373

сикон заполнили аббревиатуры ЮНКТАД (Конференция ООН до торговле и развитию), ЮНИДО (Организация Объединенных Наций по промышленному развитию) и так далее. Понятия <единый подход к анализу и планированию развития>, <финансирование науки и техт ники в целях развития>, <международный кодекс поведения в обла, сти передачи технологии>, <оперативная помощь в целях развития>> <мировая стратегия развития> стали темами конференций и резолют ;

ций ООН. В мировой экономической мысли отмечен всплеск маркт систской и неомарксистской мысли в области мировой экономики, возникли направление <тьермондизм>, дискуссия между теориями возрастания <взаимозависимости> и ее затухания, прогнозы в области международного разделения труда, уменьшения роли США и кризиса Pax Americana. В советской науке область мировых экономических отношений с упором на глобальные перемены и потеснение империалистических стран превратилась в серьезное направление473.

Хотя в этой сфере западным странам часто приходилось сталкиваться с напором развивающихся стран на форумах, у тех в стратегической перспективе не было никаких реальных рычагов, чтобы поколебать позиции своих кредиторов. Принятые ООН Декларация и Программа действий по установлению нового мирового экономического порядка остались <антиимпериалистическими> иллюзиями, что не относится к концепции конца суверенитета. Обреченная борьба за <некапиталистический> путь развития сошла на нет, а разрыв между промышленным Севером и отсталым Югом, теперь между <цивилизованным мировым обществом> и <отсталыми архаичными тоталитарными> структурами, как и прежде, неуклонно увеличивается.

Именно в период эйфории равенства и <пересмотра несправедливого экономического порядка> строились механизмы и испытывались технологии глобального управления, формировались идеология и кадры – огромная, насчитывающая миллионы прослойка международных чиновников, переходящая из одной организации в другую и кочующая от Бангкока до Женевы. Запад терпеливо выдержал все неизбежные издержки <детских> идеалистических надежд на подлинно <универсальный> глобализм и одновременно выиграл от этого периода право именовать себя <мировым сообществом>. Сразу после краха СССР этот <новый субъект> международных отношений дал понять, что принцип эгалитарности и универсализма не распростра-

47Э См. Аркадьев И.А., Жарков В.В., Обминский Э.Е. Эволюция концепций международной стратегии развития. М., 1973; Обминский Э.Е. Группа 77: многосторонняя экономическая дипломатия развивающихся стран. М., 1981; Ключников Б.Ф. Концепции и прогнозы нового экономического порядка. М., 1982.

374

няется на прогресс и развитие. Организация Зеленого Креста во главе с М. Горбачевым на конференции в Рио-де-Жанейро в 1992 году уже жестко предупредила страны, что мир не может выдержать повторения бедными государствами опыта развитых, а в Киотской декларации 1993 года было уже указано, что препятствием к решению глобальных проблем являются <наши представления о национальном суверенитете>. Адепты глобализации, последовательно развивающие идею Булла о <мировом обществе>, с удовлетворением отмечают постоянное возрастание юридического статуса последующих протоколов в качестве) <шага к распространяемой справедливости>474.

В отличив от конфиденциальных докладов Трехсторонней комиссии и Дж. Картеру призывы к совместному решению мировых экономических проблем и <проблем человечества> прямо адресовались мировой и в немалой степени советской элите, приглашая ее стать частью этого механизма. Сейчас очевидно, какие серьезные и далеко идущие планы втянуть Россию в глобальные экономические и политические замыслы Запада таились под абстрактно-гуманистической фразеологией, вовсе не безобидной (как и термин порядок – Ordnung), но соответствующей космополитическому духу советского воспитания, возрожденному в 60-е годы. Советская интеллектуальная и номенклатурная элита стала остро ощущать гнет своей идеологии, но не потому, что та разочаровала ее как инструмент развития собственной страны, а потому, что стала помехой для принятия в элиту мировую. Цена за место в мировой олигархии окончательно была названа лишь в эпоху Горбачева.

Пережитое в 90-е годы проливает свет на мотивы всей послевоенной стратегии Запада и особенно в период разрядки, завершившейся многоэтапным Совещанием по безопасности и сотрудничеству в Европе. Запад добивался сокращения вооружений и свободы собственной пропаганды без границ: в спорах вокруг <третьей корзины> Запад требовал для своих зарубежных каналов права <информировать> советских граждан вовсе не о жизни на Западе, а о самом СССР. Немногие даже наверху осознавали, что это было нужно Западу для сокрушения вовсе не идеологии, а государственности. Уже не боясь ни агрессии со стороны СССР, ни соблазна коммунизма, Запад искал возможность развенчивать <благо сияния пролетарской революции> на территории исторической России и в душах ее граждан, хотя экспорт революции на Запад уже не грозил, да и соперничество за третий мир фактически сошло на нет. В этом не было парадокса, но своя логика: коммунизм был объявлен единственной скрепой тысячелетней державы не только Западом, но и самой КПСС, утратившей всякое ощущение реальности.

474 Armstrong D. Law, Justice and the Idea of World Society. International Affairs. Vol. 75, 1999, ? 3.

375

В это время в советской внешнеполитической идеологии все еще сохраняются элементы эйфории и рудименты <разрядки напряженности>, отразившей краткий период ядерного паритета и крах планов Запада на отрыв поодиночке восточноевропейских союзник ков от СССР после ввода советских войск в Чехословакию. Начав шийся резкий взлет идеологизации внешней политики США имел конкретные цели и новые механизмы: так, в 1977 году Дж. Картер объявил <Реорганизационный план № 2>, по которому осуществлено слияние Информационного агентства США (ЮСИА) и Бюро государственного департамента по делам образования и культуры в единый орган – Управление международной связи, что само по себе отражало невиданную роль эффективного идеологического обеспечения внешней политики. (Подобное повторилось 20 лет спустя – в середине 90-х гг.) Пропаганда включила немедленно в риторику элементы, знакомые с В. Вильсона: пафос защиты прав человека и демократии, гуманизации международных отношений и универсализм. Фигура президента Дж. Картера, члена Трехсторонней комиссии, также повторяла типаж предыдущих идеологических президентов, глашатаев универсалистских идей В. Вильсона, Ф. Рузвельта.

В ответ гигантский советский агитационный механизм, попавшись на удочку, с одной стороны, и оставаясь в шорах собственной идеологии – с другой, заказал целую концепцию упражнений на основе <философии исторического оптимизма> Л. Брежнева периода разрядки на тему идеологического противоборства как формы классовой борьбы мирового социализма и капитализма в эпоху, когда всеобщая война невозможна. В целом это эйфористическое доктринерство, при всей своей талантливости (в нем были задействованы лучшие силы международников), отразило степень догматизма и вопиющее отсутствие реального осознания исторических корней и преемственности противостояния Запад – Россия. Однако и в работах этого цикла можно заметить прозорливость в оценке американских целей, понимание, что порожденный разрядкой и положениями Заключительного акта Хельсинки 1975 года рост культурного, экономического и информационного обмена используется американской стороной для целей, отнюдь не совпадавших с духом и буквой найденного компромисса.

О таких целях свидетельствовали брошюра <Фонда XX века> 1978 года, в которой анализировались культурные связи США и СССР за 20 лет, и доклад по вопросу о реорганизации аппарата американской внешнеполитической пропаганды, который представила конгрессу США в мае 1977 года консультативная комиссия США по вопросам международной информации и отношений в области просвещения и культуры. В этих материалах, как подметила И. Шейдина, авторы <фактически отвергали саму мысль о том, что культур-