77

окажется во власти именно <средних классов>, для которых демократия подходит.

Он же предсказал, что <демократия> породит <индивидуализм> и атомизацию общества. В отличие от <эгоизма, древнего как мир порока> отдельных людей, индивидуализм побуждает <изолироваться от ближнего> и на фоне прокламаций о счастии всего человечества <перестать тревожиться об обществе в целом>. Эгалитаризм породит в будущем <неисчислимые толпы равных и похожих друг на друга людей, которые тратят свою жизнь в неустанных поисках маленьких и пошлых радостей>. Над всеми этими толпами возвышается гигантская охранительная власть, обеспечивающая всех удовольствиями и следящая за судьбой каждого в толпе>, эта власть стремится к тому, чтобы <сохранить людей в их младенческом состоянии>. Она охотно работает для общего блага, но при этом желает быть единственным уполномоченным и арбитром. <Отчего бы ей совсем не лишить их беспокойной необходимости мыслить и жить на этом свете>?96 Чем не пророчество смерти культуры и духовного тоталитаризма? Де Токвиль здесь предвосхищает не только Шпенглера, но и О. Хаксли.

Вытеснение <романо-германского> духа происходит не только в области культуры, но заметно в философии государства и права. В развитии позитивного права и правового государства в XX веке и особенно в правосознании явно доминирует так называемое англосаксонское право, которое концептуально зиждется на постулате <Все, что не запрещено, – дозволено>. В такой концепции право и закон максимально отделены от нравственной оценки, так как представление о тождестве греха и преступления в качестве основы, свойственное в свое время католической этике, исчезает. Источником нравственности и морали становятся не представления о добре и зле, а сами правовые нормы, законы, право, постоянно меняющиеся и отражающие лишь компромисс с обстоятельствами.

Источником абсолютных критериев нравственности всегда являлась религиозная санкция, вытекающая из истинного или воображаемого откровения, а культуру рождают только высокие табу, налагаемые не законом, но религиозной санкцией. Европейский либерализм XIX века требовал освобождения от абсолютных критериев, от необходимости соотносить позитивное право с канонами. Кавур, выдающийся деятель Пьемонта, кумир и гений итальянских либералов, провозгласил: La loi est athee (<закон атеистичен>). Дилемма этического сопоставления преступления закона и греха перед Богом, соответствия закона канону перестала волновать Запад в эпоху <прогресса>, хотя волновала уже древних греков (Антигона). Такая концепция определяет лишь запретное, не указывая на нравственно должное. Налицо явная реплика <правового государства> из Ветхого

"Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1992, с. 497.

78

Завета, Моисеева Закона и отступление от Нового Завета с его заданной нравственной вершиной. В апостасийном мире исчезает понятие неблагородного поступка, нарушающего канон, – указание о соотношении поступка к добру и злу, оставляя место лишь <некорректному> поведению, нарушающему закон – определенные правила. Проблема эта со всей глубиной и одновременно с блеском и простотой поставлена в выдающемся <Слове о Законе и Благодати> киевского митрополита Илариона в 1049 году:

И уже не теснится человечество в Законе,

а в Благодати свободно ходит,

ибо иудеи тенью и Законом утверждали себя,

а не спасались, христиане же истиной и Благодатью не утверждают себя,

а спасаются… ибо иудеи о земном радели, христиане же – о небесном>91

Отношение к писаному и неписаному закону показывает суть отличия метафизических основ традиционалистского мироощущения и взаимоотношений в обществе. Англосаксонская философия права буквально противоположна истоку правовой доктрины Трубецкого, в которой <прогресс, то есть поступательное движение права к добру, возможен лишь постольку, поскольку над правом положительным есть высшее нравственное, или естественное, право, которое служит ему основою и критерием… идея естественного права дает человеку мощную силу подняться над его исторической средою и спасает его от рабского преклонения перед существующим>98. Подобное понимание находят историки правовых и политических учений у князя Курбского.

Русской школе философии права и даже правоведению либерального направления конца XIX – начала XX века свойствен синтез достижений позитивного права с естественным правом, а в интерпретации последнего главный акцент делается на нравственной доминанте и целеполагании, которым должно обладать и обладает всякое право. <Естественное право есть синоним нравственно должного в праве оно есть нравственная основа всякого конкретного правопорядка, – доказывает князь Е.Н. Трубецкой. – Всякое позитивное право может требовать от людей повиновения не иначе, как во имя нравственного права того или другого общественного авторитета, той или другой власти; поскольку существующий порядок действительно является благом для данного общества, естественное право дает ему санкцию и служит ему опорою>99.

97 Слово о Законе и Благодати. 145-153. Перевод с древнерусского. Альманах библиофила. Тысячелетие русской письменной культуры (988– 1988). М., 1989, с. 161.

"Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998, с. 51.

"Трубецкой Е.Н. Указ. соч., с. 53.

79

К середине XX века либерализм в крайних теориях уже утверждает <абсолютный суверенитет взглядов и наклонностей человека в его жизнедеятельности, какой бы специфической она ни была>100. В этом тезисе Фридриха фон Хайека уже отсутствует даже тень понятия о пороке и добродетели, о нравственности и безнравственности, о норме и извращении, стерто понятие о грани между добром и злом. Это явное забвение понятия греха и отступление от основополагающего начала Нового Завета о природной греховности человека, который только нравственной аскезой и с Божьей помощью может преобразиться из Адама ветхого в Адама нового – <Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное> (Мф. 5.3).

Изъятие абсолютного критерия порока и добродетели неизбежно влечет смешение добра и зла, фактической равночестности праведности и неправедности, если они только не мешают другим (laissez passer, laissez faire). Полная либерализация сознания, обеспечиваемого кальвинистской этикой доминирующего типа хозяйства и общественного развития, вся философия пуританизма стали фактическим отступлением от заповедей Блаженств (сущности христианства) и привели к выбору в пользу власти и хлеба на Горе искушений. Кстати, М. Вебер, которому англосаксонский пуританизм был ближе всех других типов религиозности, это прекрасно осознавал. На это указал К. Ясперс в <Речи памяти Макса Вебера>, отметив суждение Вебера о Нагорной проповеди как несовместимой с мирской деятельностью и пронизанность всех его работ и деятельности скептическим отношением к христианству101.

Америка изначально была вызовом Старому Свету, вернее, его христианскому католическому романо-германскому духу, тому <готическому> основанию, что родило в свое время бесспорно великую культуру. Необходимо подчеркнуть, что Просвещение континентальной Европы, выросшее в недрах этой культуры, было достаточно сильно переплетено с первохристианскиами идеалами равенства:

Ж.Ж. Руссо писал: <Все люди братья>. Это заложило основу для преимущественного развития не индивидуализма, не <гражданского общества> как совокупности индивидов, не связанных никакими духовными узами и табу, а демократии как антитезы сословному обществу и абсолютизму. Не порвав с апостольско-христианским наследием, европейское Просвещение позволило продолжать великую культуру, которую символизировало явление немецкого идеализма с его исполинскими фигурами – Фихте, Гердер, Гёте, Шеллинг. Но англосаксонское Просвещение – более раннее, представленное еще в

""Хайек Ф. фон. Дорога к рабству. Вопросы философии, 1990, № 10-12.

"" Ясперс К. Речь памяти М. Вебера// Вебер М. Социология религии… М., 1994, с. 563-565.

80

XVII веке Т. Гоббсом, Дж. Локком, затем А. Фергюссоном, имело источником кальвинистскую идею, делая изначально основной упор на индивидуализм: Т. Гоббс прямо писал, что <человек человеку волк>. Именно это и стало основой англосаксонской версии <гражданского общества>, в котором, по Дж. Локку и А. Фергюссону, индивиды полностью автономны, не связаны ни духом, ни миросозерцанием, ни историческими переживаниями, ни едиными представлениями о грехе и добродетели, которые в христианском, особенно православном, толковании и делают из народонаселения нацию. Гоббсово учение направило развитие демократии в англосаксонской культуре по пути обслуживания либерализма и индивидуализма.