Шишков Александр Семенович родился в 1754 году. Он воспитывался так же, как и его сверстники второй половины восемнадцатого века — Фонвизин, Державин. В них развивались религиозные чувства под влиянием чтения “Священной истории” и “Четьи-Минеи”. С этой домашней подготовкой он поступил в морской кадетский корпус, где директором был его свойственник И. Д. Кутузов.
В 1771 году А. С. Шишков вышел в гардемарины и был вместе с товарищами отправлен в Архангельск, а в следующем году произведен в мичманы. В 1776 году он был назначен на фрегат “Северный орел”, который должен был из Кронштадта провести кругом через Средиземное море и Дарданеллы в Черное море три других корабля под видом купеческих.
Путешествие продолжалось три года. За это время он побывал в Италии, Греции, Турции. Во время путешествия А. С. Шишков вел дневник, куда вносил свои путевые записи, которые впоследствии послужили толчком к враждебным отношениям с французами.
Вот одна выдержка из путевых заметок А. С. Шишкова: “Мы видели несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах их изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов, которые, заходя иногда в сей порт, не оставляли ни одной часовни без того, чтобы не обезобразить лиц святых и не начертать везде насмешливых и ругательных надписей. Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов! Пусть бы они сами утопали в безверии, но зачем же вероисповедание других, подобных им христиан ненавидеть? Для чего турки не обезобразили сих часовен? Для чего не иной язык читается в сих надписях, как только французский?”
По возвращении из заграничного плавания А. С. Шишков был произведен в лейтенанты и назначен в морской кадетский корпус для преподавания гардемаринам морской тактики. К этому времени относится и начало его литературных занятий (перевод французской книги “Морское искусство”) и составление триязычного морского словаря. В этот же период был выполнен перевод французской мелодрамы “Благодеяния приобретают сердца” и немецкой “Детской библиотеки” Кампе. Эта книга, состоящая из нравоучительных рассказов в стихах и прозе, имела большой успех, по ней долго обучали детей грамоте. Она простым своим слогом увеселяла детей и наставляла их в благонравии, многие читали стихи из нее наизусть. В течение семнадцати лет книга троекратно переиздавалась.
К начальному периоду литературной деятельности также относится небольшая пьеса “Невольничество”, написанная в 1780 году для прославления императрицы Екатерины, пожертвовавшей значительную сумму денег для выкупа в Алжире христианских невольников.
Литературные и педагогические труды были прерваны в 1790 году войной со Швецией, на которой в чине капитана второго ранга будущий адмирал Шишков командовал фрегатом “Николай”, который входил в состав эскадры Чичагова. После этой короткой и неудачной войны А. С. Шишков поселяется в Петербурге и полностью отдается научным занятиям по морскому делу.
В 1793 году был издан перевод “Морской тактики”, и адмирал преподнес эту книгу великому князю Павлу Петровичу. Император Павел произвел А. С. Шишкова в генерал-адъютанты, потом в вице-адмиралы и наградил его орденом Анны I степени.
С 1805 года Российская Государственная академия издает его сочинения и переводы, в которых он помещает свои оригинальные и переводные статьи и свой знаменитый перевод “Слова о полку Игореве”. Он же впервые производит обширный разбор “Слова”. В 1814 году император Александр назначает А. С. Шишкова членом государственного Совета, а годом раньше — Президентом Российской академии. В 1824 году он был назначен министром народного просвещения и главным управляющим делами Министерства иностранных дел.
Воспоминаний об А. С. Шишкове написано мало. Как-то этот великий и интересный человек остался незамеченным нашими мемуаристами. Только Сергей Тимофеевич Аксаков, верный и преданный поклонник таланта А. С. Шишкова, написал и оставил для потомков воспоминания о нем, как о человеке большого ума, бескорыстно любившем свое отечество, внесшем огромный вклад в политическую жизнь страны, интересном писателе, ученом и просто человеке неординарных, если не сказать больше, магических способностей, проявившихся незадолго до смерти.
Юность С. Т. Аксакова протекала в первое десятилетие девятнадцатого века. В то время он просто восторгался книгой А. С. Шишкова “Рассуждение о старом и новом слоге российского языка”, которая была на слуху у всех. Она вызывала немало кривотолков, но для С. Т. Аксакова была настоящей настольной книгой, по которой он жил “и уверовал в каждое слово”. Также он постоянно поддерживал сторону А. С. Шишкова в спорах с карамзинистами и противился внедрению иностранных слов в русский язык.
Вскоре по приезде в Петербург Сергей Тимофеевич Аксаков познакомился с А. С. Шишковым и получил постоянный доступ в его дом, где в качестве декламатора в любительских домашних спектаклях снискал себе лавры. Впоследствии род Аксаковых породнился с родом Шишковых. Мой прапрадед Александр Федорович Шишков, губернский секретарь, являлся двоюродным братом А. С. Шишкова и в свое время сватался к сестре С. Т. Аксакова. Приезжая несколько раз в имение, он предлагал руку и сердце, но она с ответом не спешила. Тем временем А. Ф. Шишков влюбился в восемнадцатилетнюю Марию Алексеевну Булгакову и женился на ней. Казалось бы, что судьба развела эти семьи навсегда. Но в семье А. Ф. Шишкова и М. А. Булгаковой было шестеро детей — четыре сына и две дочери: Нина и Софья. Впоследствии Софья стала женой Григория Сергеевича Аксакова, сына Сергея Тимофеевича, и венчались они в Симбирске в Спасо-Вознесенском соборе. Свадьба была богатой, проходила в доме Языкова. Воспоминания о ней в Симбирске остались на долгие годы.
В Петербурге, в переулке на Литейном, называемом Форштатским, против лютеранской кирхи стоял небольшой каменный двухэтажный домик (вероятно, стоит и теперь), окон в восемь, какого-то зеленоватого цвета, весьма скромной наружности, — это был собственный дом А. С. Шишкова. Жена — Дарья Алексеевна, урожденная Шельтинг, была голландка и лютеранка. (Дед ее был приглашен из Голландии на русскую службу и дослужился до адмиральского чина.) В свет они выезжали редко и были очень набожны. По-французски Дарья Алексеевна говорила очень плохо, за что страдала потом в большом свете, куда судьба ее неожиданно занесла. Мало того, что она плохо танцевала, она совершенно не переносила светское общество. Поэтому А. С. Шишков часто выезжал без нее.
Своих детей у них не было. После смерти родного брата А. С. Шишкова, Арданольда, остались дети — Саша и Митя. Этих племянников они-то и взяли на воспитание. Дарья Алексеевна держала их в строгости, но, тем не менее, очень любила и жалела, прощала им шалости. Дом полностью принадлежал ей, все делалось под ее четким руководством. Сам же Александр Семенович был “гостем” в своем доме. За ним, как за ребенком, надо было ухаживать: подавать тапочки, искать его вещи, напоминать обо всем. К обеду или ужину, бывало, не дозовешься, если только за руку не приведешь.
Племянники любили и уважали А. С. Шишкова, нежно звали его “дядюшкой”. Он имел небольшую, человек на двадцать, галерею или балкон в Адмиралтействе, куда часто выезжал с племянниками и родней. Дарья Алексеевна была хорошей и гостеприимной хозяйкой, поэтому в их доме всегда были гости. А. С. Шишков очень любил свой дом, а особенно маленький голубой кабинет в два окна, которые выходили в переулок, где постоянно была тишина и часами можно было слушать птичьи трели. Между окнами находился большой письменный стол, загроможденный книгами и бумагами. На окнах стояли банки с сухим киевским вареньем и конфетами. Сластена он был отменный, особенно любил фрукты и ягоды. На столе всегда стояла большая стеклянная банка, которая была доверху наполнена восковыми шариками. Во время работы он любил обирать воск со свечей и катать из него шарики. Это занятие успокаивало ему нервы. По дому А. С. Шишков ходил в шелковом полосатом шлафроке с поясом. На ногах были кожаные истасканные ичиги (сапоги). Он имел средний рост, худощавое телосложение, волосы седые с желтизной. Лицо было поразительно бледно, темно-карие небольшие глаза, очень живые, проницательные, воспламеняющиеся мгновенно, выглядывали из-под нависших бровей. Улыбка была одушевленной, самой приятной и добродушной. А. С. Шишков любил читать вслух и декламировать. Читал он с большим воодушевлением и слегка жестикулируя правой рукой. Также А. С. Шишков был страстный охотник кормить птиц. Дома держал попугая породы какаду и ласково называл его “попинька”. Утром тот будил его, выкрикивая бранные слова из своей клетки, и, стуча клювом, просился полетать на свободе. Ел из рук и часами мог сидеть на плече Александра Семеновича, что-то шепча ему на ухо. Где бы А. С. Шишков ни жил, стаи голубей всегда собирались к его окнам... Для них были припасены крошки белых сухарей. Впоследствии, когда он ослеп, птицы были его единственной радостью. Он по звукам различал, сколько птиц прилетело и какие. С его рук они клевали зернышки и крошки, совершенно не боясь седого старика.
