– Ты меня оскорбляешь! – с нарочитым недовольством заявил граф.

Однако тут же взял маркиза под руку.

– Я по опыту знаю, – молвил он, – что спорить с тобой бесполезно, Кэрью. Ты всегда бываешь первым, когда речь идет о лошадях или о женщинах!

– А вот этот комплимент я не могу не оценить! – отшутился маркиз.

Заразительно смеясь, они вышли из дома и направились к яхте.

В темной воде канала отражались огни домов и пришвартованных к набережной судов.

В небе ярко сияли звезды. Картина получалась весьма романтическая.

Маркиз поймал себя на мысли, что все это удивительно сочетается с обликом Лилы. И еще с досадой подумал, что ему не следовало целовать ее – пусть даже это был совершенно невинный поцелуй в щеку.

Он слишком остро чувствовал волнение, вызванное этой простой лаской. Не мог он не ощутить и тот трепет, с которым приняла его поцелуй Лила.

«Она видит во мне второго отца!» – заключил он.

Однако, поднимаясь по трапу на яхту, он понял, что, как бы ни пытался убедить себя в обратном, радостные предвкушения переполняют его потому, что во время этого плавания Лила будет с ним.

Они отплыли не на рассвете, как хотелось маркизу, однако достаточно рано для того, чтобы граф не пришел их провожать.

Яхта прошла через огромный порт, возникший на месте небольшой рыбачьей деревушки. Трудно было поверить, что Амстердам с его мостами и каналами не существовал здесь вечно!

Маркиз стоял на мостике, когда «Цапля» проплывала мимо складов, доков и верфей, которые принадлежали торговцам зерном, лесом, нефтью и углем.

Вскоре они вошли в Нордзе-канал. Как только «Цапля» стала рассекать его воды, маркиз решил, что крупные пристани ему наскучили.

Он отправился в салон, где для него был приготовлен завтрак; Лила к завтраку не явилась.

Он подумал: после всего, что произошло с ней накануне, ей полезно поспать подольше.

Однако, когда яхта вышла в открытое море, Лила поднялась на палубу. Как это ни странно, маркизу показалось, что она стала еще красивее.

Немного напуганный своим восхищением, он насмешливо произнес:

– Я уже начал подозревать, не превратились ли вы в миссис Рип ван Винкль или я по ошибке уплыл без вас!

– Мне стыдно, что я так долго спала, – ответила она. – Но до чего же приятно плыть по морю на такой чудесной яхте!

– Да, день прекрасный, – рассеянно сказал маркиз.

Глядя на Лилу, любующуюся солнечными зайчиками на волнах, он представил ее русалкой или сиреной, явившейся на яхту, чтобы заворожить моряков. Но тут же рассердился на себя за разыгравшееся воображение и удалился в салон.

Лила последовала за ним.

– Сегодня на море довольно неспокойно, – заметил маркиз. – В салоне, конечно, комфортнее. Или вы плохо переносите качку?

– Меня ничуть не укачало, когда мы плыли в Голландию, – молвила Лила. – А вот няне удалось выдержать плавание только благодаря бесконечным чашкам крепкого чая. Она и сейчас принялась за него.

– А вам он не нужен? – спросил маркиз.

– Нет, мне очень приятно сидеть здесь и разговаривать с вами, – просто ответила Лила.

Маркиз невольно сравнил ее прямоту с той кокетливой игривостью, которую придала бы тем же словам виконтесса. Однако он не успел ничего сказать: Лила стала расспрашивать его о яхте.

И он снова подивился осмысленности ее вопросов. Например, ей было интересно узнать, насколько быстрее завершится плавание на яхте по сравнению с обычным пароходом.

Потом они сидели за ленчем и говорили обо всем на свете, за исключением того, что Лила будет делать по приезде в Англию. В конце концов она неуверенно спросила:

– Вы… не придумали, милорд… где мне можно будет… укрыться, когда мы… вернемся в Англию?

– Я очень много об этом думал, – ответил маркиз. – Единственное, что я пока могу вам предложить, это поговорить о вас с одной из моих тетушек. Она вдова, ведет довольно уединенную жизнь, и ей можно будет довериться.

– А ваша тетя… она живет в Лондоне? – спросила Лила.

Маркиз кивнул.

– Тогда, возможно… она слышала о моем отчиме… или ее знакомые могли видеть его… на скачках.

Маркиз и сам об этом думал.

– Трудности будут всегда, куда бы вы ни поехали, – сказал он.

– Возможно, мне… следовало остаться в Голландии, – промолвила Лила, как бы размышляя вслух. – Но теперь, когда я не у… тети Эдит, это было бы… дорого.

– А у вас есть деньги? – поинтересовался маркиз.

Девушка покраснела и отвела взгляд.

– Достаточно, – прошептала она, – если… экономить.

– Я хочу знать, сколько именно у вас денег, – потребовал ответа маркиз.

– Мой отчим… дал мне пятьдесят фунтов… на покупки… для приданого, – пролепетала Лила. – Но, конечно, часть денег… пришлось потратить… на дорогу.

– Пятьдесят фунтов! – воскликнул маркиз. – И сколько времени, глупенькая девочка, вы рассчитывали прожить на эти деньги?

– Может быть, я могла бы… найти какую-нибудь… работу, – совсем сникла она.

Маркиз пребывал в задумчивости, и Лила внезапно добавила:

– Я училась живописи… и могла бы… продавать мои картины.

Тут маркиз спохватился.

– Боже правый! Я совсем забыл!

– Что вы забыли? – спросила Лила.

– Тот этюд Вермера, который вы мне привезли. Перед тем как в гостиную пришли торговцы картинами, граф спрятал этюд в буфет – и я больше о нем не вспоминал!

Лила замерла, а потом с усилием произнесла:

– Мне надо… что-то сказать вам, милорд!

– Что такое? – насторожился маркиз.

Он заметил, как Лила вновь судорожно стиснула пальцы: он уже успел понять, этот ее жест означает, что она испытывает глубокое волнение. А еще он увидел, что она очень побледнела и в глазах ее снова появился страх.

– Не беспокойтесь, – ласково сказал он, – граф Ганс пришлет мне этюд, как только заметит, что я не взял его с собой.

– Дело… не в этом, – сказала Лила. – Но это… нечто такое… что вас рассердит.

Маркиз молча смотрел на нее, недоумевая, что еще она может ему сообщить.

Превозмогая себя. Лила едва слышно пролепетала:

– Этюд… поддельный!

– Поддельный?

Голос маркиза звучал громче, чем ему хотелось.

– Как это – поддельный?

– Это я… его написала!

Секунду маркиз ошеломленно смотрел на нее.

– Вы хотите сказать, что его написали вы? – спросил он. – Как вы могли его написать?

– Я… делала копию с портрета Вермера по просьбе тети Эдит, потому что она… не могла пойти в «Маурицхейс»… посмотреть на него. И… со мной заговорил… один человек.

– Какой человек? Кто это был?

– Это был… мистер Нийстед… торговец картинами. И он сказал… что если бы я отвезла копию вам… и представила, будто… это этюд Вермера к портрету… то денег, «которые… вы мне заплатите… хватит на операцию… тети Эдит.

Казалось, она выжимает из себя каждое слово, при этом остро ощущая неудовольствие маркиза, сурово нахмурившего брови.

– И вы привезли этюд мне, – сказал он, – и намеренно солгали мне!

– Я… понимала, что это… нехорошо…

– Нехорошо? – воскликнул маркиз. – Неужели все женщины на свете – лгуньи и предательницы? Черт подери, я вам доверял!

В его голосе было столько негодования, что у, нее на глазах выступили слезы.

Маркиз встал с кресла и уже без всяких слов отошел к окну.

Он смотрел на море, стоя спиной к, Лиле, но его голос, казалось, эхом отдавался от стен салона.

Вся в слезах. Лила бесшумно выскользнула из помещения и побежала к своей каюте.

Она была в отчаянии от того, что маркиз больше не захочет иметь с ней дела. Теперь он глубоко ее презирает!

Ничего не видя за пеленой слез, она на ощупь двигалась по каюте.

В голове промелькнула мысль, что лучше всего было бы выйти на палубу и броситься в море. Одно мгновение – и все ее тревоги останутся позади.

Теперь, после смерти тетушки, ее положение стало совершенно безнадежным: она лишилась последнего убежища. У нее нет денег, а теперь и маркиз не станет ей помогать…