— Я и не отрицаю. Я тогда всем поставил шампан­ское.

Дон Мануэль принялся расхаживать взад и вперед по огромному кабинету; он погрузился в глубокую задумчи­вость, время от времени делал решительные жесты и что-то восклицал.

— Да, я вышел из народа, и я народный избранник, — наконец объявил он, — а приезжие распутницы — штрейкбрехерши. — Он остановился перед своими помощни­ками и гневно стукнул себя кулаком в грудь. — На мое правление легло позорное пятно. Мы не можем допус­тить, чтобы неквалифицированная рабочая сила из-за рубежа отнимала кусок хлеба у нашего честного, трудо­любивого народа, это против моих принципов. Достой­ные сеньоры правильно поступили, что обратились ко мне с просьбой защитить их. Я немедленно прекращу скандал.

Конечно, речь президента была очень эффектна и пол­на критики в собственный адрес, однако все понимали, что это одни слова, все как было, так и останется. Мадам Корали припудрила нос и оглядела эту командную высоту лица в зеркальце.

— Я хорошо знаю человеческую природу, — произ­несла она, — и этих дамочек я тоже понимаю, они просто бесятся от безделья.

— Можно оборудовать поле для игры в гольф, — роб­ко предложил кто-то из помощников. — Но гольф займет их только днем.

— Если им так нужны мужчины, — сказала Ла Гор­да, — пусть привозят их с собой.

— Caramba![2] — вскричал президент и вдруг замер. — Вот он, выход!

Ох и изобретателен он был, ох и хитроумен, иначе разве достичь бы ему такого высокого положения. Он весь сиял от радости.

— Внесем поправку к закону. Мужчины будут приез­жать, как и раньше, без всяких препятствий и препон, а вот женщины — только в сопровождении мужей или с их письменного согласия. — Он увидел ужас на лицах своих помощников и успокаивающе поднял руку. — Иммигра­ционные власти получат распоряжение толковать слово «муж» со всей возможной снисходительностью.

— Maria Santissima![3] — воскликнула мадам Корали. — Если они будут приезжать с другом, друг не потерпит треть­его лишнего, и наши клиенты вернутся туда, где столько лет были желанными гостями. Вы великий человек, дон Мануэль, вам обязательно поставят памятник.

Нередко самые головоломные сложности разреша­ются до смешного просто. Поправку к закону очень быст­ро приняли в соответствии с предложениями, которые внес дон Мануэль, и хотя вольно раскинувшаяся под солн­цем столица этой свободной и независимой страны по-прежнему благоденствовала и процветала, будто ее щедро осыпали дарами из рога изобилия, мадам Корали полу­чала доход от своей полезной деятельности, дочери Карменситы завершили образование в дорогом монасты­ре в Новом Орлеане, а сын Ла Горды успешно окончил Гарвард.

1926