– Ничего, у меня тоже есть три шиллинга, стало быть, общим счетом, получается пять восемьдесят.
– Ну, тогда это ещё терпимо, можно что-нибудь предпринять.
Поездка в вагоне городского трамвая долгая, но приятная. Девочки размещаются в одном отделении с каким-то пожилым господином. Тот сидит напротив и, не проявляя никакого к ним интереса, через их головы смотрит в окно. Вдруг Мали, хихикая, показывает на сидящего напротив пассажира. Её взгляд при виде мужчины в последнее время направлен, прежде всего, на ширинку, и сейчас она сразу же замечает, что старик напротив позабыл застегнуть на штанах пуговицу. Однако Пеперль не поддерживает её глупого хихиканья, а пристально смотрит в глаза мужчине, лицо у которого покраснело. Медленно и словно бы случайно она немного раздвигает ноги и одаривает его улыбкой. Лицо мужчины краснеет ещё сильнее, он точно завороженный пялится на голые коленки и икры Пеперль. Она ощущает его взгляд прямо как поглаживание по коже и пытливо оглядывается по сторонам, желая сориентироваться в обстановке. Вагон почти пуст, только в переднем отделении едут две увлечённо сплетничающие женщины да какой-то господин, читающий газету. Кондуктор, прислонившись к поручням, стоя дремлет на площадке. Тогда Пеперль смелеет и как бы случайно поднимает юбку ещё выше. Она туго обтягивает ей ляжки и ещё немного их приоткрывает. В то же время она как ни в чём ни бывало оживлённо щебечет с Мали, будто совершенно не замечая присутствия постороннего. Правда, её пальцы нервно теребят подол, то подтягивая его повыше, то снова его одёргивая. Но подтягивание вверх неизменно сопровождается лёгким подъёмом юбки. Пожилой визави тяжело дышит. Ему достаточно лишь немного склонить голову набок, чтобы без труда разглядеть пятнышко тёмных волос, оттеняющих пиздёнку Пеперль. Краешком глаза Пеперль незаметно изучает сидящего напротив. По дорогому костюму и, прежде всего, по толстой роговой оправе очков она делает вывод, что у него есть деньги! Для проверки результатов своих наблюдений на практике она высоко поднимает одну ногу на сидение и возится с ремешком туфли. Этот манёвр длится лишь несколько секунд, однако этого для Пеперль вполне достаточно, чтобы откровенно продемонстрировать свою талантливую пизду пожилому господину и дать ему возможность в полной мере насладиться нежданно-негаданно представившимся случаем. Глаза у того сразу же полезли из орбит, руки начали мелко дрожать, однако, всё это быстро кончилось. Пеперль подчёркнуто неторопливо опускает ногу с сидения и тщательно приводит юбку в порядок. Таким образом, представление окончено, занавес опущен, и девочка с невинной улыбкой смотрит на совершенно выведенного из равновесия мужчину.
– «Звезда Пратера», – картаво объявляет остановку кондуктор.
Девочки встают, медленно проходят вперёд, и Пеперль при этом, как бы нечаянно, крепко трётся о колено мужчины. Потом они проворно выпрыгивают из вагона, Мали подхватывает Пеперль под руку и хочет поскорее утащить её подальше, однако Пеперль шагает подчёркнуто медленно, поскольку надеется, что господин всё-таки пойдёт за нею следом. Она бросает косой взгляд через плечо и видит, как мужчина колеблется. Тогда она ободряюще ему улыбается. Оглянувшись через минуту ещё раз, она видит его уже стоящим у ворот одного дома на Гейнештрассе. Он делает едва заметный кивок головой и исчезает в воротах.
– Пойдём, Мали, – говорит Пеперль, разворачиваясь на пятках. Она быстро устремляется за стариком. Мали сначала не понимает, что всё это значит, однако, стоило ей увидеть стоящего в подворотне старика, ей всё сразу становится ясно. Когда они приближаются к мужчине, тот спрашивает:
– Ну, и что же мне с вами делать?
Пеперль, глядя на него, улыбается и предлагает:
– Хотите подержать нас за пиздёнку?
Она произносит это безо всякого стеснения и при этом сразу же задирает юбку. Мужчина смотрит с вожделением и уже вынимает было из кармана руку, чтобы схватить Пеперль. Но та моментально одёргивает подол и спрашивает:
– А что вы нам за это дадите?
На физиономии пожилого господина отражается разочарование.
– Так, стало быть, вы шлюхи и хотите получить деньги!
– Конечно, а как же вы думаете, – решительно заявляет Пеперль, – вы полагаете, что мы дамы-благотворительницы из ордена Южного Креста? Разумеется, мы шлюхи, и одно я вам прямо скажу: деньги в руки – будут звуки!
Она снова задирает юбку, и на сей раз сразу до пупа. Одновременно она расставляет ноги. Мали, которая до этого момента только смотрела и слушала, делает то же самое, и мужчине теперь представлен вид двух юных пиздёнок, очень красивых пиздёнок, и изо рта у него начинают течь слюнки.
– И сколько же вы просите? – спрашивает он, опасливо оглядываясь по сторонам.
– Пятьдесят шиллингов, – отвечает Пеперль, – но за эти деньги вы можете и полизать меня, и отъебать.
– Тут это невозможно. А вдруг кто-нибудь сюда явится?
Его рука хватается за пизду Пеперль, и пальцы сразу же нащупывают секель.
– В такой шикарный дом никто не войдёт, – объясняет Пеперль, – Мали может посторожить у ворот дома, чтобы нам никто не помешал.
Мали тотчас же послушно занимает позицию у ворот дома и рукой подаёт сигнал, что можно приступать. Мужчина принимается играть пиздёнкой Пеперль и сразу же даёт ей в руку свой хер. Такая крохотная макаронина для Пеперль что-то новенькое. Мягким, ссохшимся комочком кожи лежит она в её ладони.
– Возьми в рот, – приказывает старик.
Пеперль нагибается и начинает лизать. От добросовестного обхождения, какое Пеперль ему оказывает, хер даже становится чуточку больше, однако достойного вида по-прежнему не принимает. Она сосёт и лижет, оттягивает вниз и поднимает крайнюю плоть, ласкает языком головку члена, а дрожащая рука старика ковыряется у неё в пизде. «Палец мало смыслит в данном деле», – думает про себя Пеперль, когда чувствует, как наполовину отвердевшая макаронина начинает подрагивать у неё во рту. В этот момент старик вынимает руку из её пизды и обессилено прислоняется спиной к стене. Пеперль даёт херу выскользнуть, продолжая его поглаживать, и видит, как из него стекает и капает на пол тонкая, серо-белая ниточка спермы. Теперь она суёт ладонь в карман платья, и сама поигрывает с пиздёнкой. Отдышавшись, старик неторопливо прячет свою макаронину в брюки, бросает на Пеперль злобный взгляд и широким шагом убегает на улицу.
Пеперль в полном недоумении и растерянности провожает его глазами и идёт к Мали.
– Сколько он тебе дал? – ревниво спрашивает подруга.
– Нисколько! Ни гроша!
– Вот мерзавец! Какой негодяй! – совершенно обескуражено произносит Мали.
– А ведь я ему ещё и лизала, я себе этого никогда не прощу, вот сучара, вот ничтожество мелочное!
Обе девочки оцепенело глядят вслед удаляющемуся старику, фигура которого в эту минуту растворяется в сутолоке гуляющей по Пратеру публики.
– Ну, попадись он только мне ещё раз! – в сердцах клянётся Пеперль. – Отныне сперва деньги, а уж потом пизда. Я даже предположить не могла, что такой солидный господин окажется настолько вульгарным. Заставить лизать себе штуковину совершенно бесплатно. Да, век живи, век учись, как всегда говаривает моя тётка. – Пеперль места себе не находит от бессильной ярости и праведного негодования. – Будь мне наперёд это известно, я бы ему, сучаре, макаронину откусила! Но больше со мной никогда ничего подобного не случится. Ладно, давай на карусели прокатимся, иначе я с ума сойду от бешенства, пойдём, Мали.
Рука об руку шагают две юные бляди по Звезде Пратера в направлении парка аттракционов, и когда затем, оседлав розового поросёнка, Пеперль блаженно взлетает и опускается на карусели, она уже и думать забыла о том, что сегодня она впервые имела дело с клиентом, убегающим, не заплатив.
«Жизнь чудесна!» – думает девочка, взлетая высоко вверх на стремительно крутящихся цепях карусели. Её голые ноги описывают большие круги, её юбка вспархивает и надувается встречным потоком воздуха, обнажая ляжки до самого живота. Пеперль не замечает, что даёт сейчас даровое представление для разрастающейся толпы мужчин, которые собираются у подножия аттракциона и, задрав головы, с восхищением глазеют на отчаянную девчонку. Ещё раз и ещё раз, всё снова и снова Пеперль отсчитывает очередные двадцать грошей, и, качаясь, взлетает в блаженном самозабвении. Потом она спускается на твёрдую землю, потому что у неё остался только один шиллинг, а его задумано приберечь для цирка.
