Кто помнит сегодня кадры телехроники с приездом тогда одного из лидеров моджахедов, а ныне потерявшего контроль над Афганистаном Раббани в Москву, где женщины передают ему на руки детишек? Мне тогда эти сцены крепко врезались в память, пародийно напомнив сцены братания с немцами на русско-германском фронте в 1917 году. Все знают, сколько крови пролилось потом. И вот сегодня, вспоминая ту хронику, я думаю: а не сложил ли свою голову в бою с моджахедами кто-нибудь из тех ребятишек, которых наивные матери так легкомысленно демонстрировали как “знамя мира” — уже не в Афганистане сложил, а в Чечне?

То, что мы ушли из Афганистана, вовсе не значило, что Афганистан ушел от нас, — не так просто и легко устанавливается баланс сил в стратегически важных регионах. Когда началась вторая чеченская кампания, генерал Дустум, один из лидеров моджахедов эпохи советского военного присутствия, прямо заявил, что Россия не покончит с терроризмом в Чечне, пока не будет подавлен очаг в Афганистане. Но в Афганистане ли главный очаг? Точнее — насколько автономным является сам моджахедизм, это новое специфическое явление конца XX века, очевидно переходящее в век XXI, с которым именно России, еще в форме СССР, довелось встретиться первой?

Сегодня надо быть слишком уж закоренелым догматиком-правозащитником сахаровского толка, дабы продолжать веровать в подобную автономность. Литература изобилует, многие тайны ЦРУ рассекречены, в том числе известно, что как раз в Лэнгли, в штаб-квартире разведуправления США, именно 15 февраля 1989 года был устроен настоящий праздник; и здесь никто, разумеется, не считал, что с выводом советских войск заканчивается война . Ведь двумя днями раньше США, по-своему истолковав подписанные 14 апреля 1988 года женевские соглашения как “создание условий к выводу ОКСВ, а не как формулу урегулирования афганского конфликта” и взяв на вооружение концепцию “положительной симметрии”, обосновали свое право продолжать оказание военной помощи афганской оппозиции при расширении вмешательства со стороны Пакистана . Что и было зафиксировано в специальной директиве по национальной безопасности от 13 февраля 1989 года (“Война в Афганистане”, М., Воениздат, 1991).

Таков был один из первых внешнеполитических шагов правительства Буша, и вряд ли он мог остаться неизвестным советскому руководству. Тем более что еще в 1988 году МИД Афганистана издал “Белую книгу”, где были изложены многочисленные факты нарушений женевских соглашений со стороны Пакистана и США. Так, в течение только первого месяца после их подписания вооруженной афганской оппозиции было поставлено беспрецедентно большое количество вооружений. А 15 мая 1988 года, в день вступления в силу женевских договоренностей, была проведена своего рода демонстрация: в одну только приграничную деревню Тери-Мангал, расположенную в 137 км от Пешавара, прибыло около 100 грузовиков с оружием. Как и прежде, на территории Пакистана функционировали тренировочные центры для обучения боевиков афганской оппозиции, и все это вполне соответствовало той линии поведения, которую Р. Рейган выбрал еще в апреле 1985 года. В ответ на первые миротворческие инициативы Горбачева в афганском вопросе он подписал директиву по национальной безопасности № 166, где при реализации целей США предлагалось на афганском направлении действовать “любыми доступными средствами”. Об этих средствах достаточно откровенно пишет Питер Швейцер в своей “Победе”, анализируя основные блоки увенчавшейся успехом стратегии подрыва СССР. В их ряду он особо выделяет “значительную военную помощь движению сопротивления в Афганистане, а также поставки для моджахедов, дающие им возможность распространения войны на территорию Советского Союза” (П. Швейцер, цит. соч., с. 18; выделено мною. — К. М. ).

Еще в годы президентства Картера* и при активном участии Бжезинского на границах советских республик Средней Азии и внутри них создавалась разветвленная исламско-националистическая сеть. Одновременно в США, Пакистане, Саудовской Аравии была издана серия книг, воспевавших подвиги мусульман в войнах против России, а 15 января 1981 года шеф ЦРУ С. Тернер, встретившись с Рейганом, Бушем и Кейси, информировал их о тщательно засекреченной программе создания, при поддержке Пакистана, разветвленной сети исламского сопротивления в Афганистане.

Именно в период президентства Дж. Картера была, в главных своих чертах, сформулирована концепция использования “исламского фактора” в борьбе против СССР (теперь — против России), в основу которой легли идеи 3. Бжезинского.

Уже 19 января 1980 года дамасская газета “Тишрин” опубликовала большую статью своего военного комментатора полковника Аль-Хейсама Алю-Аюби, озаглавленную весьма выразительно “Возвращение в регион под знаменем ислама”. В ней говорилось, что администрация Картера намерена прикрыть трещины, возникшие в поясе окружения СССР с юга. А поскольку на юге с ним граничат мусульманские страны, то, следовательно, США должны “противопоставить ислам Москве” и развернуть активность на этом направлении.

В начале 1979 года помощник президента Картера по национальной безопасности Бжезинский поручил разведслужбам подготовить соответствующее исследование. Опорной страной для США при реализации “исламского проекта” стал Пакистан, однако к нему, так или иначе, присоединились Китай, Саудовская Аравия, Египет, Иран и даже Израиль. И уже в 1980 году издающийся в Вашингтоне журнал “Нью рипаблик” опубликовал статью “Оружие для Афганистана”, где говорилось: “Центральное разведывательное управление занято координированием смежной, обширной программы (в которой участвует пять стран и стоимость которой оценивается более чем в 100 млн долларов) обеспечения афганского движения сопротивления оружием для ведения современной партизанской войны” (“Война в Афганистане”, цит., с. 160). И далее: “Распоряжение о разработке операции было отдано лично президентом Картером, ее планирование осуществлялось под непосредственным наблюдением президента США по национальной безопасности 3. Бжезинского и директора ЦРУ С. Тернера”. При этом с союзниками США по НАТО вообще не консультировались, контакты же с мусульманскими странами решено было проводить посредством ЦРУ через разведслужбы этих стран, а не по обычным дипломатическим каналам.

Летом и осенью 1985 года в Конгрессе США состоялись слушания под названием “Исламский фундаментализм и исламский радикализм”, на которых была разработана стратегия использования фундаменталистских группировок для подрыва позиций СССР. Иными словами, были заложены основы моджахедизма. Теория начала быстро претворяться в практику. По некоторым данным, если в начале 80-х годов в Афганистане сражалось около 3500 арабов, то в середине 80-х их было уже около 18000 у одного только Хекматиара. При этом США закрывали глаза на торговлю героином, уже тогда превращавшуюся в экономическую основу моджахедизма. Но, конечно, главным источником финансовых поступлений для лидеров афганской оппозиции оставались США, Пакистан и Саудовская Аравия — о чем, как пишет в своей книге “Спрятанная война” Артем Боровик, знал едва ли не каждый духанщик в Кабуле (“У Ахмад-Шаха много доллара из Пакистана от Америка...”). Знал описанный Боровиком духанщик и другое: “что русские солдаты уходят на север, к себе домой. А потом они уйдут еще дальше на север, оставив свои мусульманские республики”. К сожалению, Боровик написал об этом только 10 лет спустя, в год же вывода 40-й армии из Афганистана из уст его звучали общеперестроечные штампы. А ведь уже в 1985 году Кейси посоветовал моджахедам начать попытки перенесения военных действий на территорию СССР, о чем тоже, конечно, должны были знать — и знали — не только афганские духанщики, но и советские спецслужбы, а стало быть, и советское руководство. Генерал Н. Овезов, заместитель председателя КГБ Туркмении, еще в 1982 году утверждал, что “саудовцы пользуются исламом как тлеющими углями мусульманского бунта против СССР”. (“Советский Туркменистан”, 10. 12. 82). И потому никакого “алиби” у Горбачева нет; он прекрасно знал, что оставляет за спиной выводимой 40-й армии и чью игру он при этом играет.