Процесс отчуждения от России в Молдавии так же, как и на Украине, воплотился в исторической идеологии, меньше всего отражающей отношение к фактам истории и идеологиям XX века (событиям 1940 г., когда СССР принудил румынское правительство официально подписать возвращение Южной Бессарабии, аннексированной Румынией в 1918 г., неоднократному перекраиванию территорий в этом регионе). Политическая эксплуатация этих событий давно истратила свой потенциал не только потому, что апелляция к молдавской государственности 1918 года и осуждение пакта Молотова – Риббентропа в качестве главной основы выхода Молдавии из СССР дали безупречное юридическое право Приднестровью не следовать за Кишиневом, но и потому, что параметры переосмысления исторического вектора гораздо шире.

446

В западной исторической мысли заложено еще Гегелем в его <Философии истории>, что лишь западные народы наделены ролью всемирно-исторических и способных свободно творить в мире на основе субъективного сознания. В той или иной степени, с большим или меньшим нигилизмом это демонстрируют Т. Моммзен, Ж. де Местр, А. Тойнби. Один из крупнейших архитекторов габсбургской внешней политики и идеологии в отношении православных соседей – немцев и венгров министр Б. Каллаи прямо указывает на противоборство духа Запада и духа Востока как цивилизованного и варварского миров, границы которых теряются в нижнем течении Дуная и возле Адриатического моря, имея в виду границу византийского православного пространства543. К. Мяло блестяще проследила, как молдавская постсоветская <историософия> интерпретирует историю края в русле западного дуалистического историзма. В Молдавии пролегла граница, далее которой не смогла продвинуться Римская империя, и здесь, как считалось, император Траян, победитель даков, возвел знаменитые <лимы> – укрепления на Дунае на стыке <цивилизованного Рима> и <варварской Скифии>. К. Мяло отмечает, что последние раскопки заставляют усомниться в происхождении этих стен и дают больше оснований полагать, что здесь именно славяне возвели укрепления против римлян, но в Кишиневе быстро подхватили западную трактовку Траянова вала именно как фрагмента <Китайской стены западного мира>. На смену латино-скифскому противостоянию в исторической идеологии пришло противостояние латино-славянское с акцентом именно на противопоставлении славянству, поскольку румыны и молдаване – православные544.

Румыния после некоторого сбалансирования своей государственной стратегии тем не менее в области исторической идеологии явно проявляет интерес к идее территориального расширения, который уже привел в XX веке к попыткам захватов в арьергарде интервенции Антанты и гитлеровского рейха, а сегодня проявляется по отношению к <проблеме влахов> в Югославии и к Молдавии. Это имеет также исторические корни, когда еще в годы федерализации исторического государства Российского и провозглашения Молдавской республики в Бухаресте раздавались радостные оценки, что сам факт национально-территориального деления обещает в длительной исторической перспективе претендовать на присоединение к Румынии выделенного из единого тела России квазигосударственного образования. На всех международных исторических конгрессах румынские делегации с нарастающей настойчивостью поднимают вопрос о противоправности положений Берлинского трактата 1878 года и

543 См. Kallay В. Ugarska na granici Istoka i Zapada. Saraevo, 1905. "См. Мяло К.Г. Между Западом и Востоком. Опыт геополитического и историософского анализа. М., 1996, № 12.

447

обмена Добруджи на Бессарабию, чтобы оправдать оккупацию Бессарабии в 1918 году и обосновать <незаконность> возвращения румынским правительством Южной Бессарабии в 1941 году. С подобными трактовками на крупных международных исторических конгрессах выступал бывший заместитель министра иностранных дел социалистической Румынии, ныне директор Института международных отношений Василе Сандру545.

Очевидным отражением геополитических устремлений совершенно земных государственных интересов является активная и абсолютно противоправная с точки зрения церковно-канонического права деятельность Румынской православной церкви по созданию,, приходов на территории Молдавии – многовековой канонической территории Русской православной церкви. Как и во всех новых государствах, где вера становится объектом политики, активность проявляет Ватикан. Именно в Румынию римский понтифик совершил первый визит на поствизантийское пространство, которое становится объектом не только геополитического, но и духовного соперничества.

С 1991 года Румынский патриархат пытается охватить и подчинить территорию Молдавии. В начале 90-х годов Бухарест объявил о создании на территории Молдавии своей бессарабской митрополии. К инспирированному расколу присоединился лишь один молдавский епископ – Бельский Петр (Пэдурару). Несмотря на титанические усилия, результаты пока ничтожны, поскольку преобладание Русской православной церкви в Молдавии не случайно, а имеет глубокие исторические корни. Еще в XVIII веке в результате антицерковной политики Петра I, Анны Иоанновны и Екатерины Молдавия стала местом эмиграции русского ученого монашества, выдающимся представителем которого был преп. Паисий Величковский, основавший там целые научно-богословские центры. Румынская церковь не имеет влияния над православными Молдавии, кроме того, она представляет крайний экуменизм, что категорически не приемлет большинство верующих. Но именно эта линия на вытеснение Русской православной церкви пользовалась поддержкой государственных структур, что было особенно ясно в годы эйфории идей присоединения к Румынии.

Приднестровье занимает особое место в истории постсоветского периода. Явление Приднестровья, отметившего свой десятилетний юбилей, опровергло многие политологические доктрины о всеобщем отторжении России всеми ранее входившими в нее народами. Пример, впрочем, отнюдь не единственный, но тем более впечатляющий, что народ левобережья Днестра как нигде многонационален (молдаване, русские, украинцы, гагаузы, турки, евреи), но ощущает себя

545 См. Europe and the Eastern Question (1878-1823). Political and Civilizational Changes. Belgrade, 2001.

448

частью общероссийской истории. Поскольку Молдова объявила о независимости, связав ее с ликвидацией последствий пакта МолотоваРиббентропа, Приднестровье, которое в течение 200 лет постоянно в составе России и в судьбе Бессарабии XX века не участвовало, получило возможность провести безупречные юридические процедуры для провозглашения своей государственности, которая в силу обстоятельств не была принята де-юре, но де-факто реализовалась. Из всех <несогласных> с навязанной им судьбой в декабре 1991 года (Южная Осетия, Абхазия, Крым) Приднестровье – единственное состоявшееся образование, которое достаточно успешно развивается экономически, несмотря на отсутствие западных кредитов и всякой помощи России, и внутренне стабильно.

Позиция России в силу уже необратимой общей концепции в отношении новых государств и собственных деклараций исходит из территориальной целостности Молдовы. Этот подход Москва повторяет постоянно, ища взамен от властей Молдовы обещание не вступать в НАТО, однако показав в свое время косвенным образом, что не допустит силового решения проблемы. Пока Россия сохраняет верность своим обязательствам, в Кишиневе перестают питать надежды на ликвидацию <государства в государстве> и ищут пути оформления этого феномена на компромиссной основе. Однако выводы Стамбульского саммита о корректировке фланговых конфигураций, решение вывести российские войска из Приднестровья к концу 2001 года могут иметь серьезные последетвия и не преминут породить изменение позиции Кишинева.

ГРУЗИЯ. Подобные явления и процессы можно проследить в Грузии и в начале перестройки в Армении, где к концу 90-х годов эта тенденция ослабла. Грузия и Армения в отличие от большинства других республик, созданных доктриной, но не историей, имели древнюю и длительную национальную государственность, древнюю письменность и культуру. Это нации, принявшие христианство за несколько веков до русских, а Армения вообще является первым провозглашенным христианским государством. Тем не менее национальное самосознание этих народов было христианско-традиционалистским и вполне вписывалось в классическую имперскую государственную идеологию. Добросовестные исследователи <подъема национализма в СССР> признают, что <только в XIX веке представители национальной интеллигенции смогли сконструировать весомое ощущение исторического прошлого, которое смогло бы поддержать претензии на независимость>. Р. Г. Сьюни признает, что национальные интеллектуалы и активисты Грузии и Армении заимствовали у Европы после французской революции идеологию политического национализма, <что позволило им сформулировать свои политические и национальные представления на основе их собственного про-