Послевоенный СССР уже не удовлетворял мировой левый дух как раз потому, что внутренне идеологически уже утратил импульс антихристианского вызова миру, перестал <в нужной мере> быть анти-

441 Dobryansky Lev. Е. The Vulnerable Russians. New York, 1967; См. также Bray W.G. Russian Frontiers: From Moscovy to Chrushchev. New York, 1963.

348

Россией, хотя, конечно же, оставался не-Россией. Вместо источника перманентного бунта против любых исторических и духовно-культурных устоев и традиций, каким был Октябрь 1917-го, Май 1945-го превратил СССР в державу с интересами, вполне определяемыми, несмотря на идеологические искажения, традиционными критериями, и соблюдающую правила игры на мировой арене, а внутри страны создал консервативную, даже ханжескую систему ценностей и жесткую общественную иерархию. Именно <недостаток> левизны Советского Союза, утрата им импульса <ниспровержения> традиций, а значит, самого антихристианского духа революции, близкого общечеловекам всех мастей, привели западноевропейского <прометеевского> индивида в духовное <уныние>.

Индивид, как и в XIX веке, подготовившем революции XX столетия, повергнут в очередную стадию <отчуждения>, которой опять занялась западная философия и социология, конечно же, с марксистскими корнями (Г. Маркузе). А вскормленные ею интеллектуалы проявляют свое полное отчуждение от богоданного мира по-разному: на Западе в 60-е годы происходят две своеобразные революции. Разочарованные <пламенно-левые> – Режи Дебре, Э. Че Гевара, Пол Пот, закончивший Сорбонну, уходят из <декадентского> мира в джунгли делать новые бескомпромиссные революции, поскольку Великая Октябрьская выродилась и провозгласила устами Хрущева бюргерские идеалы: <Догнать и перегнать Америку>. Разочарованные левые <скептики> демонстрируют характерный для всего западного мира всплеск левого нигилизма в общественной жизни, культуре и искусстве. Запад пережил революцию, которую не слишком заметили, но последствия ее ощущаются сегодня не только на уровне культуры. Детища этой революции – левые правительства западноевропейских членов НАТО соучаствуют в Дранг нах Остен под флагом либерального универсализма – то есть мировой либеральной революции.

Студенческий бунт 60-х годов был духовной бескровной революцией против общественной иерархии. При всей внешней иррациональности это была успешная революция асоциального антиэтатизма, успешный разгром <оков> традиционного государственного и гражданского сознания. Если революция 1917-го породила освобожденного гегемона, внушила целым историческим классам сознание особого предназначения и безгреховности, права вершить историей, то пассивная революция 60-х годов породила индивида, освобожденного от сопричастности к борьбе добра и зла, к своему обществу, нации, государству и его институтам самосохранения. Параллели с революциями прошлого очевидны: музыка, литература и театр абсурда – логическое <общечеловеческое> детище предреволюционного русского авангарда, крайне большевистского театра В. Мейерхольда с его открытым лозунгом <эстетического расстрела

349

прошлого>442 и сугубо левого общечеловеческого <эпического театра> Б. Брехта. Явление хиппи – наиболее яркое проявление левого философского нигилизма, <пассивной> революции тотального отчуждения от мира и бытия, демонстративного пренебрежения всеми ценностями и их отрицания – стирания грани между добром и злом, объясняющего последующую популярность на Западе некоторых ветвей индуизма, необуддизма с их максимальным квиетизмом – отстраненностью от реальной жизни человечества и его социума. Наконец, <новые левые> и <новые правые> – формы одной и той же тоски по планетарным утопиям и по <левым> и <правым> – <консервативным>, но обязательно революциям. Неслучайно многие представители европейской <новой правой> находят общий язык с масонами а в России – поклонниками раннего большевизма.

Этому вектору в общественном сознании нелишне уделить внимание, так как он представляет собой современную изощренную борьбу с христианским толкованием истории и вызов традиционным ценностям христианской культуры. Но этот вызов христианству исходит не от привычных на Западе апостасийных родственных явлений в самом христианском сознании – не от либерализма и не от коммунизма. Этот вызов идет со стороны наступающей новоязыческой мистики, развитой на теософском и пантеистическом фундаменте. Западноевропейский интеллектуал с его выработанным предыдущими веками высоким духом и, в отличие от плоского американского мышления, не удовлетворяющийся комфортабельным гедонизмом и нарциссизмом, увлечен пантеистической мистикой, неким спиритуалистическим атеизмом с элементами гнозиса. Гнозис, в отличие от христианского богопознания, имеет целью не спасение, а знание, доступное не всем, а избранным и посвященным. Знание – цель и теософии, в которой не существует этического равенства, а есть избранные и посвященные. Отсюда элитарная философия и политическая теория элит и даже <замкнутого, чистого в расовом отношении сообщества людей, управляемого избранной группой интеллектуалов>, развитая <новыми правыми> на основе концепции К. Лоренца.

Весьма своевремен выход небольшой, но обстоятельной монографии на эту тему, выполненной в Институте стратегических исследований Нижегородского государственного университета443. Р. Кабешев вычленил важнейшие аспекты теории и практики французской <новой правой> и не обошел вниманием антихристианские воззрения ее лидеров – Алена де Бенуа, Роберта Стойкерса и ис-

442 См. Любомудров М.Н. Противостояние. Театр, век XX: традиции – авангард. М., 1991.

443 См. Кабешев Р.В. <Новые правые> на марше: Франция… далее везде? Н. Новгород, 1999.

350

точники их мировоззрения. Автор весьма справедливо отделил суть воззрений от того исторического контекста, в котором политические кружки родились и оформились, а также от тех политических секторов сознания и партий (Национальный фронт Ле Пэна), которые по философским основам относятся к леволиберальному мировоззрению и именуются правыми лишь из-за вызова <мировому порядку>.

Явление <новая правая> выступает как вызов глобализации пошлого корпоративного меркантилизма и против американизации и примитивизации культуры444 под флагом новой формы духовности, нового национализма, рождаемых восстановлением некой <традиции>, связываемой с <консервативной революцией> веймарского интеллектуализма, которая была бунтом против пошлости бюргерства, рожденного либерализмом в Германии. Марксистская и либеральная наука, пользующаяся в последнее время практически одной философией, определила <консервативную революцию> как явление <правое>. Но в евангельском понимании правого и левого оно было по всем философским признакам явлением вообще не христианским или скорее левым, но соперничающим со своими <кузенами>, выросшими из Просвещения. Эгалитарность (в коммунизме – принудительная в материальной сфере, в либерализме – принудительная в ниспровержении иерархии ценностей) была извращением христианского понятия об этическом равенстве перед Богом и отрывом категории свободы от понятий абсолютного добра и зла. Но интеллектуальная элитарность оторвалась от христианского толкования <героя как воплощенного долга> и перешла к вызову христианской этике, фактически возвращаясь к <что дозволено Юпитеру – не дозволено быку>. В историческом итоге это породило не ответственность <за судьбу мира>, а политическую теорию элит – деление на <тварей бессловесных> и <тех, кто право имеет>, которая в обезбоженной и униженной Германии воплотилась в ряде аспектов нацистской теории, независимо от воли интеллектуалов.

<Новая правая> ушла влево гораздо дальше <консервативной революции>, которая была еще явлением, не претендущим в такой степени на универсализм и на вызов христианству. К тому же <новая правая> имеет очевидные и нескрываемые признаки наднациональной организационной структуры некого интеллектуального fraternite, претендующего на управление профанами, в чем не оставляют сомнения и высказывания лидеров, наличие центра – интеллектуального постоянно действующего форума <Группа исследования и изучения европейской цивилизации> (GRECE), объединяющего экономистов, управленцев, историков и философов, и одновремен-